Шаг с крыши - Погодин Радий Петрович - Страница 10

– При чем тут деньги?! – возмутился Витька. – Говорите глупости и не знаете. Вам бы только деньги.

– А вам? – спросила служанка. – Эй, господин де Гик, яичница!

За ее спиной стояли англичанин и черный гвардеец. Вытягивали шеи. На этих шеях дрожали и двигались вверх-вниз взволнованные кадыки.

– Повешу, – шептал англичанин сладким голосом.

– Повешу, – мечтательно вторил ему гвардеец. – Видит бог, повешу. Ему яичница, а нам? – Он почесал уколотое шпагой место.

Дверь погреба отворилась.

– Наконец-то. Волшебный аромат. Давно не ел горячего. Мое почтенье, господа. – Де Гик схватил сковородку и, захохотав, скрылся в погребе. И оттуда, приглушенный железной дверью, донесся его вопль: – И шкварки! За шкварки я прощу любую ведьму и возьму ее себе в святые…

Гвардеец и англичанин наступали на служанку. Они наступали в сапогах из бычьей кожи, в перчатках из кожи оленьей, в сукне и в бархате. При шпагах. Она повизгивала и пятилась.

– Супу! – заорал вдруг Витька свирепым, полным благородства голосом. Грохнул кулаком по столу. – Горохового супу с луком!

– Несу!

Витька расставил ноги, упер руки в столешницу, уселся, как подобает рыцарю и мушкетеру.

Вошла служанка с супом. Суп дымился в миске, распространял вокруг запах жареного лука и грудинки. Витька крякнул, предвкушая удовольствие. Но… англичанин протянул руку к миске. Гвардеец ударил его по руке, и миска оказалась перед слугой божьим.

– Вам не подобает, милорд, хлебать плебейскую еду. У нас такой похлебкой кормят слуг.

– А вам? – краснея и надуваясь, спросил англичанин.

– А я слуга господен, мне можно.

– Вы не имеете права, – сказал Витька, совершенно ошеломленный подобной быстротой действий.

– Имею, имею, – успокоил его гвардеец. – Бог дает человеку одно только право – родиться на свет божий.

– Не только родиться, – возразил Витька запальчиво.

Черный гвардеец посмотрел на него одобрительно.

– Правильно, мой мальчик. Не только родиться, но и умереть. Все остальные права бог дает святой церкви и королю. Люблю образованных детей. В наше время дети не были такими образованными. Некультурные были дети.

Служанка головой покачала.

– Эх, вояка, – сказала она. – Как же ты, сударь, будешь сражаться за короля, если за свой суп постоять не умеешь.

– А ты не разглагольствуй! – прикрикнул на нее гвардеец. – Повешу!.. Вот поем и повешу. – Он откусил пшеничного хлеба, отхлебнул супа.

– А помолиться-то, святой отец, помолиться перед трапезой забыли? – ехидно заметил англичанин. – Нехорошо, святой отец.

Гвардеец поспешно встал, сложил руки домиком и, воздев глаза к небу, забормотал:

– Спасибо господу богу нашему, что не оставляет слуг своих голодными. Аминь. – А когда он сел, миски перед ним не было. Англичанин уже хлебал из нее и чавкал.

– Плебейская еда, милорд, – сказал гвардеец растерянно. – Это для слуг.

– Очень вери вел. Хозяин должен знать, что ест слуга.

– Врете вы! – вдруг ни с того ни с сего крикнул Витька. Девчонка даже вздрогнула от неожиданности.

– Ты о чем, мой мальчик? – спросил гвардеец, не отводя от англичанина глаз.

– Насчет права врете. Право дает людям конституция.

– Это ваша королева, что ли? Так она нам не указ. А какие же она, сын мой, дала права тебе?

– Первое! – выкрикнул Витька. – Свобода! Равенство! Братство!

Англичанин поперхнулся супом. Выкатил на Витьку блеклые глаза.

– Вот, вот, – гвардеец ткнул в англичанина пальцем: – Вместо того, чтобы лишать служителя господня пищи, вы бы, милорд, послушали, что наша молодежь болтает. Это из Англии мода.

– Нет, это из Франции, – англичанин поднялся.

– Из Англии!

– Из Франции!

– Второе! – Витька руку выставил вперед, как оратор-трибун. – Право на труд!

– Пожалуйста, трудитесь, – отмахнулся от него гвардеец. – Бог любит тружеников… Из Англии веяния.

– Из Франции!

Гвардеец и англичанин, толкаясь плечами, пошли вокруг стола.

– Вы, сударь, лжете.

– Это вы лжете, милорд. Это у англичан повадка лгать…

Витька ухватил одного из них за камзол.

– Не путайте. Право на труд – это… Короче, кто не работает, тот не ест.

– Боже милостивый! – Глаза у служанки открылись в пол-лица. – Эй, господин де Гик, вы слышите, кто не работает, тот и не ест. А вы сожрали все колбасы!

Девчонка, глядевшая на Витьку со страхом, дернула служанку за рукав. Служанка поспешно прикрыла рот фартуком.

Витька подвинул миску с супом к себе, а в супе плавали грудинка и жареный лук янтарного цвета. Витька хлебать принялся и после каждого глотка ложку облизывал и выкрикивал:

– Право на отдых! Право на образование!

Гвардеец и англичанин стояли возле него, держась за шпаги.

– Чего уставились? – спросил Витька.

– Дальше, – сказал гвардеец.

– Мне очень любопытно. Валяйте дальше, – сказал англичанин.

Витька великодушно объяснил:

– Дальше идут свободы. Свобода – тоже право. Свобода совести. Свобода волеизъявлений. Свобода вероисповедания.

Девчонка и служанка поспешно перекрестились.

– Так, значит, верь во что попало? – спросил гвардеец. – В любого бога.

– Вообще-то бога нет. У нас это наукой доказано. Но если вам нравится верить – пожалуйста. – Витька подчистил миску корочкой. – Еще о свободах объяснить? Свобода печати…

– Достаточно, – сказал англичанин.

– Вполне достаточно, чтобы тебя повесить! – Гвардеец схватил Витьку за шиворот и заорал: – Шпион!

– Вы что? – прохрипел полузадушенный Витька. – Я просто говорил…

Девчонка и служанка заплакали обе враз.

– Он пришел сражаться за нашего короля, – ревела девчонка.

– Сударь, не верьте ему. Он просто сам не знает, что говорит, – голосила служанка. – Это с непривычки к простецкой пище. Да разве может быть такое? Подумайте. Такого никакая королева не допустит, хоть будь она Констанция или Констюнция.

– Чего вы давите?! – хрипел Витька, пытаясь освободить ворот. – Не знаете, а давите.

Гвардеец его тряхнул.

– Ишь ты, как ловко скрылся! Меня не проведешь. На самом деле, ты шпион. И знаешь чей? – Он приставил длинный острый палец к Витькиному носу. – Гугенотов! Он гугенот! Ларошелец! Его послали подрывать святую католическую церковь… Ух ты, щенок! – Гвардеец встряхнул Витьку так, что Витькины зубы, попадись, перекусили бы подкову. – Как это мы тебя пропустили в ту святую Варфоломеевскую ночь? – Гвардеец покрутил головой, разглядел во дворе бельевую веревку. Толкнул Витьку к англичанину. – Подержите его, милорд.

– Да никакой я не шпион! – закричал Витька. – Вы что, с ума сошли? Я только рассказывал, как у нас…

Англичанин трогал Витькину шкуру, губами чмокал.

– Редчайший зверь. Когда тот черный тебя повесит, я у него этот шкура буду выигрывать. Я думаю, так будет благородно. Ты фрондер. Опасный тип.

А за окном чирикали воробышки. Струилось небо.

Служанка и девчонка стояли возле камина на коленях.

Прибежал гвардеец, путаясь в веревке. У него уже и петля была готова. Он накинул ее Витьке на плечи.

– В мои годы дети и слов таких не знали. Молились богу, – гвардеец вздохнул и поволок Витьку по лестнице наверх. – Все гугеноты – бунтовщики!

Девчонка и служанка заревели еще громче.

– Вы не имеете права меня вешать! – отбивался Витька. – Что я вам сделал?

– Ты слышишь, господи? – Гвардеец поднял руку над головой и где-то там пошарил пальцами. – Да святится имя твое, да исполнится воля твоя. – Он выбрал балку потолще, перекинул через нее веревку.

– Молись!

– Да не шпион я. Не шпион. Мне с дикарями было легче разговаривать. Они хоть понимали. И я их понимал.

– Молись!

– Каугли маугли турка ла му, – зачастил Витька.

– Молись, молись. Ишь, гугенотские молитвы читает, мазурик.

– Сунду кулунду каракалунду…

– Хватит, – сказал гвардеец. – Господи, благослови, – и начал выбирать свободный конец веревки.