Путь волшебника - Адамс Джон Джозеф - Страница 38

Вот так номер! Значит, он обанджа?!

На своем веку он наслушался сказок про обанджа, а вот теперь оказался одним из них. Нкем позволил пониманию впитаться в душу, и жизнь как будто начала обретать смысл. «А ведь я был везучим мальчишкой, — подумал он. — Они в самом деле хотели меня прикончить».

«Друзья» детей-обанджа редко бывают настоящими друзьями. Это духи — спутники человека, живущие в тонком мире. Сущности завистливые, они бы очень хотели обитать в мире физическом, но не могут, а потому и Нкему мешают наслаждаться жизнью.

Всякий раз, едва он слабел, друзья-духи пытались утащить его в тонкий мир. Когда нападали куры, мальчишка страдал от малярии. Перед атакой козы Нкем испытал глубокую душевную травму — в то утро умерла его любимая собака. И лошадь подгадала время, когда он почти не ел два дня и едва на ногах держался. Таким образом, все встало на свои места. В дни покушений он бывал или болен, или подавлен, или ослаблен каким-нибудь иным образом. Все просто и понятно. До сегодняшнего дня.

Нкем поглядел на зевак. Потом на страусов и на «ягуар», превратившийся под ударами их клювов в кучу дерьма.

— Иисусе… — прошептал он.

Происходящее казалось горячечным бредом, но ведь все было на самом деле.

Нкем и Огаади заговорили одновременно.

— Ты хочешь немного пожить другой жизнью, — сказала она.

— Ты ведь… и меня можешь превратить? — спросил он.

И снова их голоса слились.

— Могу, — ответила она.

— Ты этим ничего от меня не добьешься.

Женщина подняла руку.

— Послушай меня хоть чуть-чуть. Когда мы достигаем определенного возраста…

— Мы — это кто?

— Такие люди, как амусу. Мы берем себе ученика. У каждого из нас есть камешек, который изменится, если мы повстречаем будущего ученика.

— И я — твой ученик?

— Камень превращается в золото, — кивнула она, — соприкоснувшись с учеником.

Он истерически рассмеялся.

— Ты же совсем не намного старше меня! Посмотри на себя!

Нкем и сам по-новому взглянул на женщину-птицу. Гладкая кожа, крепкие мускулистые бедра. Запах цветков грейпфрута. И она все сидит на нем. Нехорошо. Оглянулся на толпу — уже человек пятьдесят. Нкем приподнялся, но Огаади по-прежнему не двигалась.

— Надо бы убраться отсюда, — сказал он.

После этих слов она слезла с него, и оба поднялись на ноги. Одного взгляда на зевак Нкему хватило, чтобы возникшая было эрекция мигом прошла.

— Я думала, ученик мой будет не таким… старым… — сказала Огаади.

— Но-но! Мне всего двадцать пять лет!

— Учиться начинают в пять-шесть. Да я только заколдованной пробыла лет двадцать!

— Может, время для птиц течет по-другому? — спросил Нкем и нахмурился, дивясь, как такая мысль пришла ему в голову.

— Двадцать лет, проведенных в тюрьме. — Огаади отвернулась и пробормотала: — И вот теперь, едва я оказалась на свободе, мне на шею вешается ученик. Какая чушь…

Нкем услыхал, как женщина в толпе хихикнула и пробормотала:

— Любопытно, что его жена на это скажет? На вау!

Захотелось швырнуть в нее камнем.

Огаади взглянула на болтушку, наклонилась, подняла камень и запустила им в толпу. Камень упал прямо под ноги женщине.

— Чинеке! — воскликнула она и отпрыгнула, врезавшись в стоявшего позади мужчину.

Несколько человек вокруг нее дружно выкрикнули: «Хе-е-ей», но ни один не отошел.

Огаади издала глубокий грудной звук, он продолжался и усиливался. Услыхав его, страусы перестали клевать автомобиль и двинулись на толпу. Люди закричали и кинулись врассыпную, теряя обувь, мобильные телефоны, бумажники. Одни прыгали в легковушки, внедорожники и грузовики и с визгом газовали с места. Другие разбегались на своих двоих, преследуемые огромными птицами. Вскоре Нкем и Огаади остались наедине.

— Забудь о них, — сказала она.

— Ты не знаешь, кто я, — нервно хихикнул он. — Через час вся Нигерия будет обсуждать то, что здесь произошло.

— Ерунда, — отмахнулась она и оглядела его сверху донизу. — Так на что ты намекал, когда говорил про превращение?

Подойдя к «ягуару» Нкем провел пальцами по царапине на стекле, по вмятинам на дверцах и крыльях. Никто ему не поверит. Даже с фильмами, отснятыми любителями-папарацци. Эму выбили лобовое стекло и стекла на задних дверцах. А жена уже наверняка на тропе войны. Он повернулся к Огаади:

— Ты можешь защитить меня от друзей-духов?

— Только если сама буду там…

«Мне удалось спастись уже четырежды», — подумал он.

— А что со мной…

— Не скажу, пока ты не решишься окончательно.

— И долго я буду… — Нкем смотрел на пустую дорогу, — отсутствовать?

— Это зависит от разных вещей, — ответила она со вздохом, глядя на свои обломанные ногти. — Когда я закончу, можешь и дальше сниматься в фильмах, но они будут… не такими, как прежние. — Колдунья недолго помолчала. — Ну что, надумал? Если надумал, я согласна помочь.

— Я готов.

— Все обанджа одинаковые! — рассмеялась она и кивнула. — Безответственные, как сама преисподняя.

Прежде чем ответ сорвался с языка, Нкем почувствовал, что превращение началось. Тело искажалось, кости меняли длину. Возникла боль, но не сказать, что страшная. Вроде хотелось похныкать, но и это уже было не в его власти. Правда, в душе он все же плакал. Жалко было оставлять все, что он приобрел в своей жизни: жену, семью, карьеру, вечно сплетничающую проклятую толпу. Они все уходили в прошлое. Нкем покидал забитую машинами, отравленную выхлопами магистраль, чтобы свернуть на проселок. Чтобы уйти на время.

Раздался звонкий голос Огаади:

— Ты вернешься, когда я призову! И мы начнем учебу! — Она засмеялась. — Сегодня чудесный день! Мы оба свободны! Но остерегайся своих друзей-духов.

Нкем и так знал, что их надо остерегаться.

Он взлетел в небо, будто через изгородь перепрыгнул. Огаади превратила его в орла, а он-то побаивался, что станет страусом. Наверное, женщина-птица прочитала его мысли. Орлам он завидовал с детства. Орел запросто съест курицу, а летает он так высоко, что никакой бешеной козе или лошади не допрыгнуть.

Огаади и впрямь оказалась сильным амусу. Переполненный счастьем Нкем открыл клюв и заклекотал. Он поднимался все выше и выше и в конце концов улетел прочь.

Криста Хоппнер Лихи

СЛИШКОМ ОПАСНЫЙ ЯД

Став свиньей, я сильно изменился.