Мистер Мерседес - Кинг Стивен - Страница 44

– Мне нужно… похудеть, – выдыхает он.

– Тебе нужно заткнуться, – говорит она, потом двигается – чуть-чуть – и закрывает глаза. – Господи, как глубоко. И хорошо. О диете будешь волноваться позже. – Снова начинает двигаться, останавливается, чтобы изменить угол, ловит ритм.

– Не знаю, как долго я…

– Придется держаться. – Глаз она не открывает. – Просто держись, детектив Ходжес. Считай до ста. Думай о книгах, которые тебе нравились в детстве. Произноси «ксилофон» наоборот. Но оставайся со мной. Много времени мне не потребуется.

Он остается с ней столько, сколько нужно.

Иногда, в расстроенных чувствах, Брейди Хартсфилд проезжает маршрутом своего величайшего триумфа. Его это успокаивает. И вечером этой пятницы, оставив на фабрике мороженого фургон и перекинувшись парой шуток с Ширли Ортон, он не отправляется домой. Едет на своей таратайке в центр города. Ему не нравится, что капот сильно вибрирует, а двигатель ревет слишком громко. Скоро придется сравнивать цену нового (нового старого) автомобиля со стоимостью ремонта. И «хонда» матери взывает о помощи даже громче, чем его «субару». Правда, на «хонде» она ездит не так уж часто, учитывая, сколько времени проводит с бутылкой.

Его Аллея памяти начинается на Лейк-авеню, в непосредственной близости от ярких огней центра города, где по четвергам миссис Трелони всегда парковала свой автомобиль, и тянется к Мальборо-стрит и Городскому центру. Только в этот вечер привычный маршрут обрывается в непосредственной близости от кондоминиума. Он тормозит так резко, что следовавший за ним автомобиль едва не врезается в него. Водитель негодующе жмет на клаксон, но Брейди не обращает внимания. Для него это все равно что пароходный гудок по ту сторону озера.

Следовавший за ним автомобиль объезжает его, водитель опускает стекло со стороны пассажирского сиденья, чтобы во всю глотку крикнуть: «Говнюк!» Брейди не обращает внимания и на крик.

В этом городе тысячи «тойот-королл», и сотни из них синие, но у скольких «королл» на бамперах красуется наклейка «ПОДДЕРЖИМ ГОРОДСКУЮ ПОЛИЦИЮ»? Брейди готов поспорить, что только у одной. И что делает жирный экс-коп около кондоминиума, в котором жила мать той женщины? Зачем приехал к сестре миссис Трелони, которая теперь живет здесь?

Ответ очевиден: детектив Ходжес (пен.) охотится.

У Брейди отпадает желание проехать маршрутом прошлогоднего триумфа. Он делает запрещенный разворот (и это так не похоже на него) и направляется в Норт-Сайд. Направляется с единственной мыслью, которая вспыхивает и гаснет, как неоновая вывеска.

Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок.

Все идет не так, как он предполагал. Ситуация выходит из-под контроля. Это неправильно.

Что-то надо сделать.

Когда над озером появляются звезды, Ходжес и Джейни Паттерсон сидят на кухне, поглощают обед, доставленный из китайского ресторана, и пьют красный чай. Джейни – в мягком белом банном халате, Ходжес – в боксерах и футболке. Воспользовавшись после секса душем (Джейни дремала, свернувшись калачиком посреди кровати), он встал на весы и обрадовался: сбросил четыре фунта с того дня, когда взвешивался в прошлый раз. Процесс пошел.

– Почему я? – спрашивает Ходжес. – Только пойми меня правильно. Я чувствую себя невероятно счастливым, даже благословенным, но мне шестьдесят два, и я толстый.

Она потягивает чай.

– Что ж, давай об этом подумаем. В старых детективных фильмах, которые мы с Олли в детстве смотрели по телику, я была бы одной из жадных стерв, может, продавщицей сигарет в ночном клубе, которая пытается соблазнить грубого и циничного частного детектива своим роскошным белым телом. Только я не из жадных, да мне это и не нужно, учитывая, что я недавно унаследовала несколько миллионов долларов, а мое роскошное белое тело начало обвисать в нескольких стратегически важных местах. Как ты, должно быть, заметил.

Он не заметил. Заметил другое: она не ответила на вопрос. Поэтому он ждет.

– Недостаточно?

– Нет.

Джейни закатывает глаза.

– Хотелось бы мне найти более мягкий ответ, чем «мужчины такие глупые», или более элегантный, чем «я возбудилась, и мне хотелось смахнуть паутину». Но ничего другого в голову не приходит, поэтому ограничимся этими. Плюс ты мне понравился. Прошло тридцать лет с тех пор, как я была юной дебютанткой, да и сексом я последний раз занималась слишком давно. Мне сорок четыре, а это позволяет тянуться к тому, чего я хочу. Не всегда успешно, но тянуться я имею право.

Он таращится на нее с искренним изумлением. Сорок четыре?

Она хохочет.

– Знаешь что? Этот твой взгляд – лучший комплимент, который я получала за долгие годы. И самый честный. Один этот взгляд. Так что продлю себе удовольствие. Сколько мне, по-твоему?

– Может, сорок. Это по максимуму. То есть я – совратитель малолеток.

– Чушь. Если бы деньги были у тебя, а не у меня, любой счел бы твой роман с молодой женщиной вполне естественным. Если бы ты спал с двадцатипятилетней, это воспринималось бы как должное. – Она выдерживает паузу. – Хотя было бы растлением малолеток, на мой взгляд, разумеется.

– И все-таки…

– Ты старый, но не слишком, и тяжелый, но не очень. Хотя станешь неподъемным, если и дальше будешь поправляться. – Она нацеливает на него вилку. – Так откровенно женщина может говорить только с мужчиной, с которым переспала и который по-прежнему нравится ей до такой степени, что она готова с ним пообедать. Я говорила, что секса у меня не было два года. Это правда, но знаешь, когда я последний раз занималась сексом с мужчиной, который мне действительно нравился?

Он качает головой.

– В двухгодичном колледже. И он был не мужчиной, а мальчишкой, защитником футбольной команды, а на его носу краснел огромный прыщ. Такой неуклюжий парень и кончил слишком быстро, но милый. Потом он просто плакал у меня на плече.

– Так это не был… ну, не знаю…

– Секс из благодарности? Из жалости? Даже не думай. И вот что я тебе обещаю. – Она наклоняется вперед, в распахнутом халате видна ложбинка меж грудей. – Похудей на двадцать фунтов, и я рискну лечь под тебя.

Он смеется.

– Все было прекрасно, Билл. Я ни о чем не сожалею, и крупные мужчины – моя слабость. Защитник с прыщом весил примерно двести сорок фунтов. А мой бывший напоминал жердь, и мне при нашей первой встрече следовало понять, что ничего путного у нас не выйдет. Мы можем поставить на этом точку?

– Ага.

– Ага. – Она улыбается и встает. – Пойдем в гостиную. Пора тебе отчитаться.

Он рассказывает ей обо всем, за исключением долгих послеполуденных посиделок перед теликом и заигрываний с отцовским табельным револьвером. Она слушает внимательно, не перебивая, ее взгляд редко отрывается от его лица. Когда он заканчивает, Джейни достает из холодильника бутылку вина и наполняет два стакана. Они большие, и на свой Ходжес смотрит с сомнением.

– Не знаю, Джейни, я за рулем.

– Не этим вечером. Ты остаешься. Если только у тебя нет кота или собаки.

Ходжес качает головой.

– Даже попугая? В одном из тех старых фильмов в твоем кабинете обязательно стояла бы клетка с попугаем, говорящим всякие гадости потенциальным клиентам.

– Конечно. А ты работала бы у меня секретаршей. Только звали бы тебя не Джейни, а Лола.

– Или Вильма.

Ходжес улыбается. Мысленные волны существуют, и они с Джейни настроены на одну частоту.

Она наклоняется вперед, вновь открывая соблазнительное зрелище.

– Составь портрет этого парня.

– Знаешь, я таким никогда не занимался. У нас есть для этого специальные люди. Один из полиции, двое – с кафедры психологии университета штата.

– Все равно составь. Я проверила в «Гугле», и сдается мне, что в полицейском управлении ты был лучший. У тебя куча благодарностей.

– Иногда мне везло.