Возрождение (ЛП) - Боуден Оливер - Страница 61

– Когда другие слепо следуют за истиной, помни…

И Эцио осознал, что ему известны нужные слова, как если бы он знал их всю жизнь.

– …Ничто не истинно.

– Когда другие ограничены моралью или законом, – продолжил Макиавелли, – помни…

– …Все дозволено.

– Мы работаем во тьме, – сказал Макиавелли, – но служим свету. Мы – Ассассины.

И другие присоединились к нему, вторя в унисон: "Ничто не истинно, все дозволено. Ничто не истинно, все дозволено. Ничто не истинно, все дозволено".

Когда они закончили, Марио взял Эцио за левую руку.

– Время пришло, – сообщил он. – В наш просвещенный век мы не столь прямолинейны, как наши предки. Мы не требуем жертвовать пальцем. Но наша печать столь же вечна. – Он вздохнул. – Ты готов присоединиться к нам?

Эцио, словно во сне, но, прекрасно осознавая, что надо делать, и что должно произойти, не сомневаясь, протянул руку.

– Да, – проговорил он.

Антонио подошел к жаровне и извлек из нее раскаленное тавро для клеймения, выглядевшее как две половинки кольца, которые соединялись с помощью рычага на ручке. Потом он взял Эцио за безымянный палец.

– Эта боль скоро пройдет, брат, – сказал он. – Как и многое другое в этой жизни.

Он вставил палец между половинок тавра и соединил их. Оно прожгло плоть, запахло паленым, но Эцио не дрогнул. Антонио быстро разжал тавро и отложил его в сторону. Ассассины скинули капюшоны и окружили его. Дядя Марио с гордостью похлопал племянника по спине. Теодора вытащила маленький стеклянный фиал с прозрачной густой жидкостью, которой она осторожно смазала ожог на пальце Эцио.

– Это успокоит боль, – произнесла она. – Мы гордимся тобой.

Макиавелли подошел к Эцио и многозначительно кивнул.

– Добро пожаловать в наши ряды, Эцио. Теперь ты один из нас. Остается завершить церемонию посвящения, а потом… потом, друг мой, мы займемся неотложными делами!

С этими словами Макиавелли посмотрел с края колокольни. Далеко внизу вокруг колокольни на небольшом расстоянии друг от друга лежали стога сена – корм для лошадей из конюшен Дворца Дожей. Немыслимо, чтобы кто-то, спрыгнув с такой высоты, мог бы приземлиться точно в одну их этих крошечных целей, подумал Эцио. Но Макиавелли уже прыгнул, плащ взвился за его спиной. Ассассины последовали его примеру, и Эцио, со смесью ужаса и восхищения, наблюдал, как каждый из них приземляется с безупречной точностью, а потом присоединяется к остальным. Они обнадеживающе (Эцио надеялся, что именно так) смотрели наверх.

Неоднократно прыгая с крыш, он, тем не менее, никогда прежде не сталкивался с подобной высотой. Стога сена выглядели размером с кусочки поленты, но Эцио понимал, что другого способа спуститься на землю нет, и что, чем больше он думает, тем сложнее будет это сделать. Он сделал два-три глубоких вздоха и бросился вперед и вниз, в ночь, вытянув руки, словно при прыжке в воду.

Ему показалось, что падение длилось не один час, ветер свистел в ушах, ерошил волосы и трепал одежду. А потом перед глазами появились стога сена. В последний миг он закрыл глаза…

…И рухнул прямо в стог! Дыхание перебило, но он, шатаясь, поднялся на ноги и обнаружил, что ничего не сломано, и этот факт его очень воодушевил.

Марио и Теодора подошли к нему.

– Я же говорил, что он справится, – сказал Марио Теодоре.

 Позже этим же вечером Марио, Макиавелли и Эцио сидели за большим столом в мастерской Леонардо. Перед ними лежал странный артефакт, ради получения которого Родриго Борджиа затратил так много сил. Все трое рассматривали предмет с любопытством и страхом.

– Это невероятно, – проговорил Леонардо. – Просто потрясающе.

– Что это, Леонардо? – поинтересовался Эцио. – И для чего эта штука?

– Честно говоря, – отозвался Леонардо, – я в замешательстве. Оно скрывает темные секреты, а устройство не похоже ни на что, виденное на земле, – я никогда не встречал ничего подобного. И я не знаю, что это, так же, как не знаю, почему земля вращается вокруг солнца.

– Ты хотел сказать "солнце вокруг земли"? – поправил Марио, подозрительно взглянув на Леонардо.

Леонардо изучал устройство, осторожно крутил его в руках. В ответ шар засветился призрачным светом, исходящим откуда-то изнутри.

– Материал, из которого он сделан, по логике, не должен существовать, – удивленно продолжил Леонардо. – И, совершенно точно, это очень древний артефакт.

– Оно упоминается на страницах Кодекса, что есть у нас, – вставил Марио. – Я узнал его по описанию. Кодекс называет это "Частицей Эдема".

– Родриго называл его "Яблоком", – добавил Эцио.

Леонардо резко поднял взгляд и посмотрел на него.

– Как яблоко с Древа Познания? То, что Ева дала Адаму?

Все снова воззрились на предмет. Свечение становилось ярче, его мерцание гипнотизировало. Эцио ощутил непреодолимое желание и, по неясной ему самому причине, протянул руку и прикоснулся к шару. Он не почувствовал жара, исходящего от артефакта. Но вместе с желанием пришло ощущение опасности, что стоит ему только коснуться "яблока", как в него ударит молния. Эцио не знал, что происходит с другими. Казалось, весь мир вокруг него стал темным и холодным, и в нем не осталось ничего, кроме самого Эцио и этой… штуки.

Ладонь свою он больше не контролировал – просто смотрел, как она движется вперед и уверенно ложится на гладкий артефакт.

Первое, что он испытал, был шок. Яблоко выглядело металлическим, но на ощупь оказалось теплым и нежным, как женская кожа, словно шар был живым! Но времени задуматься над этим фактом не осталось, ладонь отбросило. А в следующий миг свечение, идущее изнутри артефакта, стало еще ярче и внезапно взорвалось, ослепив, калейдоскопом света и ярких красок. В кружащемся водовороте огней Эцио различил некие фигуры. На мгновение ему удалось оторвать от них взгляд и посмотреть на товарищей. Марио и Макиавелли, зажмурившись, отвернулись, то ли от страха, то ли от боли схватившись за головы руками . Леонардо же стоял, застыв в благоговейном трепете, с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом. Отвернувшись от друзей, Эцио увидел, как фигуры сливаются в единое целое. Там был огромный сад, населенный ужасными созданиями; темный город в огне; громадное облако в виде шляпки гриба, по размеру куда больше, чем кафедральные соборы или дворцы, виденные Эцио; марширующая армия, такая, какой Эцио никогда не видел, и даже не мог вообразить, что подобная армия может существовать; голодные люди в одинаковой форме, которых солдаты с помощью кнутов и собак загоняли в кирпичные здания; высокие трубы, извергающие дым; звезды и планеты, движущиеся по спирали; люди в странных доспехах, кружащиеся в черноте космоса. Там были даже другой Эцио, другой Леонардо, Марио, Макиавелли, многочисленные копии самих себя, из разных времен, беспомощно кувыркающиеся в воздухе, игрушки мощного ветра, который, казалось, гудит вокруг них в комнате.

– Останови это! – крикнул кто-то.

Эцио стиснул зубы и, сам не понимая почему, стиснул левой рукой правое запястье, а потом силой заставил правую ладонь снова коснуться артефакта.

Внезапно все прекратилось. Комната обрела привычный облик и пропорции. Мужчины переглянулись. Все вроде бы были в порядке. Очки Леонардо все еще висели у него на носу. Яблоко неподвижно лежало на столе и выглядело как обычный шар.

Первым заговорил Леонардо.

– Оно никогда не должно попасть в чужие руки. Слабых духом оно сведет с ума.

– Согласен, – кивнул Макиавелли. – Я с трудом вынес все это. Оно обладает невероятной силой.

Надев перчатки, он осторожно взял Яблоко и убрал его обратно в шкатулку, для надежности захлопнув крышку.

– Думаете, Испанец знал, что делает эта штука? Он смог бы ее контролировать?

– Он не должен ее получить, – непререкаемым тоном ответил Макиавелли и протянул шкатулку Эцио. – Позаботься о нем и защищай всеми возможными способами.

Эцио аккуратно принял шкатулку и кивнул.