Украденное счастье. Цветок на камне - Бекитт Лора - Страница 53

— Хорошо, дядя, я постараюсь уговорить маму, — ответила Асмик, хотя знала, что это невозможно.

Прошло несколько дней, и зловещее предсказание Григора сбылось: на рассвете в дом Тиграна Агбаляна явились вооруженные арабские воины. Они велели его вдове убираться на все четыре стороны вместе с дочерью и слугами, сказав, что ее покойный муж объявлен преступником, его имущество подлежит передаче в казну, а в доме будет жить начальник личной гвардии наместника.

Они выгнали женщин на улицу, не позволив им взять с собой ничего, и те стояли возле дома, не зная, что им делать и куда идти. Горячий ветер трепал их одежду, а небо, равно как и горы, видные с любой точки земли, равнодушно взирали на их несчастье.

Асмик казалось, будто она видит страшный сон. Краска то сбегала с ее лица, то вновь приливала к щекам. Отбросив привычную невозмутимость, мусульманские воины пожирали девушку глазами, а она отвечала испуганным, но непреклонным взглядом. Рядом с Асмик ни жива ни мертва стояла Хуриг, единственная оставшаяся с ними служанка, некогда бывшая кормилицей и няней супруги Тиграна Агбаляна.

Глаза Сусанны сузились от гнева; с холодной, дразнящей усмешкой она произнесла несколько презрительных фраз.

— Осторожнее, женщина! — бросил один из арабов, который понимал язык завоеванной ими страны. — Будь благодарна за то, что тебе сохранили жизнь!

Она хотела ответить, но не успела — рядом с ними остановился молодой всадник с саблей на боку. Бросив на женщин стремительный, как молния, взгляд, он заговорил с человеком, возглавлявшим отряд, а потом произнес на фарси, который знали Асмик и Сусанна:

— Позвольте им забрать одежду и личные вещи. Полагаю, они не понадобятся Халиду ибн Кудру, который собирается здесь поселиться!

После некоторых колебаний воины разрешили женщинам войти в дом. Старая служанка взяла кое-какую утварь, девушка бросилась складывать украшения и наряды, а ее мать взяла мешочек с золотом. Он хранился в тайнике, и арабы его не нашли.

Тоскливый взгляд Сусанны скользнул по великолепным красно-черным настенным коврам, на которых было развешено драгоценное оружие, по ярко начищенной серебряной и медной посуде. Эти вещи не имели цены, ибо хранили память о тех, кто никогда не вернется обратно.

Разумеется, Асмик узнала человека, благодаря которому у них с матерью сохранилось немного золота и милые сердцу вещицы — осколки привычного мира. Это был тот самый юноша-араб, с которым она обменивалась, казалось бы, невинными, а на самом деле полными обещания взглядами. Девушке не приходило в голову испытывать благодарность к этому человеку. Он принадлежал к племени завоевателей — после того, что произошло с их семьей, это решало все.

Молодой воин попытался заговорить с женщинами, но Сусанна резко и холодно оборвала его, и он не решился их преследовать. Юноша был поражен тем, как сильно изменилась девушка. Если прежде он видел в ее глазах таинственный, незримый для прочих смертных свет, то теперь ему чудилось, будто ее взор навсегда заволокли растерянность и скорбь.

В тот же день Сусанна, ее дочь и Хуриг покинули Исфахан. Все ближайшие родственники уехали, и женщине не пришло в голову обращаться за помощью к чужим людям.

Асмик не понимала, как можно пуститься в путь, идти куда глаза глядят с одержимостью человека, который сжег позади себя все мосты. Мысли о будущем лишали ее воли, захлестывали волной страха, но она не решалась спорить с матерью. Хуриг тоже молчала, лишь тихонько вздыхала и прижимала к груди узелок со скудными пожитками.

Девушка надеялась, что Сусанна выберет одну из оживленных торговых дорог, но та направилась в горы. Они мало шли пешком, чаще ехали то на одной, то на другой неповоротливой и скрипучей крестьянской повозке, хозяева которой всякий раз задавали себе вопрос: куда направляются эти изнеженные городские женщины?

Лишенные растительности спины хребтов граничили с пестрыми коврами лугов, яркое солнце окрашивало заснеженные вершины в золотой и нежно-розовый цвет.

Горному краю было свойственно глубокое молчание, порой казавшееся уютным, а временами — тревожным. Как-то раз после короткого летнего дождя Асмик увидела радугу, похожую на огромный венок, таинственный нимб или волшебный мост в другую жизнь, и робко спросила мать:

— Куда мы едем?

— Я надеюсь остановиться в каком-нибудь горном селении, где живут люди нашего народа и нашей веры.

Девушка вздрогнула. В селении? Неужели в одном из тех, что встречались по дороге? Большинство селений, застроенных покосившимися глиняными домами с плоскими кровлями, прилепились на склонах гор, точно ласточкины гнезда. Между хижин тянулись узкие, как щели, утопающие в пыли улочки. В арыках журчала мутная вода. Лошадей не было; единственными животными, на которых ездили верхом и перевозили кладь, были ослы.

Однажды, когда они покупали у крестьян лепешки, один из них, сгорбленный древний старик-перс, прямо спросил женщин, что они ищут. В этот миг мать Асмик, сложив ладони ковшиком, пила воду из ледяного источника, берущего начало где-то далеко в горах.

— Уединение, — повернув голову, неожиданно призналась Сусанна. — И укрытие.

А потом рассказала, кто они такие и откуда едут.

Старик задумчиво пожевал губами и ответил:

— Неподалеку находится селение, в нем издавна живут армяне; у них есть своя церковь. В окрестностях селения был заброшенный дом. Возможно, он уже разрушен, а может, и нет. Рядом есть вода. Там вас никто не потревожит.

— Как называется это селение? — спросила женщина.

— Луйс[12].

— Луйс? — задумчиво повторила Сусанна, пристально глядя на старика. И с неожиданной решимостью произнесла: — Покажите дорогу!

Глава 2

Еще месяц назад Каринэ, мать Вардана, сказала сыну:

— Слышал ли ты, что недалеко от нашего селения в заброшенном доме поселилась знатная женщина с дочерью и служанкой? Говорят, они прибыли из самого Исфахана!

Сперва Вардан пропустил слова матери мимо ушей, но после задумался. Знатная женщина? Здесь, в этих краях?!

Юноша знал, о каком доме говорит Каринэ. Это была большая, но старая, частично разрушенная постройка. Никто не знал, кому она принадлежала, и даже старики не помнили тех, кто жил в ней прежде. В детстве вместе с другими мальчишками Вардан искал там клады, но позже старался не приближаться к дому. У этого места была дурная слава; считалось, что в заброшенном жилье обитают злые духи и того, кто осмелится там поселиться, ждут невиданные несчастья. К тому же повзрослевшему Вардану было некогда разгуливать без дела: работа на земле отнимала много времени и сил.

Снедаемый любопытством, юноша стал бродить по окрестностям под благовидным предлогом — будто он там охотится — и вскоре увидел незнакомую девушку.

В первый миг Вардана поразило не лицо, не фигура незнакомки, а ее одежда, какую его односельчанки не носили даже по праздникам: вышитое золотом красное платье с разрезами ниже бедер и с позолоченным поясом, шелковые чулки и остроносые туфельки без задников. Черные волосы девушки были заплетены не меньше чем в три десятка тонких шелковистых косичек, каждую из которых венчал сверкающий серебряный шарик.

Разглядев все это, Вардан обратил внимание на огромные карие, полные печали глаза, изящно очерченные губы и нежное личико девушки.

Вероятно, она просто гуляла, потому что в ее руках не было ни корзинки, ни кувшина. Кругом было потрясающе красиво: вулканические породы придавали почве розоватую и желтовато-коричневую окраску. Суровый воздух нагорья был пропитан ласковым светом. Легкие облака медленно плыли в высоком небе, не затеняя солнца.

Боясь, что потеряет незнакомку из виду, Вардан вышел из своего укрытия, остановился перед девушкой и произнес:

— Кто ты такая?

Юноша старался говорить и держаться строго и твердо. Отец Вардана руководил сельской общиной и слыл одним из самых уважаемых людей Луйса. После его смерти юноша взял хозяйство в свои руки, хотя на ту пору ему исполнилось всего пятнадцать лет. По местным меркам его усадьба считалась зажиточной; каждый год они с матерью нанимали не меньше пяти-шести работников.