Знак фараона (сборник) - Бекитт Лора - Страница 104

В тот же день Хирам поднялся с постели здоровый и бодрый, будто не пролежал в горячке почти неделю, а назавтра юноша и девушка отправились в дом, где прежде жила Нира. Девушка сказала, что, каким бы ни был Антеп, он остается ее отцом и, как бы это ни было трудно, она должна заручиться его согласием на брак.

Дул северо-западный ветер, смягчавший привычную жару, но Нира так сильно волновалась, что ее бросало в пот при каждом вздохе. Она остановилась перед родным домом, не в силах сделать шаг, но Хирам смело толкнул калитку и вошел внутрь, а следом за ним переступила порог и Нира. Оглядевшись, девушка заметила, что на каменных плитах двора лежит толстый слой пыли, под навесом, где она обычно готовила еду, свалена немытая посуда, а кувшины и котлы, прежде полные вкусной пищи и напитков, пусты.

Антеп сидел в своем любимом уголке и мрачно жевал черствую лепешку, запивая ее купленным на рынке кислым вином. Увидев дочь, он оторопел и вытаращил глаза. Он был готов немедленно наброситься на нее с обвинениями, но заметил рядом с Нирой незнакомого человека, судя по виду жреца, и упреки застряли в его горле вместе с куском лепешки.

Антеп никогда не бывал в храме, не приносил жертв богам; он считал жрецов лживыми и жадными, однако страшился их власти, потому что они были связаны с чем-то недоступным его уму. Отец Ниры смутно подозревал, что на том свете ему придется ответить за некоторые слова и поступки, а потому при виде служителей бога невольно терялся и утрачивал привычную самоуверенность.

Антеп напоминал злобного сторожевого пса, который поджимает хвост, почуяв хозяйскую палку, скалит зубы, но не смеет укусить.

– Кто вы и с чем пришли? – сдержанно произнес он, обращаясь к Хираму и при этом пожирая дочь глазами. От Антепа не укрылось, что на ней новое платье, дорогие украшения, что Нира похорошела, а страх в ее глазах уступил место выражению скромного достоинства и уверенности в себе.

– Меня зовут Хирам, я служу в храме Амона и пришел сообщить, что верховный жрец дал согласие на мой брак с вашей дочерью, – холодно ответил юноша.

– На брак?! – Забывшись, Антеп повысил голос. Поняв, что потерял власть над Нирой, он мигом озлобился. – А кто мне ответит, где эта девчонка провела два последних месяца?! Она отпустила на свободу раба, который стоил кучу денег, и скрылась, чтобы я не спустил с нее шкуру!

Хирам смотрел на него с изумлением. Какая глыба тупой силы, невежества, душевного мрака! Он заслонил собой испуганную Ниру и сказал:

– Ваша дочь жила и работала в храме Амона. Она сбежала от вас, потому что вы ее били и издевались над ней. Раба вы купили по дешевке, как и всех остальных, и все равно уморили бы голодом и непосильной работой.

Антеп лязгнул зубами, поднялся с места и шагнул вперед. От него исходила такая угроза, что мало кто не отшатнулся бы в страхе. Хирам остался стоять на месте.

– Я не дам своего согласия! – рявкнул отец Ниры.

– Это ничего не решает. Мы все равно поженимся. Бог поставил меня над вами, и этим все сказано. Отныне Нира вам ничем не обязана.

Юноша взял девушку за руку и уверенным шагом направился к калитке.

Темные глаза Антепа предательски забегали. Он подумал о заброшенной гробнице, о своем имени, которое никто не сохранит в памяти, и нерешительно окликнул:

– Эй, постойте!

Хирам оглянулся через плечо.

– Да?

– Ладно, женитесь. Только… только у меня есть одно условие. После свадьбы вы объявите всем, я имею в виду всем моим знакомым и соседям, что моя дочь не гулящая, что она – честная девушка! Это… это очень важно для меня. Я хочу, чтобы люди знали: она не такая, как ее мать!

Нира смутилась до слез, а Хирам спокойно промолвил:

– Она такая, как ее мать. Такая, как все женщины. Она слаба и нуждается в защите.

– Так вы скажете моим соседям, что она невинна? – угрожающе произнес Антеп.

Взглянув на девушку, которая стояла с опущенной головой, Хирам промолвил:

– Скажу. А теперь мы уходим.

Антеп переминался с ноги на ногу. До него начала доходить истина. Подумать только, его дочь станет супругой жреца самого крупного храма в Фивах, храма, широко известного за пределами города! Это не сын мясника!

– Вы пригласите меня на свадьбу?

– Мы не собираемся устраивать пышного торжества, – сказал Хирам. – Просто разобьем кувшин и попросим Амона даровать долгую и счастливую жизнь нам и нашим будущим детям.

– Ты правильно разговаривал с ним, – задумчиво промолвила Нира, когда они очутились за воротами.

– Просто помимо телесной силы существует сила души и сердца, сила слова.

– Мне кажется, я поняла, что такое счастье, – произнесла девушка неожиданно звонким и радостным голосом. – Это то, что у тебя есть, но ты не можешь поверить, что оно существует!

Брачная церемония не требовала долгой подготовки и состоялась на следующий день. Тогда же Хираму и его жене отвели новую комнатку с отдельным входом, чему юноша был очень рад: ему не хотелось жить с Нирой там, где хотя бы что-то напоминало об Аруне. Он перенес в комнату свои вещи: циновки, лампу в виде плоской чашки на подставке, письменные принадлежности.

Сидя над свитками в Доме Жизни, Хирам не мог думать ни о чем, кроме того, что дома его ждет любимая женщина. Он отчетливо видел начертанные на папирусе знаки, но почему-то не мог понять их значения, как будто бы разучился делать то, что столько лет составляло смысл его жизни.

Едва дождавшись часа, когда можно было покинуть Дом Жизни, юноша поспешил в свое новое жилище. Он сразу заметил, что здесь появились новые вещи: покрытая цветной глазурью глиняная посуда, две большие плетеные корзины, а также металлическое зеркало и большой сундук для хранения одежды. Нира приготовила вкусный ужин и ждала Хирама. Она выглядела очень смущенной, но радостной; ее ресницы трепетали, а на щеках пылал румянец.

Юноша от души нахваливал все, что ему подала молодая жена, хотя на самом деле от волнения кусок не шел ему в горло. Хирам чувствовал себя не в своей тарелке. С одной стороны, они должны были лечь вместе, с другой – он не был уверен, хочет ли этого Нира. И потом… проклятая Аруна! Юноша не представлял, как вести себя с обыкновенной, нормальной женщиной. Эта безумная сирийка будто заклеймила его огненной печатью! В довершение всего в его разум заползала предательская мысль: как знать, быть может, любовник Ниры сделал с ней то же самое?

Пока девушка убирала посуду, в комнатке стало темно. Хирам зажег лампу. В ее свете кожа Ниры казалась золотистой, а глаза блестели, будто два таинственных зеркала. Между новоиспеченными супругами возникла странная отчужденность, и они молчали.

Внезапно Хирам подумал о том, что они поступили неправильно. Их брак носил характер сделки: Нира вышла за него, чтобы спасти свою честь и дать ребенку отца, а он… он желал избавиться от воспоминаний о том жарком и постыдном, чему предавался с помрачающей разум и совесть страстью. Он знал, что Нира будет именно такой женой, какая ему нужна. И если он не женится на ней сейчас, она никогда ему не достанется.

Тихонько вздохнув, Нира легла спать не раздеваясь, поджав по себя ноги. Ей было немного стыдно и страшно, но все же она была готова отдаться Хираму. Только, по-видимому, он не хотел ее. Наверное, потому, что она принадлежала другому мужчине или потому, что в ее теле зрела новая жизнь. Однако он женился на ней! Пожалел? В таком случае, не пожалеет ли он об этом когда-нибудь снова? Девушке стало обидно и больно, потому что она успела привязаться к нему, полюбить, пусть не страстно, но глубоко. Нира уважала своего супруга и преклонялась перед живой, могучей, хотя и не вполне понятной силой, которой он служил.

Хирам устроился у противоположной стены. Оба долго не могли заснуть, но притворялись спящими, каждый думая о своем, терзаясь своими собственными сомнениями и болью.

Хирам неслышно поднялся и вышел еще до рассвета, когда небо было серебристо-серым, как рыбья чешуя, а воздух ласкал прохладой. Он долго смотрел на спящую Ниру, но так и не решился потревожить ее. Он направился во двор храма, полный раскаяния и сомнений. Совершил омовение в священном бассейне. По пути в Дом Жизни встретил Бакту, который проснулся столь же рано. Тот принялся подшучивать над Хирамом, как это принято после свадьбы и брачной ночи, но юноша держался замкнуто и даже не улыбнулся.