Эшафот забвения - Платова Виктория - Страница 53

Прислонившись к вагонному стеклу, я пыталась вспомнить лицо Александровой – и не могла. Оно сливалось в моем воображении с лицом Фаины Францевны Бергман, они были неотделимы друг от друга, они были одним целым, сестрами-близнецами, орлом и решкой, двумя сторонами одной медали.

Я возвращалась к Митяю совершенно измотанной этими своими мыслями. Я даже не могу посвятить его в то, что произошло, – как бы я к нему ни относилась. Как бы я к нему ни относилась, он все равно остается человеком Кравчука, не самым последним, если ему с самого начала поручили деликатную миссию присматривать за такой паршивой овцой, как я.

Мне не с кем поговорить о том, что произошло, – и это суровая реальность сегодняшнего дня. С тех пор, как на площадке появилась Бергман, Братны старательно избегает меня. И это не потому, что я была свидетельницей преступления и – в какой-то мере – его соучастницей. И не потому, что он хочет поскорее забыть о том, что произошло, а одно мое присутствие напоминает ему о рукояти шила под сердцем старой актрисы. Он забыл об этом сразу же, без всяких внутренних усилий, – как забывает обо всем, что не затрагивает сферы его интересов.

Сейчас он одержим новой актрисой. Сейчас все сложилось идеально, сейчас он попал в самую сердцевину, сейчас он понял замысел фильма до конца. Сейчас ему не нужен никто – ни чтобы поддержать его, ни чтобы возразить ему.

…Все закончилось так, как и должно было закончиться, банальный, давно апробированный мною способ ухода от всех проблем: я купила в ларьке дагестанский коньяк, от которого за километр несло фальшивкой, и выпила полбутылки на лавочке возле митяевского дома.

Легче от этого мне не стало. И подкрашенный спирт, под завязку нашпигованный дубильными веществами, не согрел меня. Неужели я никогда не смогу по-настоящему напиться?..

…Я оставила недопитый коньяк возле мусоропровода и, подбросив на руке ключи, все-таки решилась позвонить.

Митяй открыл сразу же.

– Ты задерживаешься, – без всякого выражения в голосе сказал он. Это что-то новенькое.

– А ты уже успел соскучиться?

– Ненавижу беспорядок и распущенность.

– Ты разрешишь мне войти или так и будем стоять на пороге? – Чертов коньяк запоздало начал проводить воспитательную работу в организме – меня качнуло.

Митяй поддержал меня – все-таки справедливости ради нужно отметить, что реакция у него отменная.

-Да ты уже набраться успела! – сказал он брезгливо. – Раздевайся и иди проспись.

– У меня другое предложение, гораздо более продуктивное… Поехали куда-нибудь. Я тебя приглашаю. – Черт знает что, откуда возникла эта бредовая идея, уж не коньячные ли пары ее навеяли?

– Господи, куда ты можешь меня пригласить? – Митяй критически осмотрел мой нищенский прикид, подстреленное пальтецо и добротные тяжелые ботинки, годящиеся разве что для недолгих вылазок в Швейцарские Альпы.

Внутренности не лучше, их можно даже не комментировать: потертые джинсики и свитерок с барского плеча Серьги Каныгина. И голое тельце под свитерком, милый чистенький мальчик, тебе даже в голову не придет до него добраться…

– Я знаю одно милое местечко…

– Распивочная у Курского вокзала? – Это было уже слишком. Откровенный вызов в память об уехавшей в Лиссабон противозачаточной пилюле с дипломом спортивного массажиста.

– Зачем же так? Это ресторан с хорошей кухней. Его держит один мой близкий приятель.

– Автомобилист? – прищурившись, спросил Митяй, он, оказывается, ничего не забывает, ценное качество.

– В некотором роде. Ты согласен? – Я была уверена, что он не согласится.

Но он согласился. Сегодняшний день продолжает преподносить мне сюрпризы, очень мило с его стороны.

– Ты переоденешься? – осторожно спросил Митяй.

– Это очень демократическое место. Никаких смокингов не нужно.

– Хорошо. Я буду готов через пятнадцать минут…Спустя час мы уже подъезжали к “Попугаю Флоберу”. За несколько кварталов до ресторана Митяй начал беспокоиться.

– А как называется этот кабачок? – аккуратно спросил он.

– Знаешь, у меня очень плохая память на названия. Визуально помню, а вот со всем остальным туговато. Сейчас свернешь налево, и выйдем прямо на цель.

…Парковка перед “Попугаем Флобером” была отдана на откуп крутым иномаркам. Вполне приличная “девятка” Митяя выглядела здесь инородным телом, бедной телятницей из совхоза, приехавшей в город к своим дальним зажиточным родственникам.

Не доезжая до парковки, Митяй остановился, бросил руль и повернулся ко мне: ноздри его раздувались.

– Так и знал, что ты меня подставишь! – прошипел он. – Говорил же сто раз, не стоит доверять такой бабе, как ты!

– А в Чем, собственно, проблема, милый?

– Это кабак моего шефа.

– Ну и что?

– А то, что есть такое понятие – субординация.

– Что ты говоришь! Это когда дворня должна сидеть в людской и жрать за печкой картофельные очистки? И дальше гардероба – ни-ни?

– Ты просто дура! При чем здесь картофельные очистки? При чем здесь гардероб? Просто в этот кабак мы не ходим.

– Именно в этот?

– Да.

– Отчего же? Было письменное распоряжение? Циркуляр? Вас выстроили и перед строем зачитали приказ?

Митяй растерялся. Он не мог сказать мне ничего вразумительного.

– Ну, нет, конечно. Просто это не принято, и все.

– А ты знаешь, что все, что не запрещено, – разрешено? Меня пригласил сам Кравчук, и ты это слышал. Меня пригласил он, а я приглашаю тебя. Или ты находишь это противоестественным? Конечно, есть такая вещь, как дешевое холуйство…

– Ладно, только ты иди вперед.

– А ты? Зайдешь пописать в ближайшую подворотню?

– А я посмотрю, как тебя вышвырнут отсюда. Это доставит мне большое удовольствие.

…В роскошном холле “Попугая Флобера” меня встретил швейцар с лицом бойца отряда специального назначения, прошедшего все горячие точки, включая Абхазию и Приднестровье. Должно быть, и сейчас при желании у него под униформой можно легко обнаружить установку “Град”.

Швейцар критически осмотрел мой затрапезный наряд:

– Чего надо?

– Метрдотеля, – лаконично ответила я.

– А Папу Римского? Топай отсюда.

– Тогда к метрдотелю добавьте еще и книгу жалоб.

– Чего-чего?

– Не думаю, что Андрей Юрьевич останется доволен тем, как принимают его гостей.

Имя Кравчука произвело магическое впечатление на швейцара. Он моментально исчез и появился спустя несколько минут уже с метрдотелем, тем самым, которого я уже видела, – скромный резидент под дипломатическим прикрытием, наш человек в Гаване, вышедший в отставку Джеймс Бонд.

– Слушаю вас, – обратился ко мне Джеймс Бонд.

– Вы не узнаете меня? Я как-то обедала у вас с Андреем Юрьевичем…

– Да-да, конечно. Прошу вас. – Ни один мускул не дрогнул на лица метрдотеля, именно с такой физиономией и нужно вербовать нечистых на руку специалистов по стратегической оборонной инициативе. Кравчук отлично вышколил своих людей, нужно отдать ему должное.

– Одну минутку.

Я вернулась к машине.

– Ну что? – заинтересованно спросил Митяй.

– Путь свободен.

– Сошло с рук?

– Мне все всегда сходит с рук. Идем, нас ждут. Всю ответственность я беру на себя.

…Сказав, что в “Попугае Флобере” царят демократические нравы, я сильно погрешила против истины. Это был элитный кабак, где по вечерам собиралась дорогая публика. Холеные грузины, давно отошедшие от продажи мандаринов и перескочившие на шоу-бизнес; молодые банкиры с лицами профессоров математики из Беркли; нефтяные царьки из северных провинций, страдающие зудом траты денег. Несколько легко узнаваемых телевизионных морд в обществе таких же узнаваемых супермоделей, похожих на изысканные торшеры; жены и любовницы в декольте и бриллиантах, с открытыми спинами и голыми руками, все, через одну, женщины-вамп и рафинированные стервы. И никакого кафешантана, никакой развязной попсы, только струнный оркестр с неизменными Гайдном и Альбинони.

Что ж, очень изысканно. Чин чинарем.