Смерть на кончике хвоста - Платова Виктория - Страница 53

— Господи, только этого не хватало. В прошлом году Марина с двумя несчастными граммами героина. Теперь фотография Литвиновой в бумажнике убитого. Вы мне так всю клиентуру распугаете. А у меня еще и школа манекенщиц…

— Да не волнуйтесь вы так, Виолетта Сергеевна. Фотография — еще не криминал. Мало ли как она могла там оказаться…

— Да, я понимаю. Держите меня в курсе, господин Леля.

Что-что, а держать в курсе мы тебя будем. Ничего не утаим.

— И вы тоже. Если Литвинова счастливым образом объявится.

— Непременно.

Гатти поднялась, давая понять, что аудиенция закончена. И Леля самым неожиданным для себя образом впал в минор. Сейчас он уйдет, и у него не будет больше повода столкнуться лицом к лицу с Региной Бадер и ее прирученным шрамом.

— Говорят, вы вдрызг разругались с Ксенией Никольской? — цепляясь зубами за последнюю возможность остаться здесь хоть на минуту, сказал Леля.

— Вам и это известно?

— Дошли слухи.

— Думаю, это не должно волновать правоохранительные органы. — Он все-таки сумел подгадить директрисе настроение. — Это, так сказать, цеховые разборки. Всего доброго, господин Леля.

— Всего хорошего. Приятно было с вами познакомиться, Виолетта Сергеевна. Искренне надеюсь больше не встречаться с вами. По такому прискорбному поводу…

— Я тоже, — Виолетта протянула Леле руку.

И тут произошло нечто странное: альковная обстановка «Калипсо» сыграла с Лелей злую шутку. Он неловко согнулся в полупоклоне и попытался поцеловать Гатти руку. Директриса, не ожидавшая от милицейской ищейки такой галантности, оказалась совершенно не готовой к этому. И протянутая для делового пожатия рука больно стукнула Лелю по носу.

Общая неловкость длилась несколько секунд и была прервана тихим смехом. Смеялась Регина Бадер, невесть как оказавшаяся за их спинами.

— Простите, — процедила Гатти, и смех тотчас же прекратился.

— Это вы меня простите…

Но было уже поздно. Из носа Лели потекла тоненькая струйка крови. Нос всегда был его слабым местом. Он несколько раз подводил старшего следователя в ответственных ситуациях. Вот и теперь: перед ним стояла Гатти, за его спиной смеялась Бадер, а по подбородку текла унизительная светлая кровь.

— Боже мой, у вас кровь! — бесцветным голосом сказала Виолетта.

— Ничего. Это сейчас пройдет…

— Мне так неловко.

— Да все в порядке.

— Сейчас. Регина, помоги, пожалуйста…. Смочи какую-нибудь ткань… Смочи платок…

С той же покорностью Бадер выскользнула из кабинета, а Гатти усадила беспомощного Леонида Петровича в кресло.

— Поднимите голову, — тоном, не терпящим возражений, приказала она.

— Ничего-ничего.

— Поднимите… Вы запачкали пиджак.

— Ничего.

В кабинет вернулась Регина, держа в руках мокрый платок.

— Клади ему на переносицу, — скомандовала Гатти.

Мягкие пальцы Бадер коснулись Лелиного лба: прикосновение длилось всего несколько мгновений, но у следователя заломило в висках. Он готов был умереть от потери крови, только бы ощущать на коже тепло ее рук.

— Вот так, — удовлетворенно заметила Гатти. — Через несколько минут все пройдет.

Но проклятый нос и здесь подвел Лелю: кровотечение прекратилось так же внезапно, как и началось. Симулировать его дальше не представлялось возможным.

— Еще несколько вопросов, если вы позволите, — не опуская запрокинутой головы, сказал Леля.

— Я у вас в долгу. Спрашивайте.

— Как долго работала у вас Литвинова?

— Лет пять.

— А как она у вас появилась? Гатти села в кресло против следователя и задумалась.

— Ну, как появляются девушки. Существует школа манекенщиц, существует кастинг. Мне она сразу понравилась. В ней было что-то необычное, какая-то трагическая тайна. И я не ошиблась… Она оказалась сиротой, приехала в Петербург откуда-то из Мурманской области. Знаете, что она мне заявила при нашей первой встрече?

— Что?

— Она сказала: «Если вы не возьмете меня в агентство, я пойду на панель». Вот так. А девушке было всего девятнадцать…

— Завидная целеустремленность, — только и смог выговорить Леля.

— И склонность к шантажу, добавлю я.

— Вы поддались?

— А что мне оставалось делать? Тем более что у нее были великолепные данные. Этакая стервинка, червоточинка в нутре. А такие вещи ценятся даже больше, чем безупречность формы. Правда, теперь я склоняюсь к мысли, что лучше бы ей было отправиться на панель. Уж там бы она была на месте.

— Лестная характеристика.

— Что поделать. Ну как, вам лучше?

— Да, спасибо.

Злоупотреблять вниманием гостеприимной хозяйки «Калипсо» Леле не хотелось. Он поднялся, воровато сунул мокрый платок Регины Бадер в карман и — теперь уже без всяких задних мыслей — пожал протянутую руку Гатти.

— Держите меня в курсе, — снова повторила она.

— Непременно.

— Регина, проводи.

Такого королевского жеста Леля даже ожидать не мог.

Девушка пожала плечами и двинулась следом за Лелей. Выйдя в коридор, Леля сразу же увлек манекенщицу к ближайшей кадке с крошечной масличной пальмой.

— Всего лишь несколько слов, Регина.

Бадер сочувственно улыбнулась, и шрам, ятаганом занесшийся над бедной Лелиной головой, повторил ее улыбку.

— Это касается Литвиновой, — быстро произнес Леля, чтобы избежать двусмысленностей. Раз уж девушка с фото таинственным образом материализовалась и обрела имя и фамилию, стоит использовать этот факт на всю катушку.

— Я бы не хотела это обсуждать. Тем более что вы получили исчерпывающую информацию от Виолетты Сергеевны.

— И все-таки… То, что сказала Гатти, — это, так сказать, взгляд королевы на подданных.

— А вас интересует мнение толпы?

— Ну, зачем же… — Назвать Бадер человеком из толпы было невозможно. — Меня интересует мнение коллеги по ремеслу.

— Я уже давно не работаю в России. Последние несколько лет я живу в Европе.

Еще бы! Никаких сомнений, что ты живешь в Европе.

— А здесь вы…

— Здесь я в отпуске. Люблю приезжать в родной город, знаете ли.

— И навещать старых друзей.

— Виолетта больше, чем друг, — Бадер неожиданно продемонстрировала скрытый темперамент великомученицы.

Виолетта — это крестная мать и Пигмалион в одном лице, и прочая патетическая лабуда для многочисленных интервью.

— Я понимаю. И все-таки вернемся к Литвиновой. Вы начинали вместе?

— Да. Мы начинали вместе. Пять лет назад.

— И что вы можете сказать о ней?

— Она не годится для модельного бизнеса.

— Вот как?

— Модельный бизнес предполагает полное самоотречение. Я бы сказала — аскезу.

Неожиданный взгляд на вещи. И как только столь совершенный рот может произносить такие пугающие слова?

— Неожиданный взгляд на вещи, — продублировал свои мысли Леля.

— Ничего неожиданного или экстраординарного нет. Это такая же работа, как и всякая другая. И для того, чтобы достичь вершин, нужно сосредоточиться только на ней. Все остальное — побоку. Это кодекс.

Надо же, какая внутренняя убежденность! Леля нисколько бы не удивился, если бы узнал, что в свободное от подиумов и съемок время Бадер истязает худосочную плоть хлыстами и плетьми со свинчаткой. С латинской надписью на рукоятке.

— А Литвинова, значит, его нарушала?

— Да нет. Она просто никогда его не придерживалась. Бизнес был для нее не целью, а средством. А это не правильно, поверьте мне.

— Средством?

— Для достижения ее собственных целей.

— И какие же цели она преследовала? Бадер вздохнула и затянула старую волынку:

— Мне бы не хотелось это обсуждать.

— Мужчины? — прозорливо заметил Леля.

— Можно сказать и так.

— Она искала подходящую партию?

— Не знаю… Она была одинока и рассчитывала только на себя. Кто может осудить ее за это?

— А вы? — Вопрос выскочил из Лели неожиданно, как таракан из хлебницы, но он уже не мог остановиться. — Вы одиноки?

— Я не одинока, — высокомерно сказала Бадер, на ходу безжалостно отрубая хвост смутному Лелиному чувству.