Купель дьявола - Платова Виктория - Страница 34

— Забери ее отсюда, — кивнул Жаик в мою сторону. Я еще глубже вжалась в кресло и вцепилась в подлокотники.

— Ну, не знаю… — с сомнением произнес Андрей.

— Ладно. Пусть остается. Позови Юхно и принеси воды… Этой…

Андрей исчез за дверью, и мы с Жаиком остались одни в огромном кабинете. Он деловито обшарил поверхность наглухо закрытого окна с таким же пуленепробиваемым стеклом, что и в спальне. Я знала об этом. Еще вчера, раздувая жабры, Леха поведал мне, что его особняк охраняется так же, как резиденция президента “Бочаров ручей”.

Оставив в покое окно, Жаик переместился к картине и принялся внимательно рассматривать ее, затем коснулся варварским плоским пальцем поверхности.

— Не надо… — слабым голосом попросила я.

— Чего — “не надо”? — он даже не обернулся.

— Не трогайте картину… Это Остреа. В два прыжка он оказался возле моего кресла и поставил ногу в легком ботинке мне на колено.

— Мне плевать, что это Остреа, или как там его… Ты видишь, мой хозяин мертв. А еще сорок минут назад он был жив и здоров. И я хочу получить от тебя объяснения.

— От меня?

Чутье не изменило ему: я была единственной, кто имел самое полное представление о картине. И о той жатве, которую она собрала. Я знала о “Рыжей в мантии” больше, чем кто-либо другой. И все-таки меньше, чем Леха и Быкадоров. Но я была жива, и поэтому не могла претендовать на абсолютность этого знания.

— Я слушаю, — поторопил меня казах.

— Мне нечего сказать. Оставь меня в покое.

— Почему ты решила, что нужно ломать двери?

— Я не знаю… Ты сам это решил.

— Все было хорошо, пока не появилась ты. Ты в доме сутки, а хозяина уже нет в живых.

— Ну и что? — я медленно начинала приходить в себя. — Ты не сможешь обвинить меня в его смерти, как бы ни старался. Дверь ведь была закрыта изнутри. Задвинута мебелью, правда?

Казах скрипнул зубами; больше всего ему хотелось бы сейчас привязать меня к лошадям и стегануть их по крупу. Только куски моего мяса могут хоть как-то удовлетворить его. И накормить его скорбь. Он был искренне привязан к хозяину, он был предан ему, как только может быть предан восточный человек, — я это видела. И он видел, что я вижу. Обычная бесстрастность изменила ему, но он ничего не мог с собой поделать.

— Ты что-то знаешь.

— Что?

— Это ведь не просто так?

— Тебе виднее, — в отличие от Жаика я не была рядом с Лехой три года.

— Почему она так на тебя похожа? — неожиданно спросил он и кивнул в сторону картины.

— Вопрос к автору.

Пока Жаик соображал, что же мне ответить, в кабинет вошли двое — Андрей с низким стаканом коньяка и Владимир Михайлович Юхно, директор охранного предприятия “Орел”. Судя по сосредоточенному выражению лица, Юхно уже был введен в курс дела. Он сразу же присел перед телом Лехи и пощупал пульс на шее — точно так же, как это сделал Жаик несколько минут назад.

— Он мертв, — сказал казах. Он повторял это слово с разными интонациями, он так до конца и не смог поверить в реальность происходящего.

— Вижу. Что здесь произошло?

— Не знаю. Около пятидесяти минут назад он вошел в дом. Я остался на террасе.

— И больше никого в доме не было?

— Она, — Жаик кивнул в мою сторону. Юхно с любопытством охотника за головами взглянул на меня.

— Это правда?

— Да. Я зашла переодеть платье, — коньяк, принесенный Андреем, вернул мне способность соображать. — Маленькая неприятность, меня облили пуншем.

— И что дальше? — Неужели это он целовал мне руку совсем недавно? После подобного тона остается только снять отпечатки пальцев и сфотографироваться анфас и в профиль.

— Я переоделась.

— Пятьдесят минут переодевались?

— Переодевалась. Потом подправила макияж. Люблю чистить перышки…

Интуиция подсказывала мне, что не стоит потчевать серьезных дядей своей полудетской историей о закрытой двери. Во-первых, мне никто не поверит; во-вторых, никто, кроме Лехи, не сможет подтвердить, что она была закрыта. А Леха мертв, и бесполезно взывать к нему. И, наконец, в-третьих: мое вынужденное тридцатипятиминутное заточение выглядит непонятно. А непонятного и так хватает.

— Ну, хорошо, — Юхно оставил меня в покое и обратился к Жаику:

— Что скажешь?

— Она ни при чем, — со вздохом произнес он. — Может быть, она и была последней, кто видел хозяина живым. Но она ни при чем.

— Аргументы. — Очевидно, в прошлом господин Юхно имел отношение к правоохранительным органам. Жаик подвел Юхно к окну и постучал по стеклу:

— Пуленепробиваемое и к тому же закрыто наглухо. А чтобы зайти в кабинет, нам пришлось высаживать дверь.

— Она была заперта изнутри?

— В том-то и дело, что нет. Она вообще не запиралась. Хозяин придвинул к двери конторку. Так что нам пришлось приложить усилия…

— Давай-ка его перевернем.

Вдвоем они перевернули тело Лехи и несколько минут изучали его. Я знала, что они не найдут никаких следов насильственной смерти. И они не нашли.

— Как вы думаете, что случилось?

— Не знаю, — Юхно доскреб подбородок. — Вскрытие покажет. Во всяком случае, на убийство или самоубийство это не похоже.

— Я тоже так думаю.

— А почему он голый? — спросил вдруг Юхно.

— А почему он заставил дверь конторкой? — огрызнулся Жаик, прикрывая тело хозяина одеждой. Она валялась тут же, на полу.

Это была поэтическая вольность, отход от сценария смерти в Жекиной квартире: вещей Быкадорова так и не нашли. Я вдруг подумала о том, что мертвый Быкадоров все-таки переиграл мертвого Леху Титова — он оставил на одну загадку больше…

— Ничего не понимаю, — продолжал строгим голосом причитать Юхно. — Впервые с таким сталкиваюсь.

— Не вы один, — заметил Жаик.

— В странной позе он лежит… — наконец-то трезвый взгляд Владимира Николаевича Юхно остановился на картине. — Он как будто хотел до нее дотянуться.

— Вот именно.

— Хотел бы я знать, что здесь произошло.

— Я тоже, — снова откликнулся Жаик. — Только она не скажет.

Дева Мария взирала на происходящее с надменным безразличием дорогой проститутки. Да и была ли она Девой Марией, пронзила меня внезапная мысль. Кто был моделью Лукаса ван Остреа? И какие тайны — страшные или совсем невинные — хранила эта женщина? Может быть, пять веков назад она убила своего ребенка? Или своего любовника? Или своего престарелого отца?.. Кто бы она ни была, она знала толк в убийстве. В убийстве и любви…

— Вы похожи, — господин Юхно оторвался от картины и снова уставился на меня. — Поразительное сходство. Даже оторопь берет.

— Она что-то знает, — снова повторил Жаик.

— Картина или девушка?

— И та, и другая, — ответил казах, и я снова подивилась его проницательности.

— Он говорит правду, Катя? — мягко спросил Юхно. Он менял маски злого и доброго следователя с мастерством фокусника.

— Конечно, нет, — я подивилась собственному спокойствию.

— Но, согласитесь, не может же абсолютно здоровый человек отдать богу душу при таких экстравагантных обстоятельствах.

— Не знаю. Я была наверху, переодевалась… Потом спустилась и прошла к заливу. Я же видела вас, Владимир Михайлович…

— Я помню.

— Я искала Алексея… Вернулась в дом и спросила у его телохранителя…

— Она спросила, не видел ли я хозяина, — мрачно подтвердил казах. — Хотя прекрасно знала, что он в доме.

— Я? Я понятия не имела, что он вернулся в дом…

— Так уж не имели?

— Она лжет, — неожиданно заявил Жаик. К этому новому повороту сюжета я оказалась не готова. Похоже, я присутствую на финале драмы, которая разыгралась без меня.

— Лжет? — удивился Юхно.

— Мы вместе пришли. Я и хозяин. Он сказал мне: “Мы скоро придем”. Мы. Он имел в виду себя и ее, — Жаик кивнул на меня. — Перед тем, как зайти в дом, он с кем-то говорил по телефону. И сказал: “Извини, меня ждут”. Она была в доме, и она ждала.

Все его слова, все его несостоятельные свидетели обвинения отскакивали от меня, как горох от стенки.