Купель дьявола - Платова Виктория - Страница 33

Вечеринка уже вступила в свою завершающую стадию.

Над темной водой залива, недалеко от пришвартованной титовской яхты с сакраментальным названием “ГУЛАГ”, виднелось несколько отчаянных голов. Лав-руха и Херри-бой сидели на песке у самой воды и пили коньяк на брудершафт.

— А где Жека? — спросила я, так и не решившись упомянуть имя Лехи. Я найду его сама и призову к ответу.

— Уехала, — Лавруха потянулся и рухнул на песок.

— Как — уехала?

— Ты же знаешь, у нее дети и лимит времени…

— Понятно. А вы, я смотрю, времени зря не теряете.

— Ага. Дышим полной грудью. А где ты своего благоверного потеряла?

— Что значит — потеряла?

— Я думал, вы там предаетесь радостям секса… И все так думают…

— А его здесь нет?

— Нет. Во всяком случае, последние полчаса я его не видел.

Я побродила по узенькой полоске вылизанного пляжа и пересчитала все гостевое поголовье. Лехи среди гостей не было.

— Что, женишок сбежал? — подмигнул мне Лавруха и скабрезно хихикнул.

Не удостоив его ответом, я вернулась к дому. Жаик по-прежнему сидел на террасе.

— Вы не видели Алексея? — независимым голосом спросила я.

Казах сразу же отложил журнал, и в его узких глазах мелькнуло беспокойство.

— Разве он не с вами?

— Как видите.

— Но он же… — непроницаемое лицо Жаика сразу же перестало быть непроницаемым. Впервые я увидела, как происходят тектонические подвижки на поверхности его почти мертвой гладкой кожи, как заостряются скулы и вытягиваются губы. Сторожевой пес был явно взволнован, хотя объяснить причину его волнения я не могла.

С непередаваемой, почти животной грацией он выбросил тело из кресла и метнулся в дом. Я последовала за ним.

Казах обежал весь дом за каких-нибудь семь минут: в пространстве особняка он ориентировался гораздо лучше меня. Все это время он не отрывал от уха портативную рацию, которая обычно болталась у него на поясе.

— Андрей, хозяин не выезжал? — услышала я обрывок разговора. Андреем звали парня, который сегодня дежурил на воротах.

Ответ явно расстроил Жаика, и он принялся рыскать по дому с удвоенной энергией. А спустя несколько минут я услышала громкий стук в дверь на втором этаже. Судя по всему, Жаик бился в дверь кабинета.

— Хозяин? Вы здесь, хозяин? — от голоса телохранителя все еще исходило почтительное ледяное спокойствие.

Вот только я не была так спокойна. Кабинет Титова на втором этаже… Кабинет Гольтмана на первом этаже. И в недрах этих кабинетов, так непохожих друг на друга, мерцает холодным светом картина Лукаса ван Остреа… Холодным светом или адским огнем?

Ноги у меня подкосились. Почти теряя сознание, я рухнула в глубокое кресло.

Почему я подумала о картине? Почему я решила, что Леха обязательно должен быть в кабинете? Он мог отправиться куда угодно… Но тогда Жаик обязательно знал бы об этом, короткая азиатская тень, ангел-хранитель с черным поясом карате на бедрах… Но Жаик колотит в двери, а из-за дверей ему никто не отвечает.

Собрав остатки сил, я поднялась и побрела по лестнице вверх. Это заняло гораздо больше времени, чем я предполагала: я останавливалась на каждой ступеньке, чтобы хотя бы на несколько секунд отдалить конец пути. Я знала, что увижу в конце…

Много позже, когда события этого вечера отдалились и не вызывали ничего, кроме глухой тоски, я часто задавала себе вопрос: почему я сразу же спроецировала трагическую историю смерти Гольтмана на Леху? Но я спроецировала и оказалась права.

По лестнице, мимо меня, профессионально тихо пробежало несколько охранников: их портативные рации работали исправно. Когда же я наконец-то вскарабкалась на второй этаж, кабинет уже осаждали телохранители.

— Хозяин, вы здесь? — все еще увещевал закрытые двери Жаик.

Двери молчали.

— Что будем делать? — спросил один из охранников. Тот самый Андрей, страж врат и главный ключник.

— Он точно не выезжал?

— Нет.

— И на берегу его нет? — риторический вопрос. Если Жаик сидел у дома, значит, Леха обязательно должен был находиться в доме, этого требовали правила безопасности.

— Что будем делать?

— Ломайте двери, — неожиданно для себя скомандовала я.

Только теперь охранники обратили внимание на то, что рядом с ними находится еще кто-то. И этот кто-то им активно не нравится. “Возвращалась бы ты восвояси, в трущобы Гарлема”, — без труда читалось на их физиономиях.

— Делайте, что она говорит, — казах все-таки решился.

— Может, не стоит? — Андрей с сомнением осмотрел высокие дубовые двери.

— Хозяин в доме, — тихим бесцветным голосом произнес Жаик. — И я не видел, чтобы Он выходил.

— А если через кухню?..

— Он никогда не пользуется черным ходом. Он человек привычки.

И все снова посмотрели на меня: я одна была вопиющим нарушением всех правил. Разрушителем всех привычек.

— Слышали? — я непроизвольно отступила за спину Жаика. — Тоже мне, телохранители. У семи нянек дитя без глазу…

Лучше бы я этого не говорила. Охранники синхронно сжали кулаки и обрушили всю их мощь на дубовую дверь.

Она поддалась сразу. Или почти сразу. И снова меня посетило ирреальное чувство уже виденного. Точно таким же образом я открывала дверь в спальню Жеки, когда пыталась прорваться к Быкадорову. Только дверь была не из мореного дуба, а из прессованного картона, обитого фанерой. И к ней было придвинуто трюмо…

"Интересно, чем воспользовался Леха?” — совершенно буднично подумала я, а поймав себя на этой мысли, вскрикнула. Я знала, что увижу за дверью.

Единственная из всех.

Прямо за дверью послышался грохот, и охранники ворвались в кабинет.

Маленькая изящная конторка из красного дерева, которую я заприметила еще вчера, теперь валялась на полу. Должно быть, она была довольно тяжелой, если учесть те усилия, которые прилагали охранники, чтобы прорваться вовнутрь. Конторка оказалась придвинутой к двери — Леха тщетно пытался спастись от внешнего мира.

Так же, как и Быкадоров.

А потом я увидела и самого Леху.

Он лежал на полу, у подножия картины. Софиты бесстрастно освещали его обнаженное тело. Такое же совершенное, как и тело Быкадорова. В ложбинке Лехиного позвоночника стоял непросохший пот, а скрюченные пальцы впились в паркет. Ему не хватило всего лишь нескольких мгновений, чтобы войти в картину… Нет, он не созерцал, как Быкадоров, он хотел обладать женщиной с портрета. Я представить себе не могла, что внезапная смерть может таить в себе столько страсти. И быть такой прекрасной. Я хотела мертвого Леху так, как никогда не хотела Леху живого.

От этой преступной, противоестественной мысли мне стало тошно.

— Прекрати орать, — как сквозь толстое стекло, услышала я голос Андрея. Я орала? Я ору?..

— Выйди отсюда.

Я отчаянно замотала головой.

— Нет!..

Он легко справился со мной, отвел в угол и почти бросил в кресло. Отсюда мне была хорошо видна сцена жертвоприношения: Жена Апокалипсиса с полустертыми складками на мантии и ее несостоявшийся любовник. Остальные — живые — фигуры совсем не вписывались в композицию. Кто-то из охранников бешено щелкал телефонными кнопками, остальные окружили тело хозяина растерянным полукругом.

— “Скорая”?.. Это “Скорая”?.. Жаик присел на корточки перед телом хозяина и осторожно коснулся пальцами его шеи.

— Не нужно “Скорую”… Он мертв.

Мертв.

Я истерически засмеялась. Жаик неторопливо поднялся, подошел ко мне и наотмашь ударил меня по щеке. Это возымело действие: я сжалась в комок и затихла.

— Ничего здесь не трогать. И всем выйти из кабинета. Андрей, позови Юхно.

Юхно. Я запомнила золотое тиснение на визитке, врученной мне несколько часов назад, когда Леха был еще жив и утверждал, что я дивно хороша… Но в самый последний момент предпочел мне “Рыжую в мантии”. Предпочел мне — меня… А Владимир Николаевич Юхно был директором частного охранного предприятия “Орел”.

Орел — одно из четырех животных Апокалипсиса. Лукас ван Остреа был бы доволен.