Живая вода - Крупин Владимир Николаевич - Страница 56

Труднее всего выбрать что-либо подружкам: она столько наговорила им о своем городе, и это надо доказать. Хорошо бы купить им по расписной глиняной игрушке, которые делают только в этом городе, но где их и кому продают, даже в этом городе не знают. Правда, стоит за стеклом огромная барыня в пяти разноцветных юбках, с веером, но такая дорогая, что даже не с чем сравнить. Девочка вздыхает, но тут же и оправдывает цену – очень трудно сделать такую красоту. И вообще девочка ничего не может осудить в своем городе.

Пора возвращаться.

Бабушка обо всем расспрашивает девочку, особенно о родителях, о братике, но все эти разговоры кажутся девочке военной хитростью, чтоб отвлечь ее внимание и побольше ей скормить.

Вот уже и вечер. Девочка надевает на себя вязаную юбку, толстый свитер, осеннее пальто, которое недавно было маминым, и, стоя перед зеркалом, она кажется себе взрослой. Она так и сяк встряхивает головой, волосы так и сяк взлетают и падают. "Раньше, когда девушки эдак-то носили волосы, дак звали их распустехи, – говорит бабушка, но добавляет, чтобы не обидеть внучку: – Нынче всяко над собой издеваются. Чем ни чудней, тем потешней". Девочка, чтобы посмешить бабушку, говорит, что есть еще прически, которые называются у них между собой: "Нас бомбили, мы спасались" или "Я у мамы дурочка". Бабушка вздыхает, ничего не говорит. Но дедушка, в котором нет хитрости, заявляет: "Ты не вздумай эдакой халдой на улицу выставиться". Девочка смеется и заплетает волосы в одну косу, но не в тугую, а в свободную, а концы прядей и вовсе оставляет. На такое дедушка согласен.

Девочка говорит, что идет к фонтану, и выходит.

Теперь она совсем не спешит. Конечно, ей хочется увидеть своих двоюродных братьев, но это завтра. Она ко всем, к кому просил папа, зайдет. Но это завтра. А сегодняшний вечер только ее.

Какой славный ветер шумит деревьями. Ветер вовсе не холодный, в нем тепло, скопленное где-то за городом, в сухом хвойном лесу или в поле, уставленном большими зародами соломы. Ветер спелся с ветками деревьев, они покачиваются туда и сюда враз, по команде его порывов. Ветки ниже высоких неподвижных фонарей. Тень от деревьев ходит по мостовой, и кажется, что вся улица качается на волнах.

В далеком просвете улицы, как свет в конце тоннеля, появляется разноцветное слабое сияние – работает фонтан. Ноги сами начинают частить. Вот уже и музыка слышна.

У фонтана всегда есть место. Не на одной скамье, так на другой. Девочке достается почти полтора метра голубой скамьи. "Хорошо бы рядом никто не сел", – думает она и тут же ругает себя: мимо нее проходит женщина и даже собирается сесть, но вдруг идет дальше. "Она догадалась, что я подумала. Но ведь я сразу раздумала. А уже было поздно". Девочка вспоминает, что ее весь последний год мучают мысли о знаках. Это началось со случайно прочитанной фразы: "Во всем для всех есть тайные знаки, но при усилии разума и направленности души они могут открыться". "И вот сейчас женщина поняла, что я в ту секунду, когда она подходила, не хотела, чтоб кто-то сел рядом. Значит, даже и чужая мысль есть знак" – так думает девочка, а сама уже устроилась, угрелась, подоткнула пальто под колени, запахнула его сверху.

Она ждет начала. То есть фонтан работает уже давно, он вовсю разошелся, но надо поймать момент, когда положение воды, света и музыки от почти нулевого взмывает в какое-то состояние, потом гаснет, потом накапливается и возникает следующее состояние, потом еще и еще… В том, давнем, разговоре специалисты называли цифру семь. То есть семь раз видоизменяется выброс различных струй, меняется освещение и соответственно музыка. Но девочка думает, что все же больше. Надо сосчитать. Надо просидеть внимательно полный круг.

Вот смолкает ровный шорох орошения, струи приседают, прожектора пригасают, музыка дает вступление. Из центральной стойки, из середины взмывает, нарастая и уже на ходу рассыпаясь, разлохмачивая верхушку, невидная из-за своего бесцветного ствола, но озаряя окрестность белой кипящей кроной, мощная струя. Вокруг нее, чуть склонясь, вырываются еще четыре струи. В них есть что-то материнское, прикрывающее. По всей окружности возникают прямоструйные завесы. Когда они взмывают ввысь, получается живая стена, а когда опускаются, становятся похожи на колосья. То ли они, набирая и отпуская воду, командуют музыке, то ли, наоборот, она, зная силу напора, своей волей меняет их рост и окраску. Тут добавляются еще струи, они закрывают расстояние от центра до краев, и все это пространство заполняется невиданными огромными цветами из воды. Может быть, они взяли форму от колокольчиков, развернутых в небо. Их лепестки как стеклянные.

Вот возникли в торжественном согласном шуме еще не появлявшиеся боковые бесчисленные струи, они бьют навстречу друг другу с такой силой, что образуют над всем фонтаном прозрачный, искрящийся разноцветными блестками шатер.

Девочка давно забыла, что надо запоминать смены различных настроенностей фонтана. Пусть. Запомнить бы только вот эти каскады, когда вода, теряя силу и обрываясь, вдруг подпирается снизу, и вновь насильственно возносится, и вновь пытается упасть. Запомнить вот этот порыв ветра, когда он клонит и треплет заросли воды, а нижние тонкие струи как колосья в поле перед грозой. Вот затихло, и как хорошо, что и музыка, чувствуя, что не она здесь главная, то есть как раз она здесь главная, но главная музыка воды, а звучащая по радио – только сопровождение, и вот она притихает, а нарастает звучание воды, выплескиваются все новые аккорды, и вот уже согласный хор, напоминающий водопад, царствует над округой. И вся вода, поднимаемая, кажется, не напором снизу, а небесным притяжением, замирает вдруг и походит на огромный воздушный шар, который вот-вот взлетит и возьмет с собой всю площадь.

Еще девочка думает, что как хорошо, что ни в фонтане, ни около него нет скульптур, главное в фонтане сам фонтан, красота воды.

А еще думает девочка, что игра переблесками цветов часто не в лад, лучше бы, если бы фонтан освещался то одним, то другим цветом, но полным, без игры и смещений. Вот он весь голубой, а вот фантастический, золотой. С самолета это показалось бы огромным месторождением.

Вдруг кончается музыка, по радио включают радиостанцию "Маяк" с последними известиями. Фонтан продолжает шуметь, но голос огрубляет музыку воды. Потом следует эстрадная программа. Она и вовсе не подходит. Тут уж или серьезная музыка, или тишина, думает девочка. Вспоминается дискотека. Там такое же вбивание команды через барабан, так же мигает цветотень. Но там гасят свет не от любви к цвету, а оттого, чтоб не было стыдно дергаться туда и сюда.

А ведь можно и здесь танцевать, думает девочка. Особенно когда хорошая музыка. Прямо в пальто можно. Я бы не постеснялась. И долго-долго танцевать, красиво и медленно.

Вдруг она замечает запах табачного дыма и понимает, что к ней кто-то подсел. Это парень. Он в легкой куртке, джинсах. Длинные светлые волосы зачесаны назад. Поймав ее быстрый, как бы вернувшийся взгляд, он невпопад спрашивает:

– Вы кого-то ждете?

Ей смешно.

– Уже дождалась.

По правилам ее круга надо отвечать независимо и даже грубовато, но не в этом же городе. Парень теряется, его спасает радио. Начинают передавать последние известия, на сей раз спортивные. Он слушает, и видно, что ему действительно интересно.

– Вы за "Спартак", – спрашивает он, – или за ЦСКА?

– Я – за "Арарат".

Парень одобрительно, энергично кивает головой и придвигается. Она отодвигается.

– А зачем вы выпили?

Парень сокрушенно разводит руками, гасит сигарету.

– Плохо одному, понимаете? – Он поднимает голову и говорит, она понимает, правду: – Вот и выпил.

– Что же так? – жестко спрашивает она. – С этих лет?

– Я уж работаю. Из восьмого ушел. Два года в ПТУ. Я монтажник по электросетям, работа денежная, – шутит он, вернее, пытается шутить, потому что застеснялся вдруг.