И настанет весёлое утро (сборник) - Токмакова Ирина Петровна - Страница 41

И настанет весёлое утро

Геркулесовая каша на кухне начала подгорать. Папа высунул голову из ванной и, жужжа бритвой, сердито крикнул бабушке:

– Таисья Гурьевна, даже здесь слышно, что горит! Ну когда ж это, наконец… – И снова скрылся в ванной.

Бабушка метнулась в кухню, огорчённо понюхала кашу в кастрюльке, переложила её в другую кастрюльку, негорелую, снова понюхала, совсем огорчилась, достала сковородку, стала жарить яичницу, но в это время вспенился и убежал кофе.

Папа пил кофе стоя, жевал бутерброд с сыром. Яичницу он есть не стал, и мама сказала сердито, что это бабушке назло. У бабушки дёргались губы, когда она заплетала Полине косы. У Полины у одной изо всей группы в их детском саду были косы. Всех остальных девочек мамы водили стричься в парикмахерскую. А бабушке хотелось, чтобы у Полины были косы, как когда-то в бабушкином детстве: все девочки отращивали косички и не носили брюк, а только надевали сатиновые шаровары на гимнастику. Шаровары Полине шить не стали, а косы бабушка всё-таки попросила отрастить и сама заботливо мыла внучке голову то яичным желтком, то ещё ей только одной известным способом. А папа говорил, что это всё – ему назло. Потому что он терпеть не может всё старомодное и считает, что жить надо по-современному, а не назад оглядываться – так и шею можно свернуть.

В бабушкиной комнате стоял старинный буфет, и большое зеркало в резной раме, и комод из шести ящиков, а на комоде в высоких вазах – сухие цветы и травы. Полине казалось, что это очень красиво, а папа, когда за чем-нибудь входил в бабушкину комнату, каждый раз, выходя оттуда, говорил:

– Это мне назло.

А мама на него за это обижалась, и Полина тоже, потому что знали: вовсе не назло; но он на их обиды не обращал никакого внимания.

Полина думала: вот в телевизоре часто показывают разных дядей и тётей, и все они без конца говорят: «Благополучные семьи – неблагополучные семьи, благополучные-неблагополучные». Передачи эти – скучища, ужас! И слово-то какое-то противное – «получные-неполучные»…

У них в семье, во всяком случае, всё благополучно. Бабушка так говорит соседке, Ванде Феликсовне Бамбурской, когда та приходит к бабушке в гости и они сидят и долго-долго разговаривают и вяжут. А что это обозначает – «благополучно»? Кто-нибудь объясните это Полине, пожалуйста! Благополучно! Вот-вот!

Например, сегодня. Не успели встать, а уже бабушке за кашу попало от папы, папе за бабушку – от мамы, бабушка подёргивает губами и молчит – а это значит, вспоминает прошлое. Бабушка всегда – когда так по-особенному молчит, это значит, что она вспоминает прошлое. Дедушку. Небольшой городок Крутогорск, где они жили, и где выросла мама, и где дедушка несколько лет тому назад умер, как бабушка говорит, «от сердца».

«Благополучно», – ворчит про себя Полина.

Бабушкины воспоминания и Полинины размышления прерывает папин голос:

– Между прочим, у меня заседание ровно в десять. – Маме: – Вера, ты готова? – Бабушке: – Таисья Гурьевна, боярышнины косы когда-нибудь заплетутся, наконец? У меня заседание не в двенадцать, не в половине шестого, не послезавтра, а сегодня – ровно в десять!

Бабушка криво завязывает банты на косах и, махнув рукой, отпускает Полину, мама хватает сумку с рукописями, и они выскакивают на площадку. Мама вызывает лифт, папа, не дожидаясь, пока кабина приползёт на восьмой этаж, несётся по лестнице пешком. Когда Полина и мама выходят из подъезда, красные «Жигули» уже фыркают, и обе двери раскрыты настежь. Никто не видит, что бабушка вышла на балкон и машет рукой.

Какое невесёлое, плохое утро! Почему такое утро случается не так уж редко в их доме? Полина даже не успевает подумать об этом, как папа тормозит возле детского сада, как мама торопливо её целует, перегнувшись с переднего сиденья, как Полина бежит по дорожке в свою старшую группу, а «Жигули» уже умчались по направлению к маминому издательству, где она работает редактором. Папа, наверно, успеет на заседание. Министерство от издательства близко – рукой подать.

Так отчего же оно такое плохое, невесёлое, недоброе, это утро?

– Доброе утро, Полиночка! – окликает её воспитательница Анна Ильинична. – Ты чего это, дружочек, хмуришься?

И, не ожидая, пока Полина ей объяснит, хлопает в ладоши и кричит:

– Ребята, строиться, всем строиться! Мы сегодня идём гулять в парк!

Март! Март! Солнечный мартовский день! Две сороки на верхушке клёна о чём-то спорят хриплыми голосами. Полина прислушивается. О грачах? Не о грачах? Нет, не понять. А вот и сами грачи. Их двое. Чёрные-чёрные. Носят прутики на берёзу, укладывают там на верхних ветках. Вьют гнездо, что ли? Бабушка говорила Полине, что грачи теперь перестали улетать на зиму из больших городов. В городе стало теплее. И есть чем кормиться: много пищевых отходов. Бабушка смешно сказала: «Ты погляди, Полинка, грачи-то совсем обрусели!»

Точно, когда они улетали в чужие края, они переставали быть русскими грачами и делались, например, индийскими. А куда они улетали раньше? В Африку? В Индию? Надо будет спросить у папы…

Полина вспомнила сегодняшнее утро, и вообще, как папе стало последнее время всё некогда и некогда и не до неё, и опять нахмурилась.

Ребята столпились вокруг скамейки, где сидела Анна Ильинична и читала книжку про ослика или козлика. А Полина отошла в сторонку и спряталась за толстым кленовым стволом. Сейчас она будет играть в свою любимую игру. Когда она в неё играет, ей хорошо и радостно. Дело в том, что у Полины есть собака. Та собака, которую она уже давно просит ей купить, которую давно любит, – весёлый, умный, добрый пёс. Его зовут Фокки. Да, та самая собака, которую ей не купили ко дню рождения, а, наоборот, купили ковёр в её комнату. Объясните, пожалуйста, почему собака или ковёр? Ковёр собаке не доставит никаких неприятностей. Собаке очень даже удобно будет спать на ковре. И возиться с Полиной на ковре тоже приятнее, чем просто на полу. Ладно! Как хотят! У Полины всё равно есть собака. Фокки. Это ничего, что Фокки понарошковая собака. Придуманная. Всё равно – он есть.

– Фокки, ко мне! – позвала Полина. Фокки, чёрный, гладенький, с торчащими ушами и мохнатой мордочкой, тотчас же подбежал к своей хозяйке. Полина погладила его тёплую спинку.

– Ну, пойдём гулять, пойдём гулять, дурачок!

Фокки завилял своим коротеньким, обрубленным хвостиком. Полина застегнула на нём ошейник и к ошейнику прицепила поводок. Они пошли гулять по аллейкам. Фокки бежал вперёд, иногда оглядываясь на Полину. Полина с ним беседовала.

– Понимаешь, Фокки, – говорила она, – я никак не могу понять, что значит «всё благополучно». Мама, как приходит с работы, тут же начинает читать какие-то бумаги, которые называются «рукописи». Вчера я её просила почитать мне книгу, а она сказала, что пока не прочтёт рукопись про модальные глаголы… Ты что-нибудь понимаешь, Фокки? Миндальные – это понятно. Это пирожные такие. Мотальные – тоже понятно. Это когда мотают. Но – модальные? По-моему, так не бывает. «Не мешай, мне не до тебя, у меня, эти самые, „модальные глаголы“…» И папе тоже не до меня. А кому же до меня, Фокки?

Фокки сочувствовал, не забывая, однако, время от времени поднимать ножку возле кленовых и липовых стволов.

– Бабушка Тая очень хорошая, – продолжала Полина. – Только знаешь, Фокки, она грустит всё время. И вспоминает Крутогорск и дедушку. Она мне рассказывала о розах. Хочешь, я тебе расскажу? Слушай. Давно-давно – это время называется «сразупослевойны» – в Крутогорске жил один армянин по имени Вардкез. Откуда я это знаю? Ну, бабушка рассказала, конечно. Чудной ты, Фокки, откуда бы мне ещё знать? Он жил там и жил, и он разводил розы. Прекрасные розы, алые и белые. Он их продавал иногда, бабушка говорит, что очень дёшево, а иногда так давал, потому что был он совсем не жадный. И вот бабушка рассказывала, как дедушка приносил ей розы от Вардкеза. Он ходил к нему далеко-далеко, на самый край города, потому что Вардкез жил на самом краю города, который назывался «Козье Болото». То ли правда там козы водились и квакали вместо лягушек, то ли улица эта крайняя так называлась. Я не знаю. И бабушка теперь всегда говорит: «Ничего больше, Полиночка, и не нужно было. Ни ковров, ни хрусталя. Ни дорогих обоев».