И настанет весёлое утро (сборник) - Токмакова Ирина Петровна - Страница 24

– Его нет в группе, ребята обедают.

– Я вас не понимаю, Мария Васильевна, уж извините великодушно…

– Ребята, кто видел Ростика?

– Я его вчера видел, а потом ведь его в изолятор изолировали?

– Мария Васильевна, а я видел лягушку, а Павлик говорит, что это жаба. А это не жаба: у неё пупырышков нет!

– Я спрашиваю: Харитонов не приходил сюда?

– Не.

– Нет.

– Не приходил.

– А ночью филин прилетает. Если не спишь.

– Павлик, это моя ложка, отдай!

– Ну, быстро, чтобы всё съели – и умываться!

– Уже три часа. А вдруг он заблудился?

– Елизавета Елизаровна, ну где тут можно заблудиться? Три сосны, да три берёзы, да луг до самой реки – всё видно… Паршивец!

– Боже мой, как же я забыла про реку! А вдруг он упадёт в воду?!

– Пойдёмте сходим к реке. Там паром, люди, спросим… Вот паршивец!

– Я с ума сойду!

– Вы давно здесь?

– Давно, дамочки, давно. Некому ездить – в поле работают. Работа есть работа.

– А мальчика не видели тут?

– Рыбу ловил тут какой-то.

– Да нет, маленького, шесть лет.

– А кто его знает!

– Ну а… скажите, умоляю вас… тут… никто… не утонул?

– Как же, утонул.

– Что?!

– Когда?

– Да вот когда я ещё пацаном был, в тридцать восьмом году, что ли… Мужик один утопился, вроде как тронутый.

– Зачем же вы так испугали нас?

– Алло! Дежурный слушает.

– Это пореченская милиция?

– Да.

– У нас пропал ребёнок.

– Что?

– Ребёнок.

– Какой ребёнок? Откуда вы звоните?

– Это детский сад льнокомбината.

– Попрошу подробнее. В котором часу? Приметы?

– А он не… Мы боимся, что утонул.

– Нет, сегодня несчастных случаев на воде не зарегистрировано. Так, я вас слушаю.

– Мария Васильевна, вы. Говорите вы, я не могу, я с ума сойду!

– Ну, что они сказали?

– Сказали, будут искать, позвонят… Вот паршивец!

– Кто? Милиционер?

– Да при чём здесь милиционер! Милиционер очень вежливый.

– Кого же вы ругаете?

– Харитонова ругаю. И оставила-то всего на один час. Не разорваться же мне! Дуся обещала присмотреть. Она и заходила к нему.

А потом обедом занялась. Запереть надо было его!

– Мария Васильевна, а что, если…

– Что?

– Что, если он вздумал домой?

– Да с чего бы это? Парень с трёх лет в саду. Никогда ему ничего такого в голову не приходило.

– Может быть, позвоним родителям?

– Так они же на работе.

– На льнокомбинат позвоним.

– Да зачем это? Мать тревогу поднимет. А он, может, сейчас явится.

– Вы думаете? Вы думаете?

– Я пойду погляжу ребят. Вроде спят все. И в изолятор ещё схожу.

– Это кто там не спит? Павлик?

– Мария Васильевна, а Ростик нашёлся?

– Он не терялся. Спи, Павлик.

– Мария Васильевна, а где он?

– В изоляторе. Спи.

– А его скоро в группу переведут?

– Не мешай ребятам, Павлик, спи.

– Сплю.

– Ну что, ласковый, хозяина потерял? – Лейтенант Грошев погладил Кешу по голове. – Я смотрю, что ты всё от забора к забору бегаешь. Ищешь кого?

Кеша поглядел на него недоверчиво и побоялся ответить: поймёт или не поймёт, неизвестно ещё.

– Ты здоров? Нос прохладный. Значит, здоров. Вроде бы ты расстроен чем-то, а? Зовут-то тебя как?

– Кеша, – решился ответить Кеша.

– Кеша? Хорошо тебя назвали.

Кеша поднял глаза на лейтенанта Грошева. Потом Кешин хвост качнулся и быстро-быстро замелькал в воздухе. И наконец весь Кеша – от хвоста до кончика чёрного влажного носа – наполнился радостью. Понимает! Кешины слова не кажутся ему пустым, бессмысленным лаем.

– А я в милиции работаю. Я – лейтенант Грошев, – назвал себя Кешин собеседник. – А ты где живёшь?

Ну где может жить бездомная собака, которая то и дело переходит от надежды к отчаянию? И Кеша, испытывая полное доверие к лейтенанту Грошеву, как, например, к Глебу или Ростику, рассказал ему свою короткую собачью жизнь.

– Потерялся, говоришь?

– Потерялся, – подтвердил Кеша. – Надо его найти. Он без меня обязательно заблудится. Ростик – он дороги сам не знает.

– Да… – задумался лейтенант. – Ну вот что, ласковый, тут я с одним заявлением разберусь, мой этот участок теперь, понимаешь? Словом, работу кончим, тогда и приятеля твоего поищем. Может, к дедушке Колдырю сходить? У него вечно ребятня толкается, точно там не смолокурня, а пасека.

Кеша не успел спросить, что это – смолокурня или пасека. Откуда-то издалека раздался крик, слов нельзя было разобрать, но было ясно, что это крик какой-то неприятный.

Лейтенант Грошев и Кеша пошли на голос. Быстро прошли узким проулочком между двумя заборами и оказались у маленького круглого пруда. На пруду, недалеко от берега, плавали гуси. Они держались стайкой. Время от времени заводили разговор ржавыми голосами. На берегу тётя Нора и Ариадна ракетками кидали друг другу теннисный мячик. А кричала та самая тётка с парома, которая назвала Кешу самым ненавистным ему словом «Развелитутсобак». У тёти Норы было каменное лицо, у Ариадны – испуганное. Теннисный мячик говорил: пок-пок-пок.

– Что случилось? – спросил лейтенант Грошев. – Вроде по радио хорошую погоду обещали, а тут гром гремит.

– Вот, товарищ милиционер, полюбуйтесь. Я тут птицу пасу, а они на выпасе который день мяч гоняют. Гусю от этого вред.

– Ну? Гуси спортом, стало быть, не увлекаются?

– Да какой тут спорт? – не поняла его тётка. – Штраф надо наложить, и всё тут. Я уже и заявленьице писала.

– Прочёл с интересом, – сказал лейтенант Грошев.

– Вы, значит, наш участковый будете?

– Да уж и есть с сегодняшнего дня.

– Вот и ладно. Значит, я там всё описала. Непорядок, чтоб гусей пугать.

– Это и есть перепуганные гуси? – кивнул лейтенант Грошев в сторону пруда.

– Мои, как же, мои это гуси.

– Да вроде у них настроение бодрое, а?

– Чегой-то? – не расслышала тётка.

Тётя Нора, пока лейтенант Грошев говорил, стояла неподвижно, как статуя в парке, и глядела куда-то вдаль, поверх гусиных голов.

Ариадна сначала испугалась, увидев милиционера, потом, почувствовав, что бояться нечего, подняла голову.

– Рекс, Рекс, тётя Нора, это же наш Рекс! – загудела басом Ариадна.

Она кинулась к Кеше.

Кеша попятился, вспомнив о несговорчивой калитке, попытался спрятаться за ногу лейтенанта Грошева. Вид собаки вызвал у тётки новый прилив красноречия.

– Видите, видите, товарищ милиционер! Собак водют. Собака тоже может гуся угрызть. Штраховать, одно слово!

– Кого штрафовать, собак, что ли? Тётка на мгновение оторопела, но, поняв, что лейтенант Грошев шутит, сама захихикала. Потом, боясь, чтобы её не перебили, стала быстро-быстро говорить:

– Я в город молоко вожу. Мне одна женщина, учёная очень, даже сказала: от собак деревьям извод, сохнут они, значит…

– Что же они, собаки, керосином, что ли, заряжены? – перебил её лейтенант. – Всё дело-то яйца выеденного не стоит, нашли о чём заявление писать. Ну люди, ну гуси, ну собаки… В мире надо жить, вот что!

– А штраховать? – спросила тётка.

– Да некого и не за что, – спокойно ответил ей лейтенант Грошев.

Он козырнул сначала тётке с парома, потом тёте Норе и быстро пошёл прочь. Кеша кинулся за ним.

– Ты чего это, ласковый? Рексом тебя зовут?

– Да нет. Я же рассказывал. Это там, где калитка.

– А-а, ну-ну, – сказал Грошев, думая о чём-то своём. А потом сказал, видимо что-то додумывая, вслух: – Грамотные. Пишут. Руки грамотные, а души тёмные. – И обращаясь к Кеше: – Ну вот и пришли!