И настанет весёлое утро (сборник) - Токмакова Ирина Петровна - Страница 19

– Это коростель, – сказала тётя Нюра. Ребята примолкли.

Валя задремал.

Когда выплыли из протоки в затон, увидели, что на пристани кто-то стоит. Это была заведующая, Вера Александровна.

Тамара отодвинула миску с супом:

– Не буду.

Тётя Нюра не поняла:

– Что, горячо, что ли?

– Не буду.

– Совсем не будешь? Не хочешь есть?

– Не хочу.

– Не капризничай, Тамара, мы же пойдём потом сосновые шишки собирать. И Олеся пойдет. И Альфа. Кушай, детка.

– Никуда не пойду. Ни с кем. Я спать хочу.

Тётя Нюра пощупала Тамарин лоб.

– Ого! Да ты уж не захварываешь ли? После обеда позвали Веру Александровну.

Она посмотрела Тамару, послушала, постукала по спине, поглядела горло, надавив на язык холодной блестящей пластиночкой – шпателем.

– Ничего, Тамусик, – сказала она весёлым голосом. – Скоро поправишься. – А потом вышла за дверь, вздохнула и совсем уже невесело сказала тёте Нюре: – И где она могла зацепить? Сыпь. Горло красное. Похоже, что скарлатина. Уложите её в изоляторе, я через час зайду.

Тамаре больно глотать. Глазам жарко. Голова горит. К ней часто приходит Вера Александровна.

Изоляторная сестра тётя Зоя всё время кладёт ей на голову мокрое, холодное полотенце. Полотенце сразу нагревается. Тётя Зоя мочит его в тазу, выжимает и кладёт снова.

Кто-то в белом халате входит в изолятор. Тамаре больно повернуть голову. Тамаре трудно открыть глаза. Кто-то подходит к кровати, садится рядом и говорит шёпотом что-то хорошее.

Тамара с усилием поднимает веки. Это Олеся пришла. Она сама сменила холодный компресс. Она где-то раздобыла настоящую конфету в бумажке и положила её в Тамарин горячий кулак.

Добрая, хорошая Олеся. Тамаре хочется плакать.

– Олеся, может, ты моя мама? – спрашивает она неожиданно.

Олеся глядит грустно и качает головой. Она гладит Тамарины растрёпанные волосы. Она знает, что Тамарина мама погибла в Минске во время фашистского налёта. Но она не может сказать этого Тамаре. Она говорит:

– Может, ты поспишь? – И на цыпочках выходит в коридор.

Тамара уже поправлялась, когда заболел Валя. Потом Инночка-красавица. Потом в изоляторе не хватило места: заболели ещё пять человек.

Но всё-таки настал день, когда поправились все. Тётя Нюра встречала всех радостно и весело. Когда в комнату вошёл бледный, похудевший Валя, она так и ахнула:

– Валенька, мальчик, как ты вытянулся! А Тамара, которая вернулась из изолятора на неделю раньше, пританцовывала вокруг него и пела:

– Тётя Нюра, хорошие я стихи сочинила? Инночка-красавица сказала:

– Я тоже умею. Знаешь, что я сочинила?

Это про Кашлатика.

– А откуда ты узнала?

– Что?

– Что у него живот болел?

Инночка застеснялась, а потом хитро прищурила свои голубые глазёнки и сказала:

– Он мне сам сказал. Вот.

– Ну и ладно, – сказала Тамара. – А у меня ещё другой есть стих, я в изоляторе, когда лежала, сочинила.

Валя, который всё это молча слушал, вдруг сказал:

– Плохой стих.

– Почему это?

– Нерифменный. Он – нерифменный.

– Сам ты нерифменный, – обиделась Тамара. – Э-э, Валька нерифменный!

– Ну тебя, ну тебя, Томка! Вмешалась тётя Нюра, развела поэтов по разным углам.

Если бы кто-нибудь подошёл к тому углу, где Валя возил по полу кубики, то он услышал бы такое бормотание:

Потом всё бормоталось сначала.

Пока болели, наступил август. Кто не был в изоляторе, вместе с тётей Нюрой и Олесей ухаживали за огородом. Поливали, носили воду из затона. Пололи. Прореживали морковку и свёклу.

Росточки окрепли.

У морковки выросла красивая вырезная ботва.

Огурцы зацвели маленькими жёлтыми граммофончиками. К ним прилетели пчёлы. Протискивались внутрь жёлтого цветка и вылетали оттуда с довольным жужжанием. Потом жёлтые цветы завяли и отвалились. Появились маленькие огурчики – пуплята.

И вот однажды был назначен день, когда весь обед должен был готовиться из овощей с ребячьего огорода. Вечером пошли на огород с тётей Нюрой. Позвали Олесю. Пригласили Веру Александровну.

Вале доверили выдернуть первую морковку. Он уцепил морковку за пушистый хвост, дёрнул. Ярко-оранжевая, кургузенькая, с кусочками сырой земли, она была похожа на улыбающуюся рожицу.

Тамара сказала:

– Здравствуйте, Морковка Валентиновна!

И все засмеялись. Потом все дёргали по очереди: морковку, ещё морковку, свёклу. Выдернули несколько кустиков картошки – на суп.

А на следующий день был невероятно вкусный обед. И всем давали добавку.

Однажды утром, после завтрака, открылась дверь, вошла Вера Александровна, а с ней высокий военный. Он быстро оглядел всех ребят по очереди и воскликнул, протягивая руки:

– Здравствуй, Инночка-красавица!

Инночка поглядела на него своими круглыми синими глазами, и вдруг закричала, и бросилась к нему, и уткнулась лицом в его гимнастёрку. Это был Инночкин папа!

А дело было так. Инночкиного папу ранило осколком в ногу. Его отправили в госпиталь. Доктор-хирург вынул у него осколок.

Теперь нога у него совсем не болит. И он опять уезжает на фронт. А целых два дня он пробудет с Инночкой. И со всеми ребятами тоже.

Никто ничего не знал, никто не слыхал этого разговора. И Тамара тоже не слышала.

Пришли как-то к Вере Александровне двое незнакомых людей. Мужчина и женщина. Женщина протянула ей какую-то бумажку.

Она сказала:

– Муж уже больше не сможет вернуться на фронт. Он просил, настаивал, но врачи не признают его годным. Будет работать на заводе. У нас никогда не было детей. А сейчас так много сирот. Мы хотим взять себе ребёнка. Не бойтесь, мы воспитаем его, как родного. Мальчика или девочку – всё равно.

Никто не слыхал этого разговора. Просто к ребятам пришли двое незнакомых людей. Они разговаривали с ребятами, играли, смотрели, как ребята обедали. Потом ушли.

Назавтра они приехали снова. Они привезли цветные карандаши и две настоящие тетрадки. Из тетрадок вынули скрепки, и всем ребятам хватило листочков. Все рисовали.

Тамара нарисовала дом, и забор, и дорожку и подарила гостье свой рисунок. Женщина ласково погладила её по головке…

Вечером, когда Олеся пришла сказать ребятам «спокойной ночи», Тамара подозвала её к своей кровати. Она стала шептать Олесе на ухо:

– Олеся, мне кажется, сегодня приходила моя мама. Это моя мама? Да, Олеся?

Олеся смутилась. Что сказать Тамаре? Она уже слышала, что этим людям понравился мальчик – Толя Нестеров и на днях они, наверно, за ним придут.

– Олеся, это моя мама. Ты не веришь? Тамара расплакалась.

Неизвестно, по каким делам Вера Александровна ездила в город. Мало ли у заведующей в городе дел!

А на следующий день опять приехали те двое. Они привезли с собой узелок. В узелке было платье для девочки, туфли, кофточка и панамка. Они прошли прямо к Вере Александровне. Вера Александровна позвала Тамару к себе. Она сказала: