Тролль Ее Величества - Плахотин Александр - Страница 33

Весь этот “табун” пронесся мимо так быстро, словно за ним гнался сам Отродье со своими уродцами. И только осела пыль, как за ними проскакал графский солдатик. Видок у него был такой, будто этот самый табун прошелся по нему как минимум дважды. Конечно, он мчался не так шустро, да оно и понятно. Если он так выглядел, то как же он себя чувствовал, а значит, и соображал?

– Что ж, – вылез из укрытия Синекура, – все просто отлично! Лошади здесь так натоптали, что теперь Алассия найдет нас только чудом!

– Кстати, о чудесах, – толкнул я Заику, – слышь, Асама, чего ты там такого поразбросал?

– Ягоды Волка, – спокойно ответствовал эльф с милой улыбкой на губах.

– Волчьи ягоды, что ли?

– Нет. Я не знаю, как называете их вы, у друидов они называются ягоды Волка. Они растут в этих краях практически в любом лесу. Раздавишь их, и потом от этой вони неделю не отмоешься. Звери, а лошади тем более, их на дух не переносят. Вот наши друзья на них и наступили.

Сейчас до меня и дошло, почему этому парню подарили такое милое прозвище – Коровья Лепешка.

Над королевским парком парила музыка. Из окон дворца лился свет, освещая центральную аллею, по которой, чинно ступая, шли гости на ежегодный бал старейшин.

Вирбахт с двумя ближайшими помощниками, стоя у входа во дворец, приветливо улыбался ступавшим по мраморной лестнице празднично одетым дворянам.

– Она здесь, – шепнул ему на ухо Шэдаг, заметно волнуясь.

– Вижу… – не переставая улыбаться, кивнул советник тайных дел. – Спокойно, все идет по задуманному. Проследи за ней. При первой возможности передай баронессе письмо и проведи ее ко мне. – Кивнув, указчик ввинтился в толпу и исчез.

– Динас, что там с Черепом?

– Он и его люди ждут на Острове, как и было условлено.

– Хорошо. Я ухожу.

Казалось, что в этот вечер сюда пришли абсолютно все высокородные господа Бревтона. Раз за разом извиняясь, Шэдаг прокладывал себе путь сквозь толпу. Не скрывая брезгливых усмешек, дворяне неохотно давали пройти. “Ничего, ничего, – шептал себе под нос указчик, – посмотрим, кому и как вы будете улыбаться завтра!”

Орадая де Санд-Берг была слегка пьяна. Шэдаг не очень этому удивился: Вирбахт предупредил, баронесса – известная истеричка, и нервы у нее могли сдать еще до осуществления заговора.

Указчик, выждав момент, подошел к ней со спины, вложил ей в руку заранее заготовленную записку. Женщина, обернувшись, вздрогнула, чуть не выронив бокал с вином.

– Прочтите и следуйте за мной. – Шэдаг даже не удосужился поклониться.

– Что… вы себе позволяете?! – Голос ее дрожал.

– Вас ждет ее величество. Я провожу. – И, взяв женщину за локоть, слегка подтолкнул ее.

Затравленно оглянувшись, де Санд-Берг еле сделала первый шаг.

Ее вывели из праздничной толпы и обходными коридорами проводили в личные покои Улаи-Ит-Тероиа. По дороге де Санд-Берг не однажды пыталась заговорить с провожатым, но Шэдаг, выполняя инструкции советника, молчал, лишь вежливо улыбаясь в ответ. Впустив баронессу в покои, указчик закрыл за ней дверь, встав у входа в ожидании дальнейших указаний.

Не столько следуя этикету, сколько от пронизывающего страха, не поднимая глаз, Орадая вошла в просторную спальню и сразу же присела в глубоком реверансе.

– Милая баронесса, оставьте вы эти церемонии! Здесь только свои! – Насмешливый голос мог принадлежать кому угодно, но только не королеве. Де Санд-Берг медленно, словно боясь увидеть самое страшное, подняла голову.

На широкой кровати владычицы Бревтона с бокалом красного вина в руке вальяжно развалился советник тайных дел Вирбахт Ниграде.

– Сударыня, ну что вы там застыли? Проходите, присаживайтесь. – Старший указчик похлопал рукой около себя.

Баронесса просто опешила от такого хамства: чтобы с НЕЙ, потомком древнейшего рода, в подобном тоне разговаривал раб, простолюдин без рода и племени, грязная ищейка! Орадая почувствовала, что начинает задыхаться.

– Что с вами?!! – откровенно картинно подскочил советник. – Вы бледны! Вам плохо?! – На него смотрели взбешенные, полные ненависти и вместе с тем беспомощности, глаза.

– Ради Неба, ответьте хоть что-нибудь! – Вирбахт буквально выплясывал вокруг женщины. – Баронесса, прошу вас, выпейте. – Он насильно всунул ей в руки бокал. – Поверьте, это придаст вам сил!

Дрожащей рукой де Санд-Берг поднесла бокал ко рту. Тончайший коргианский хрусталь звякнул о жемчужные зубки баронессы. Красная жидкость пролилась на острый подбородок, капая за глубокий вырез дорогого парчового платья.

– О, какая неосторожность! Сударыня, ну что же вы так! – Вирбахт, отобрав бокал, взглянул на дно сосуда. – Допила? Вот и отлично! – Он поставил бокал на ночной столик и, взяв с него шелковую салфетку, скомкал и швырнул ее в растерянное лицо баронессы. – На, вытрись, и поживее – у меня мало времени.

– Вы… – осев на кровать, захлопала ресницами Орадая, – ты… Да как ты смеешь так разговаривать со мной! Я – баронесса де Санд-Берг…

– Знаю, знаю! потомок древнего рода. А я – скотина, грязный раб, отвратительная ищейка и так далее. Я ничего не упустил? Так открою тебе маленький секрет, – он схватил ее за подбородок, – я дворянин в девятом поколении! И мой титул был дан в награду моим предкам за верную службу и доблесть, а не куплен вместе с придуманной родословной за несколько золотых, как, например, вашим отцом, сдохшим от пьянства и разврата, мадам! Кстати, вы весьма на него похожи. – Вирбахт, отпустив женщину, вернулся к столику, достал из инкрустированной шкатулки квадратик бумаги и, развернув, вручил его баронессе.

– Вам знакомо это письмо? Судя по тому, как вы вздрогнули, да. – Советник, тяжело вздохнув, присел рядом. – Вот объясните мне, что вам еще не хватало в этой жизни? Опуская ваш вздорный характер и выходки, у вас же было практически все: красота, титул, поместье, земли, состояние. Каждое ваше желание выполнялось многочисленными поклонниками. Немногие высокородные дамы нашего королевства, да и не только, обо всем этом могли только мечтать и не более! И что же вы? А вы, потеряв всякую здравость мысли, ставите на никчемную карту все, и в первую очередь свою жизнь. А вы ведь так любите жить. Дрожите над своим здоровьем, тратите огромные деньги на всякие омолаживающие микстуры и тому подобную дрянь. Честное слово, я вас не понимаю. И уж тем более не понимаю ваших поступков. Хорошо, ну ввязались вы в это дело. Стали одной из главных участниц готовящегося переворота. Так какого… нужно было рассказывать об этом – да еще в письме со своей гербовой печатью и за своей подписью. И кому? Самой близкой родственнице на этой грани – двоюродной сестре вашего покойного мужа, чья болтливость и недалекость известны всему Бревтону и Вильсхоллу. Как вы думаете, каким образом этот документ попал в наши руки? А ваша кузина забыла его в придорожном кабаке, когда удирала от слуг жены своего любовника! Сударыня, скажите честно, у вас есть мозги?

– Что… вы… от… меня… хотите… – сквозь слезы пролепетала Орадая.

– Я? От вас?! Хочу?!! – совершенно искренне возмутился Вирбахт. – Уже ничего! Можете идти, пожалуйста. – Старший указчик, откинувшись на локти, кивнул на дверь: – Идите, идите. Не смею вас задерживать. Дорога свободна, вас никто не будет задерживать. Я даже дам вам слово, что ни сегодня, ни завтра и никогда в этой жизни вам не напомнят ни о сегодняшнем вечере, ни о ваших былых ошибках…

Баронесса попятилась к двери.

– … ведь, как вам известно, – перестал улыбаться советник, – о покойниках говорят только хорошее или ничего не говорят! – И кивнул на пустой бокал: – Рекомендую. Весьма редкое в наших краях вино. Надеюсь, вы по достоинству оценили букет?

– Вы меня отравили?! – в ужасе задохнулась де Санд-Берг, прижимая руки к пышной груди.

– И да и нет. – Вирбахт достал из внутреннего кармана темную склянку. – Здесь противоядие. Яд начнет действовать ближе к утру. Сначала у вас начнется головокружение. Потом тело станет мягким и податливым. Вы не сможете ходить и говорить. Вы будете просто лежать и молчать. Но при этом ваши чувства обострятся по меньшей мере десятикратно. Вы будете слышать, как шаркает лапками таракан в соседней комнате, как из последних сил машет крылышками муха, пытаясь выбраться из паутины на дереве за окном. Как будут злорадно шептаться слуги во дворе и как слеза отчаяния и страха, стекая по вашей бархатистой щеке, будет жечь тысячами огней, стремясь добраться до самых костей.