Бегство охотника - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 32

А потом, все еще во сне, что-то схватило его. Могучий порыв швырнул его неизвестно куда — назад, в сумрачное адское место, откуда он пытался бежать.

Картина резко изменилась. В пепельно-сером небе над ним висело серое мертвое солнце. Это место было его домом, местом его рождения, его истоком — тем же, чем является ледник выбегающим из него рекам. Сердце его сжималось от ужаса; он знал, что сейчас произойдет — и не знал этого.

Его окружали чужие формы, почти родные ему — как после интимной близости. Огромное белое существо, что сидело в яме и наставляло его перед началом охоты. Маленькие голубоватые очертания яиц кии, из которых никому уже не суждено проклюнуться. Махадии с желтой каемкой и наполовину выросшие атаруи, с не распрямившимся еще хребтом. (Ни одного из этих слов Рамон прежде не слышал, но откуда-то их все-таки знал.) Все невообразимо юные, раздавленные, безжизненные. Он был Маннеком, афанаи своей когороты, и все эти мертвые, что терзали его, погибли по его просчету. Его таткройд остался неисполненным, и все эти прекрасные создания превратились в иллюзии из-за того, что ему не удалось вынести бремени истины.

С горечью, не уступавшей той, что испытывал когда-либо Рамон — сильнее, чем когда умерли его отец и мать на Земле, сильнее, чем ранила его первая, безответная любовь, — он начал пожирать мертвых, и с каждым принятым в себя трупом он делался все менее реальным, все более ойбр и грешным, все более проклятым.

Однако им не было конца. С каждым поглощенным им крошечным тельцем те убивали еще тысячу. Визжащая чернота, преследовавшая его в полете, начиналась здесь, словно он выпустил ее на волю из заточения и не мог теперь загнать обратно, оборачиваясь бесконечным кошмаром. Эти пожиратели, безразличные к течению, враги. Они видели огромные, похожие на валуны тела, слышали странные, трубные, возбужденные бойней голоса, видели едва вылупившихся малышей, сокрушаемых массивными машинами. В воздухе парили похожие на хищных птиц корабли.

Я знаю этот корабль, подумал Рамон. Только Рамон, не Маннек. Я летел на таком корабле.

С криком — и его криком, и Маннека — Рамон проснулся. Маннек склонился над ним, поднимая его своими длинными руками. Рамон так и не понял его выражения — то ли заботливости, то ли злости.

— Что ты натворил? — прошептал пришелец, разом сделавшись на порядок менее чужим… просто потерянным, перепуганным и одиноким.

— Да, гэссу, — пробормотал Рамон, почти не понимая, что говорит. — Противоречие первого порядка! Очень плохо.

— Тебе не полагалось использовать сахаил подобным образом, — сокрушенно произнес Маннек. — Тебе не полагалось пить из моего течения. Ты отдаляешься от человека. Это угрожает осуществлению нашей функции. Ты не будешь делать этого вновь, иначе я накажу тебя!

— Эй, — возмутился Рамон. Тряхнув головой, он немного пришел в себя. — Это ведь вы сунули мне в шею эту гребаную штуку! Я-то тут при чем?

Маннек поморгал своими странными оранжевыми глазами и как-то скис.

— Ты прав, — произнес он, помолчав минуту-другую. — Твой язык допускает ошибочные толкования, однако твое соучастие в моем течении не было намеренным. Недосмотр допустил я. Я нездоров и поврежден, иначе я не утратил бы контроля за сахаилом. Тем не менее это не снимает с меня вины.

Его голос удивил и даже озадачил Рамона. Оставаясь гулким, скорбным, он приобрел еще какие-то нотки: сожаление и страх, настолько явные, что Рамон не мог списать их на свое воображение. Он даже подумал, не пропускает ли сахаил еще каких-нибудь сигналов из мозга пришельца. Ощущение было как от общения с плачущим мужчиной. Он неловко пожал плечами.

— Да не бери ты в голову, — буркнул он. — Ты ведь это тоже не нарочно.

— Ты не должен больше отклоняться, — почти просительно произнес Маннек. — Твой разум извращен и неправилен. Таков, каким ему полагается быть. Ты должен перестать отклоняться от человека. Ты не будешь более интегрироваться со мной. Мы подождем еще здесь, а потом выследим его. Ты не должен более отклоняться.

— Ладно, не буду. Не переживай. Я все еще извращен и неправилен.

Маннек не ответил.

Ночь вокруг них постепенно вновь наполнялась звуками: звери и насекомые, напуганные их голосами, возвращались к своему обычному пению, ухаживанию и охоте. До Рамона вдруг дошло, что другой Рамон, если находится не слишком далеко, знает, что ему не удалось убить своих преследователей. Впрочем, для этого ему необходимо было находиться совсем близко, а сон Рамона и Маннека не тревожил никто, кроме jabali… противные сны не в счет. Другой Рамон не преминул бы воспользоваться шансом напасть на них во сне — наверняка не преминул бы, — значит, он все-таки не так близко. Он все еще таился где-то там, в лесу, и его еще предстояло искать. Однако теперь Рамон знал, что охота идет не только на него.

— Серебряные энии, — нерешительно произнес Рамон. — Здоровенные, похожие на валуны твари.

— Те-Кто-Пожирает-Малых, — подтвердил Маннек.

— Вот, значит, от кого вы скрываетесь.

— Лучше, чтобы это не воздействовало на твое функционирование, — заметил Маннек. — Это не должно наносить ущерб твоим действиям.

— Не отвлекаться, я понял. Но кто, как не я, объясняю тебе, что значит быть человеком. Так что поверь мне, если ты скажешь, это поможет.

— И без того имело место уже слишком много вовлечения… — начал было Маннек, но Рамон перебил его:

— Я уже узнал достаточно для того, чтобы только и делать, что задавать вопросы. Люди — они пытаются понять смысл вселенной. Они складывают про нее рассказы, а потом смотрят, угадали или ошибались. Это наше любимое занятие. Ну, например, я типа подумал, что в той гребаной горе есть что-то необычное — и ведь угадал, правда? Так что если ты мне расскажешь, я, может, и перестану мучиться любопытством. А если не расскажешь, мне ничего другого просто не останется.

Перья на голове у Маннека зашевелились — Рамон уже научился распознавать характер того или иного их расположения, и этот более всего соответствовал неохотному подчинению.

— Они пришли к нам, на планету, которая породила первых из нас. На протяжении многих поколений они казались сийянаэ; их функционирование протекало в берегах, сопоставимых с нашими. Мы не подозревали отклонения до тех пор…

— До тех пор, пока они не начали вас убивать, — произнес Рамон.

— Ихтаткройд проявлялся в сокрушении наших кладок. Из десяти миллиардов наших кии выжило не более сотни тысяч. Те-Кто-Пожирает-Малых исполняли с их телами ритуалы. Судя по всему, это доставляло им удовольствие. Мы не видели в этом функции. Для нашей функции необходимо, чтобы мы существовали, поэтому те, кто выжил, последовали руслам, не включавшим в себя этих пожирателей. Из шестисот судов, мы опасаемся, триста шестьдесят два не сумели изолировать себя от течения врага. Четыре прибыли сюда и обрели покой. Об остальных мы не можем говорить. Их функция вступила в фазу нитудои. Если это часть их таткройда, это станет ясно, когда мы воссоединимся. Если нет, иллюзия их существования будет отринута.

Рамон сидел на земле у ног Маннека. Когда он откинулся назад, крошечные листочки приятно щекотали ладони. Месиво из инопланетного мышления и терминологии переносилось гораздо легче, чем раньше, когда он не понимал этого совсем. Теперь, когда каждое понятие обретало смысл хотя бы наполовину, когда любое непереводимое слово казалось почти знакомым, это терзало сильнее головной боли.

— Они убьют вас, если найдут, — сказал Рамон. — Энии. Убьют всех.

— Это было бы логично, — согласился Маннек.

— Вы знаете, что они прилетают. Галеры. Прилетают с опережением графика.

— Это известно. Они не нуждаются в покое. Их течение… неодолимо.

— Значит, вот почему вам необходимо остановить того типа, Рамона. Другого Рамона. Если он доберется до Прыжка Скрипача, он расскажет всем о том, где вы прячетесь, и тогда энии… мать их! Эти pendejos припрутся сюда и вас слопают!