Фантастическое путешествие - Азимов Айзек - Страница 26

– Мы не можем заблудиться, даже если бы хотели. Сейчас мы находимся в верхней полой вене в точке соединения с нижней. Нашли ее?

– Да.

– Хорошо. Через несколько секунд мы войдем в правое предсердие, первую сердечную камеру, и им следует остановить сердце. Грант, радируйте наши координаты.

Грант на какое-то время отключился от всего, очарованный открывшимся перед ним видом. Полая вена была самой большой веной, собиравшей на своем протяжении всю кровь из тела, за исключением легких. Когда она входила в предсердие, то превращалась в обширную резонирующую камеру, стены которой терялись из виду, так что казалось, что «Протерус» попал в темный безбрежный океан. Сердце теперь билось медленно и устрашающе, с каждым его равномерным глухим ударом корабль, казалось, приподнимался и вздрагивал.

На вторичный призыв Мичелза Грант вернулся к действительности и повернулся к своему радиопередатчику.

– Впереди трехстворчатый клапан, – объявил Оуэнс.

Все смотрели вперед. В конце длинного коридора они увидели его. Три искрящиеся красные створки, разделяющиеся и вздымающиеся волной при движении корабля. Появлялся и увеличивался зияющий проем, а острые края створок и клапана трепетали. Там, за ними, был правый желудочек, одна из двух главных сердечных камер.

Поток крови вливался в полость, как будто движимый мощным всасывающим насосом.

«Протерус» двигался к ним с такой скоростью, что проем приближался и увеличивался с устрашающей быстротой. Течение, однако, было ровным, и корабль двигался в нем почти без вибрации.

Затем до них донесся звук громовых ударов желудочков, главных мускульных камер сердца, когда они сокращались в систоле. Створки трехстворчатого клапана выпучились в противоположную сторону, медленно сомкнулись с влажным чмокающим звуком, закрыв стенку длинной вертикальной бороздкой, разделившейся вверху на две части.

По другую сторону теперь закрытого клапана находился правый желудочек. Когда этот желудочек сокращался, кровь не могла извергаться через предсердие и вместо этого выталкивалась в легочную артерию.

Грант сообщил наружу о грохочущих ударах.

– Они говорят, еще одно сердцебиение будет последним. Еще они говорят, что нам нужно подготовиться к нему лучше, или оно будет и нашим последним сердцебиением. Как только клапан снова откроется, Оуэнс, постарайтесь проскочить его на предельной скорости.

На лице капитана было выражение полной решимости, как рассеянно отметил Грант, никакого страха.

Радиоактивные датчики, ранее роившиеся вокруг головы и шеи Бенеша, теперь сгрудились над его грудной клеткой, над областью, с которой было снято термическое одеяло.

Карта кровеносной системы на стене была теперь увеличена в области сердца и показывала только часть сердца – правое предсердие. Светящаяся точка, обозначавшая положение «Протеруса», плавно продвигалась по полой вене в предсердие, которое расширилось, когда они вошли в него, а затем сократилось.

Корабль одним толчком был пронесен почти через всю длину предсердия к трехстворчатому клапану, который тут же закрылся, как только они прошли его. На экране осциллографа каждый удар сердца преобразовывался в волнообразный электронны всплеск, за которым тщательно следили.

Аппарат для электрошока стоял в полной готовности, его электроды висели над грудью Бенеша.

Началось последнее сердцебиение. Электронный луч на осциллографе начал двигаться вверх. Левый желудочек расслабился для очередного впуска крови, при этом трехстворчатый клапан должен был открыться.

– Пошел! – закричал техник, сидевший за экраном осциллографа.

Два электрода опустились на грудную клетку, стрелка указателя на одном из лимбов пульта тут же уперлась в красную зону, и раздалось надоедливое жужжание зуммера.

Оно оборвалось и наступила тишина.

Линия на экране осциллографа превратилась в прямую.

Сообщение, переданное наверх, в наблюдательную башенку, было лаконичным: «Сердце остановлено».

Картер свирепо нажал кнопку секундомера, который был у него в руках, и секунды начали свой бег с невыносимой скоростью.

Пять пар глаз смотрели вперед, на трехстворчатый клапан. Рука Оуэнса лежала на рукоятке акселератора. Желудочек расслабился, и полулунный клапан где-то там, в конце легочной артерии, должен был со скрипом закрыться. Кровь не могла вернуться из артерии в желудочек, об этом позаботился клапан. Звук его закрытия наполнил воздух непереносимой дрожью.

Пока желудочек продолжал расслабляться, кровь должна была поступать из другого направления – из правого предсердия. Трехстворчатый клапан, расположенный лицевой стороной к противоположному направлению, начал трепетать перед открытием.

Мощная волнистая щель впереди начала расширяться, образуя коридор, широкий обширный проход.

– Пошел! – закричал Мичелз.

Его слова были заглушены звуком удара сердца и ревом двигателей. «Протерус» рванулся через пролом в желудочек.

Через несколько секунд желудочек мог сократиться, и в неистовом вихре, который последовал бы за этим, их корабль мог бы разломиться, как спичечный коробок, а они бы погибли – а еще через три четверти часа умер бы Бенеш.

Грант затаил дыхание. В тишине раздался удар диастолы – и ничего.

Наступила мертвая тишина.

– Дайте мне посмотреть! – закричал Дьювал.

Он поднялся по лестнице и всунул голову в купол – единственное место на корабле, из которого можно было свободно смотреть назад.

– Сердце остановилось! – крикнул он. – Идите и смотрите!

Сначала Кора последовала его примеру, а затем и Грант.

Трехстворчатый клапан висел, наполовину открытый и вялый. На его внутренней поверхности были огромные соединительный волокна, которые прикрепляли его к внутренней поверхности желудочка, волокна, которые оттягивали лепестки клапана назад при расслаблении желудочка и прочно удерживали в этом положении, когда сокращение желудочка заставляло их сблизиться, предотвращая их выпучивание внутрь и образование обратного прохода.

– Архитектура удивительная, – сказал Дьювал. – Должно быть, восхитительно наблюдать закрытие этого клапана с этой стороны, когда он удерживается живыми опорами, сконструированный для выполнения своей работы столь тонко и одновременно столь прочно, что человек, при всей его учености, еще не может это повторить.

– Если бы мы увидели это зрелище сейчас, оно было бы для нас последним, – сказал Мичелз. – Увеличьте скорость, Оуэнс, и держитесь левой стороны ближе к полулунному клапану. У нас есть 30 секунд, чтобы миновать эту смертельную ловушку.

Если это даже и была смертельная ловушка, а, несомненно, так оно и было, то она была мрачно-прекрасной ловушкой.

Стенки поддерживались мощными колоннами, разветвляющимися словно корни, которыми они прикреплялись к дальним стенкам.

Это выглядело так, как если бы они видели гигантский лес сучковатых, лишенных листьев деревьев, скорчившихся и образовавших сложную конструкцию, усиливавшую и поддерживавшую наиболее жизненно важный мускул человеческого тела.

Этот мускул, сердце, представлял собой сдвоенный насос, который должен стучать с момента, намного предшествующего рождению, и до последнего момента перед смертью и делать это с постоянным ритмом и неизменной силой при любых обстоятельствах. Это сердце было самым большим сердцем в мире животных. Ни у одного из млекопитающих сердце не делает более миллиарда или около того ударов с момента рождения до смерти, даже в случае самого позднего ее прихода, а сердце человека после миллиарда ударов находится всего лишь в начале среднего возраста, в расцвете сил и могущества. А продолжительность жизни мужчин и женщин такова, что их сердце успевает сделать более трех миллиардов ударов.

Голос Оуэнса нарушил тишину.

– Осталось только 12 секунд, доктор Мичелз, а я не вижу еще никакого признака клапана.

– Так продолжайте смотреть, черт побери! И было бы лучше, если бы он был открыт.