Змеиный год (СИ) - "Lonescream" - Страница 14

- Лучшшше? – улыбнулся змей, помогая ему выбраться обратно.

- Где ты взял морскую воду? – поразился Нарл, ощущая, как стало намного легче дышать.

- У нагов свои секреты, - хитро прищурился Ниаш. – Но я тебе ещщще и рыбы достал. Вот, гляди, что тут есть.

Он кивнул на огромную корзину со свежей рыбой, а у Нарла просто потерялся дар речи от такого изобилия.

- Это все… мне? – восхищенно посмотрел он на нага.

- Конечно, тебе, - фыркнул тот. – Мы таким уж точно не питаемся.

Неожиданно вспомнились его язвительные слова о том, что горгон для него не более чем домашняя зверушка… Видимо, поэтому и кормит, подумал Нарл, и слезы разочарования чуть не хлынули из его глаз.

- Эй, ты чего? – удивился Ниаш, приобняв мальчишку и усадив рядом с собой. Цепь на его ноге сильно мешала передвижению, и наг поклялся себе, что избавит Нарла от нее.

- Зачем ты все это делаешь?

- Потому что мне так хочется, - ответил наг, постепенно придвигаясь в горгону все ближе. – Я на тебя смотреть уже не мог, ты же умирал тут без привычных условий…

- Значит, это из жалости?

- Ты такой смешшшной, - Ниаш медленно провел пальцами по его лицу, словно изучая необычные черты. Сейчас они казались не резкими и отталкивающими, как у всех горгонов, а очень милыми, и даже раскосые глаза по-особенному притягивали нага. Он поднес руку к змейкам, сейчас притихшим и замершим, как и их хозяин. – Можно я их поглажу?

Нарл ошеломленно кивнул. Именно из-за змеек горгоны всегда вызывали ужас у других видов, а особенно у нагов, почему тогда этот ведет себя так странно?

А, между тем, Ниаш смело запустил пальцы в крошечные извивающиеся тельца, словно лаская их, и это касание, как никакое другое, отдалось сладким трепетом и желанием в теле горгона. Наг тут же заметил его состояние, к тому же, в основание его хвоста неожиданно уперся ничем не прикрытый возбужденный член…

Нарл был готов умереть со стыда за то, что позволил себе такое при наге… а вдруг тот накажет его или больше никогда не вернется?

Но Ниаш уже обхватил горящую плоть своей рукой и еще крепче прижал к себе хвостом дрожащее тело. Он и сам был уже на пределе, но ему было нельзя – проклятые запреты, проклятый ритуал взросления! Но пусть, прежде всего он хотел сейчас подарить наслаждение Нарлу…

Продолжая ласкать его член, он потянулся к губам, но горгон испуганно отпрянул.

- Ты же сказал, что не будешь кусаться, - прошептал он, смущаясь.

- А я и не собираюсь тебя кусать, - удивился Ниаш. – Только поцеловать… ты не хочешшшь?

- Я не знаю… мы никогда… как это?

- Не бойся, - прошептал наг, вновь склоняясь к его губам. Он осторожно коснулся их своими и нежно провел по ним раздвоенным язычком. Нарл только охнул, приоткрывая рот, и вот уже язык касается языка… нежно, долго, томительно, и желание все сильнее разливается по телу…

Он забился в руках нага, заливая бледно-синим семенем его ладонь и чешую, сквозь которую чуть заметно сочилась смазка… А затем шокированно взглянул в его улыбающиеся глаза.

- Завтра я избавлю тебя от цепи, - прошептал Ниаш, в последний раз касаясь губами губ Нарла. – Чего бы мне это ни стоило…

А потом, как и всегда, растворился в темноте ночи. Нарл же долго касался себя там, где побывали губы и руки нага, и мечтательно улыбался. Но улыбки этой не видел никто, лишь ночная мгла да стоящее за его спиной одинокое дерево…

========== Шаас и гость ==========

Шаас никогда не думал, что однажды ему на полном серьезе захочется кого-то убить. И, тем не менее, это было так. Хотелось. Хотелось исполосовать когтями его темную кожу, придушить хвостом, а затем впиться в горло, ощущая вкус черной горгоньей крови и смешивая ее с собственным ядом…

Но он не мог этого себе позволить. Эмоции не должны одержать верх над разумом. Поэтому наг терпел, изо всех сил сдерживаясь, когда насилие становилось уж совершенно невыносимым. Не было поцелуев – никто бы не стал рисковать зря, приближаясь добровольно к ядовитым клыкам. Не было ласк, впрочем, о каких ласках может быть речь? Здесь он нужен был только как постельная грелка и вражеский наводчик. Но и его истерзанную душу предателя кое-что радовало.

Постепенно наг научился отключаться от боли. И каждый раз, ощущая в своем нутре дикие, неистовые толчки склизкой горгоньей плоти, он мыслями пытался уйти из этого места. Он думал об убитых нагах, которых невозможно было спасти. Вина за их гибель была на нем, и Шаас не стал бы ее отрицать. Потому что считал себя действительно виновным.

После того, как темно-зеленый наг впервые оказался на морском дне и впервые претерпел надругательство над собственным телом, он был готов умереть от унижения и ужаса, охватившего его. Красивые надежды наивного мальчишки рассыпались прахом. Тогда он впервые задумался об убийстве. Но неожиданная встреча с Нарлом, образ которого только и грел душу Шааса в этом мрачном царстве, изменила все. И теперь он знал, что нельзя убивать. Нужно действовать хитрее.

Горгоны не чтили военных традиций и правил. Они нападали неожиданно, ударяя в самые уязвимые места нагов, сумев даже пару раз добраться до родового убежища. Более сотни нагов потеряли своих детей, в том числе и предводители клана. И тогда наги стали перебираться все дальше на сушу, и теперь их все труднее было настигать. Однако горгоны лишь усмехнулись на это. Вскоре на сушу впервые были выведены морские ящеры.

Шаас прекрасно осознавал свою миссию в этом деле. Понимая, что возврата в клан для него уже никогда не будет, он на долгое время притворился смирившимся с такой жизнью и стал чаще снабжать предводителя горгонов полезными данными и выработанными стратегиями. Тот же, заметив столь явное усердие, стал чаще брать его с собой на поверхность, втайне радуясь, что смог не просто сломать строптивого нага, сделать своим, но еще и заставить работать на себя. Он даже стал не так груб со своим пленником и порой мог похвалить. Не важно, за что – за невиданную ночь или за его очередного убитого сородича. Но факт оставался фактом – нага переставали держать за врага, увеличив к нему доверие и расположение.

Вспоминая об этом, наг раздраженно сплюнул на землю выделившийся во рту яд. Он понимал, что надолго его не хватит, и эта двойная игра сведет его с ума.

Старший брат желтохвостого Шери никогда не был неженкой или плаксой, вырабатывая с малых лет сдержанность, ответственность и выдержку. Ибо заботиться о легкомысленном брате предстояло именно ему с тех самых пор, как разорванные тела его родителей-нагов были утащены в море. Но Шаас всегда был достаточно нелюдим, чтобы пытаться справиться со своими бедами не в одиночку. Возможно, именно поэтому его еще сильнее задело отторжение клана, чем могло бы в ином случае.

Он презирал себя и свою неспособность к магии, которой мог хоть чем-то помочь бывшим сородичам. Он даже не мог защищаться, здорово ослабнув в сырой пещере, и даже редкие выходы на сушу не особо спасали. Питаться приходилось сырой рыбой, к которой наг испытывал жуткое отвращение. А долгие часы, наполненные томительным ожиданием, время от времени сменялись часами боли. Хотя, за целых сто лун организм его уже давно привык к грубости и насилию, но внутреннюю боль, как память о прежней, он ощущал все равно. А после скользкая, холодная ладонь небрежно гладила его по щеке, словно благодаря за послушность, и потом его долго выворачивало наизнанку недавно съеденным ужином из той же отвратительной сырой рыбы.

Правда, в последнее время у нага появилось одно развлечение. Он часто наблюдал, как кромка воды, обтекающей пещеру, вспенивается и ходит волнами, стоит лишь ему разволноваться или почувствовать злость. Шаас удивился, когда заметил это впервые, но не придал значения. Со временем явления стали повторяться все чаще, и иногда ему казалось, что он способен контролировать их сам. Он мог бы, наверное, заставить воду отступить из подземного грота или, наоборот, заполнить здесь все. Было и еще одно преимущество – с явным отсутствием жабр и прочих приспособлений для жизни в море наг больше не задыхался под водой. Море словно приняло его, оберегая и подчиняясь одновременно. Но Шаас никогда не слышал о подобных явлениях и считал это всего лишь причудой природы здешних мест.