Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж - Страница 17

– Ханум, дорогая, вам здесь не место. Извольте уйти.

– Почему же этой ханум можно остаться, а мне, видите ли, здесь не место?

– Моя сестра имеет к этому делу непосредственное отношение.

Дядюшка, видно, забыл, что за поганый язык у Фаррохлега-ханум.

– Интересно! Азиз ос-Салтане хотела своему мужу кое – что отрезать, а оказывается, ваша сестра имеет к этому непосредственное отношение?!

Асадолла-мирза, не в силах больше сдерживаться, пробормотал:

– К этому происшествию имеют отношение все женщины. Это событие – трагедия для всей прекрасной половины человечества!

Дядюшка сердито зыркнул на него и, сделав вид, что забыл о присутствии Фаррохлега-ханум, приказал:

– Начинайте, ваше сиятельство.

И Шамсали-мирза приступил к допросу с таким видом, будто вел разбирательство в зале суда.

– Господин Дустали-хан, назовите свое имя… простите, я хотел сказать, познакомьте нас с подробностями происшествия.

Тот, слегка приоткрыв глаза, простонал:

– Какие еще подробности?! Чуть было не отрезала – и все тут! Уже и резать начала!

– Прежде всего скажите, когда точно имело место это событие?

– Откуда я знаю? Сегодня вечером, когда же еще?! О господи, ну и вопросы!

– Господин Дустали-хан, я прошу вас указать точное время.

– Оставьте меня в покое! Не приставайте!

– Господин Дустали-хан, я повторяю свой вопрос: в котором именно часу случилось это событие?

– Ну откуда же мне знать?! Я протокол не вел… Просто увидел вдруг, что она вот – вот отрежет. Шамсали-мирза начал злиться.

– Дорогой мой, вы стали жертвой покушения. Замышлялось членовредительство… Обвиняемая была намерена отрезать вам… э – э… фрагмент вашего уважаемого организма, а вы не можете даже назвать час этого прискорбного события!

Дустали-хан, окончательно выйдя из себя, взорвался:

– Знаете что, ага! Я на этом, как вы говорите, «фрагменте» часы не ношу!

Асадолла-мирза оглушительно захохотал. Он так смеялся, что из глаз у него потекли слезы. На повелительные жесты дядюшки и брата, призывавших его к порядку, он лишь бормотал сквозь смех:

– Моменто… моменто…

Постепенно его смех заразил дядю Полковника, а за ним захихикал и Маш-Касем. Шамсали-мирза в гневе нахлобучил на голову шляпу:

– В таком случае, господа, разрешите откланяться. Не хочу мешать вашему веселью!

Его с трудом усадили обратно. Асадолла-мирза невероятным усилием воли взял себя в руки. Допрос возобновился.

– Господин Дустали-хан, отвлечемся от этого вопроса… Скажите, нож, о котором вы упоминали, был по форме и размерам ближе к кинжалу или к столовому ножу?

Между тем, у Дустали-хана снова началась истерика, но едва он выкрикнул: «Ой, отрезали!» – как его заставили замолчать. Чуть отдышавшись, он ответил:

– Кухонный он был! Кухонный!

Все присутствовавшие расселись на стульях вокруг Дустали-хана и внимательно слушали.

– В какой руке она держала нож?

– Ну откуда ж я знаю?! Я на это не обратил внимание.

Вместо него решил ответить Маш-Касем:

– Ей – богу, зачем же врать?! Мясник, к примеру, когда мясо режет, завсегда нож в правой руке держит – я сам видел.

Шамсали-мирза повернулся к Маш-Касему и хотел что-то сказать, но в этот момент Дустали-хан завопил:

– Мясник! А – а – а! Ты сказал; «Мясник»?! Мяс-ни-и-и-к!

Дядя Полковник снова зажал ему рот рукой, а Шамсали-мирза продолжил:

– Итак, обвиняемая, по-видимому, держала нож в правой руке. А в левой у нее что-нибудь было?

Тут уж, конечно, не утерпел Асадолла-мирза:

– А в левой она небось держала тот самый уважаемый фрагмент!..

Фаррохлега-ханум пришла в негодование и, заявив, что подобные высказывания оскорбляют ее зятя – его фамилия была Фаргемен, – в виде протеста покинула сад, хотя ей страсть как хотелось остаться, чтобы заполучить новую тему для сплетен.

Шамсали-мирза повел следствие дальше:

– Господин Дустдли-хан, сейчас будьте особенно внимательны, поскольку следующий вопрос имеет огромную важность. Скажите, а в момент покушения вы… – Он замялся, а затем тоном прокурора объявил: – Для обсуждения этого вопроса я вынужден попросить очистить зал суда от посторонних.

Дядюшка Наполеон запротестовал:

– Что значит «посторонних», ваше сиятельство?! Мы здесь все свои, а сестре я скажу, чтобы пока отошла в сторонку… Сестрица, ты пойди прогуляйся, потом приходи обратно.

Моя мать, обычно боявшаяся выражать свое мнение при дядюшке, неожиданно резко ответила:

– Ага, я ухожу домой! Всему есть предел!.. В мои годы не пристало играть в детские игры!

Но дядюшка властно взглянул на нее и непререкаемым тоном заявил:

– Я сказал, отойди на минутку в сторону!

У перепуганной матери не хватило смелости возразить, и она подчинилась. Шамсали-мирза с минуту помолчал, потом поднялся с места, нагнулся к уху Дустали-хана и шепотом что-то спросил. Дустали-хан энергично запротестовал:

– Да вы что!.. Господь с вами! Да чтоб я с этой старухой… Вы сами разве не знаете, какая она уродина?!

Асадолла-мирзу снова прорвало. Подмигнув, он громко сказал:

– Вопрос-то был не иначе как про Сан-Франциско! – и захохотал.

Дядюшка Наполеон, потеряв терпение, гаркнул:

– Как не стыдно! – а потом повернулся к Шамсали-мирзе: – Ваше сиятельство, основной вопрос совсем в другом. Я хочу, чтобы этот бедняга признался нам, кто сообщил его жене, что у него якобы есть молодая любовница. Вы же спрашиваете его бог знает о чем…

Шамсали-мирза поднялся со стула и надел шляпу.

– В таком случае, милостивый государь, сами и ведите допрос. А я позволю себе откланяться. Судье нечего делать там, где не уважают служителей правосудия!

Родственники суетились вокруг Шамсали-мирзы, упрашивая его не уходить, когда с крыши дома Дустали-хана раздался крик:

– Так вот куда этот негодяй смылся!.. Я его сейчас в порошок сотру!

Все повернулись в ту сторону, На крыше стояла ханум Азиз ос-Салтане. Как видно, не дождавшись возвращения мужа, она отправилась на поиски.

Дядюшка крикнул:

– Не шумите, ханум! Что вы затеяли?

– Спросите лучше у этого никчемного мерзавца!.. Я-то знаю, и он знает… – Не договорив, она торопливо спрыгнула с невысокой крыши к себе во двор и скрылась из виду. Дустали-хана от страха колотила дрожь.

– Сейчас она сюда придет! – вопил он. – Спасите меня!.. Спрячьте куда-нибудь! – и было вскочил с места, чтобы убежать, но его заставили сесть обратно.

– Успокойтесь же… Мы все здесь, рядом… Надо в конце концов разобраться.

Но Дустали-хан все порывался вскочить и удрать, и Маш-Касем, повинуясь знаку дядюшки, крепко схватил его за плечи:

– Да ты сиди, милок, сиди… Ага наш здесь… Да и вообще, чего из-за пустяка волноваться-то…

Дустали-хан взревел:

– Ты что, тоже спятил?! Она меня чуть не убила – это, по-твоему, пустяк?!

Асадолла-мирза сказал:

– Маш-Касем имел в виду тот фрагмент, который она хотела отрезать. И он совершенно прав: вряд ли этот предмет так уж значителен.

Маш-Касем невозмутимо подхватил:

– Я и говорю, зачем мне врать?! До могилы-то…

Дядюшка Наполеон хотел было на них цыкнуть, но не успел – в ворота с силой заколотили.

Дустали-хан вцепился в полу дядюшкиной абы:

– Душой отца вашего покойного заклинаю!.. Не открывайте! Боюсь я этой ведьмы!..

В голосе его звучала такая мольба, что все на мгновенье застыли в нерешительности. А стук молотка в ворота не утихал ни на секунду. Наконец дядюшка Наполеон сказал:

– Беги, Маш-Касем, открой. Ну и позор!

Дустали-хан, трясясь от страха, почти забрался, к дядюшке под абу. Едва ворота открылись, в сад, как вырвавшаяся из клетки тигрица, влетела Азиз ос-Салтане. Неприбранная, без чадры, она, угрожающе размахивая веником, двинулась в нашу сторону.

– Где этот мерзавец? Где эта голь перекатная?.. Он у меня сейчас попляшет! Места живого на нем не оставлю!..

Дядюшка Наполеон, мужественно заслоняя своим телом Дустали-хана, властно приказал: