Удивительные донумы - Темкин Григорий Евгеньевич - Страница 14

Спускающиеся к Средиземному морю склоны хребта Ансария — севернее от Латакии густо, южнее реже — поросли пушистой халебской сосной, вечнозеленым кустарниковым дубом, можжевельником, буком, тутовником. Тех, кто окажется в сосняке осенью или весной, ждет сюрприз: между деревьев, на усыпанной хвоей влажной теплой почве, он увидит блестящие желто-шоколадные шляпки. Это самые настоящие маслята — так же хорошо нам знакомые, как и розоватые рыжики, которые пристроились рядом, под лапами сирийских сосен. Грибов в сезон вырастает великое множество, к ним вполне применимо выражение «хоть косой коси», однако сирийцы почему-то к такому богатству совершенно равнодушны, по грибы в лес не ходят и в то, что они пригодны в пищу, верить отказываются. Зато обожают другие грибы, которые к ним на стол попадают из… пустыни.

Пустынные грибы, которые в Сирии называют «кямма», не что иное, как трюфели, в ресторанах Европы стоящие баснословно дорого. Кямма и в Сирии недешевы, поскольку отыскать их в пустыне — дело весьма сложное: в отличие от других грибов они не поднимают над поверхностью шляпки, ибо таковой не имеют. Кямма и не похож на гриб: это буроватый, напоминающий картофель клубень, который растет и зреет под землей на глубине 10–15 сантиметров. Над созревшей кяммой на поверхности вспучивается небольшой бугорок, часто почти незаметный, но бедуины его находят. Для многих бедуиног’ сбор кяммы — важный промысел, и в сезон, вооружившись серповидным ножом, они выходят в пустыню целыми семьями и за неделю набирают по нескольку мешков трюфелей. Перед приготовлением кямму надо очистить от кожуры ножом, тщательно промыть все трещины, чтобы не оставить песчинок, после чего гриб можно жарить, варить, солить, мариновать — сирийский трюфель великолепен во всех видах. Хотя, на вкус автора, и уступает грибам, выросшим в наших лиственных или хвойных лесах.

К сожалению, чем дальше на юг от Латакии, откуда в свое время древесина вывозилась даже в другие страны, тем больше леса редеют. На протяжении многих лет хищнически вырубаемые колонизаторами, которых будущее Сирии нимало не заботило, лесные массивы превращались в рощи, рощи — в рощицы, а те и вовсе таяли, оставляя голые, едва прикрытые кое-где чахлой травой склоны. Так, например, выглядят сегодня горы в окрестностях Дамаска; античные авторы утверждали, что путь из Дамаска в Пальмиру (около 250 километров) можно было проделать, не выходя из тени деревьев, — поверить в это теперь, двигаясь тем же маршрутом, но уже по совершенно пустынной местности под палящим солнцем, крайне трудно.

Однако сирийцы полны решимости восстановить лесные богатства страны и предпринимают в этом направлении деятельные шаги. Среди ранних постановлений САР, принятых вскоре после получения независимости, был декрет № 18 от 4 февраля 1953 года, по которому каждый последний четверг года объявлялся Ид аль-Шаджера (Праздником дерева). В тот далекий день на различных участках страны люди высадили 75 тысяч деревьев — и это было только начало. Год от года посадки увеличивались, с 1960 года их стали включать в план пятилетки, а в 1977 году была учреждена Высшая комиссия по лесонасаждениям. Результаты не замедлили сказаться; в 80-х годах ежегодно высаживалось не менее 22–25 миллионов деревьев, большей частью хвойных, и к 1983 году площадь лесных посадок составила более 5 миллионов донумов, или около полумиллиона гектаров! Тридцать лесопитомников обеспечивают саженцами праздники дерева, в которых участвуют представители предприятий и учреждений, высокопоставленные руководители и отряды детских и молодежных организаций. Плоды такого уважительного отношения к дереву уже видны: приживаются саженцы на склонах горы Касъюн в Дамаске, пустили корни молодые сосенки перед въездом в Хомс, радующая глаз зелень поднимается вдоль многих сирийских дорог, вокруг городов, поселков, сельскохозяйственных угодий.

Там, где подрастают деревья, появляется жизнь: приходят зайцы, лисы, вьют гнезда лесные птицы, роют норы забавные ушастые ежи.

Кроме названных животных здесь можно встретить шакала, изредка волка, если очень повезет — степную рысь (каракала) или гиену. В горах на севере, говорит, еще встречаются горные козлы. В пустынях помимо типичных для такой местности грызунов, змей и насекомых попадаются небольшие желтые вараны, которые весной вылезают из-под земли погреться на солнышке и исчезают в своих норах при малейшей опасности. От обитателей степных районов и пустынь — хорошо переносящих безводье газелей, антилоп, онагров — осталось одно воспоминание. Что уже неплохо, ибо от многих животных, которыми раньше была богата Сирия, не сохранилось и воспоминаний. Мало кто слышал, что вплоть до новой эры в низменности Эль-Габ близ Идлиба водилось множество слонов и что именно туда карфагенский полководец Ганнибал ездил отлавливать боевых слонов для своего войска. Львов из Сирии высоко пенили за свирепый нрав римские патриции, выписывавшие в империю диких зверей для гладиаторских боев. Водились львы в Сирии и во времена крестовых походов, после которых изображение гривастого хищника вошло в геральдику многих европейских рыцарей. Бродили по степным равнинам Сирии тогда и леопарды.

Да что уходить столь глубоко в историю. Еще не так давно, в начале нашего столетия, в Сирийской пустыне и Трансиордании водились страусы. А в конце прошлого века британский дипломат и исследователь Ричард Бертон писал о медведях, которые в горах Антиливана по ночам наводили страх на местное население и разоряли посевы «ечевицы. Бертон в 1870 году сам видел шкуры убитых крестьянами медведя-самца и медвежонка. Крестьяне рассказывали Бертону, что подразделяют медведей на два вида: «акиш» (вегетарианцы) и «ляххам» (мясоеды). По их мнению, медведи залегают в спячку на период «марба’нийя» (наступающий после зимнего солнцестояния и длящийся сорок дней) и охотиться на них лучше всего в начале сентября, когда они выходят лакомиться спелым виноградом. Заинтригованный рассказами очевидцев, Бертон решил лично принять участие в медвежьей охоте в горах Антиливана. «Почти на каждой тропе мы находили отпечатки, напоминающие большой человеческий след, и лежки животных. Одного медведя, крупного самца, мы подняли и даже сделали по нему несколько выстрелов, однако он скрылся в пещере. После этого мы пытались поохотиться на куропаток, но они, похоже, умели бегать быстрее нас»[21].

То, что в Сирии всего сто лет назад водились медведи, сегодняшним сирийцам кажется совершенно неправдоподобным. Что же касается куропаток, то они встречаются и в наши дни, хотя и далеко не в том количестве, как прежде, когда охота на них являлась любимым спортом всех тех, от мала до велика, кто имел лук со стрелами или ружье. Им, своим предкам, в весьма значительной мере сирийцы «обязаны» теперешней скудостью дичи. Последующим поколениям, впрочем, вовсе ничего не останется, если охота и дальше будет вестись по принципу «бей все живое». Я сам люблю охоту, и потому мне особенно больно было видеть, например, как цепь «охотников» прочесывала зеленый весенний луг под Эс-Сувейдой на юге Сирии и палила во всякую взлетающую птаху — будь то перепелка, жаворонок или воробей. Уток и гусей на озерах ловят в сети и забивают палками. Феллахов трудно упрекнуть в браконьерстве: точно так же поступали их деды и прадеды. Однако сегодня к природе, израненной огульным наступлением до зубов вооруженного человека, пора относиться по-новому. Важно отметить, однако, что в сирийской прессе все чаше появляются статьи, проникнутые тревогой за животный и растительный мир страны и призывающие к охране окружающей среды.

Призывы не остаются без внимания. С каждым годом ширится уже упомянутая программа лесонасаждений. С 1978 по 1982 год правительственным указом по всей территории Сирии была запрещена охота, и запрет в ближайшее время предполагается возобновить. Создана организация по охране окружающей среды, которая добивается, чтобы предприятия, производящие загрязняющие природу отходы, такие, как Хомский нефтеперерабатывающий завод, завод азотных удобрений на озере Каттына близ Хомса, цементный завод на побережье под Тартусом, приобретали современные очистные сооружения, эффективные дымоуловители, устраивали надежные хранилища для отходов, устанавливали системы биологической и химической очистки сточных вод — во имя спасения вод чистых, еще не загрязненных, которые для страны означают жизнь.