Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Избранное

Петров Сергей

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Избранное - Петров Сергей - Страница 31

Изменить размер шрифта:

УНИВЕРСАМ

(фуга)

Всё во мне, и я во всём.

Тютчев

Я думаю, я сам себе универсам,

куда я захожу по надобностям разным.

Открыт бываю я и людям, и часам,

пространству грузному и хрупким чудесам,

погоде на сердце и пьяным голосам,

и кособокой скуке, и соблазнам.

Всё есть во мне, чтобы по горло жить!

(В придачу ко всему и распри даже.)

Фасованно могу себя я предложить,

готов с утра к великой распродаже.

Завистники-глаза сверкают, как витрины,

устраивая трижды в день смотрины.

Сквозь них проходит день в универмаг,

облизываясь, будто бешбармак.

Вот полки, белые и твердые, что кость,

нагружены чуть охлажденным мясом.

Утроба нежится, подобная колбасам.

Но кто это «ого!» проокал басом?

Кто взгляд в меня забил, как в стену гвоздь?

Не трогайте меня! Своим я занят делом!

А если нужно что — ходите по отделам.

Вон головы мои, как лысые сыры,

лежат, лишенные и плеч и шеи,

и рады, что в них есть червивые траншеи,

и рады от дыры и до дыры.

Лежат они, округло хорошея,

как с неба выставленные миры.

Лежат они невдалеке от масла,

которое белеющую плоть

поставило стеной, за пряслом прясло,

но в масле не катаются. Колоть

ножом их не велел Господь,

и по частям они обречены железу

и жизни, как вседневному надрезу.

Располосованный наискосок,

как лососины розовый кусок,

не может рот полунемой открыться,

а кровь густеет, как томатный сок.

И из ладони, словно из корытца,

сухие пальчики, как веточки корицы.

И каждый мой отдел не оттого ль высок,

что мне затылок, темя и висок

украсили и соль и сахарный песок?

Ой, полным-полна авоська!

Есть и перец в ней и лук.

Не жалей ни слез, ни воска,

ни утраты, ни разлук.

Всё есть во мне. И жить — как жрать и жрать.

Надежде я свояк, а делу кум.

Могу товар своей рукой-владыкой брать

и по-лукулловски жевать рахат-лукум.

Рабочий день, бывает, разворчится,

а в деньгах ветер, свист и кутерьма.

Соскочит с полки баночка горчицы

и в руки прыгает сама...

Чужой огромной жизни послужи-ка,

и прянут пряности в открытый рот, как рать,

язык и нёбо обожжет аджика,

крапивой продерет. А жить — как брать и жрать.

Во всякой жизни есть и нужен привкус,

но жизнью торговать, ей-Богу, нелегко!

Проторговался — так возьмут за гривку-с

да и на солнышко, как за ушко.

Проторговался — так сиди и шамкай,

гляди вослед, как в самый зад судьбе,

когда универсам с универсамкой,

качая сумками, идут к себе.

Ой, пустым-пуста моя авоська!

В ней не я ль попался в сеть?

С плеч головушку ты сбрось-ка,

что ж ей попусту висеть?

Всё есть во мне. И назло контроверзам

чиновничьим и страхолюдью зим

универсам стоит, как универзум,

как суетливый Божий гомозин.

И стану ожидать я с Богом очной ставки,

в полночный час всплакнув по волосам.

И буду ждать на судном на прилавке,

когда закроется универсам.

Как вы полны, земные пять минут,

когда пекут блины, белье стирают,

торгуют телом, песенку поют,

целуются, в квартире прибирают,

в трамвае едут и судьбу клянут,

животики от смеха надрывают,

рожают и пускают в дело кнут,

возводят из соломинок уют,

по морде бьют, ломают, созидают,

и дремлют, и от пули умирают

иль просто Богу душу отдают.

(«Про осень да про лето»)

Про осень да про лето,

про года времена

зачем читать у Фета,

зачем у Кузмина?

На осень я не стану

нацеливать перо,

глядеть по Левитану,

взирать как Писсаро.

Перо беру иль кисть я,

гляжу хоть вдаль, хоть вблизь —

летят дожди да листья

и лезут грязь и слизь.

Безумному Ван Гогу

не занимать ума.

Живешь — и слава Богу,

которого нема.

БИРЖА

(Из цикла «Петербургское зодчество»)

Ходят вокруг налегке петербургские долгие ветры,

осень без листьев стоит впусте на остром мысу.

Белая биржа лежит, как груженная временем баржа,

и на пустом берегу торга купцы не ведут.

Видно, веленьем богов, возлюбивших чудо торговли,

с юга на север доплыл сей благородный амбар.

(«Твои две груди — как смиренные колени»)

Твои две груди — как смиренные колени,

а страсть — как мясо ветер раскромсал.

Но я пишу тебе, как некогда Елене

писал задумчивый Ронсар.

Но ты не хочешь пить из жизни понемногу

и чуда ждешь от каждого глотка,

и мы с тобой идем бок о бок, да не в ногу,

пустив удачу с молотка.

Чуланчик темных чувств недолго и захламить,

и будет житься лишь самой себе назло.

Судьбу, как самое себя, переупрямить —

великое, быть может, ремесло.

И я к тебе войду в стареющую память,

как то, что близилось и не дошло.