Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Рождественский Роберт Иванович - Страница 5

Изменить размер шрифта:

Речка Иня

Над ущельями,

над сутолокой круч,

над дорогой,

убегающей вниз,

уцепившийся за солнечный луч,

жаворонок легкий повис.

Я его не слышу.

Для меня

жаворонок этот —

не в счет.

Я пришел туда,

где течет

маленькая речка Иня.

Что, казалось бы, такого

в ней?

Ручеек течет меж камней.

Переплюнуть можно,

вброд перейти,

перепрыгнуть без усилий почти.

Речка, речка!

Понимаешь ли ты,

почему

по перекрученной тропе

я пришел твоей напиться воды,

я пришел за песней к тебе?

…В белой пене,

в тучах брызг

сгоряча

вниз,

в долину,

ты летишь с вышины,

вдохновенно и сердито урча

и локтями раздвигая валуны.

Холод тонких

мартовских льдин

ты несешь в темно-зеленом нутре…

У меня приятель есть один, —

он скривился б,

на тебя посмотрев.

Он сказал бы,

брови выгнув в дугу,

оглядев твой бешеный бег:

– Этих глупых

маленьких рек

я никак понять не могу.

Для чего они?

Кому нужны?

И вообще зачем в них

вода?

Если в речке

нет глубины,

разве ж это речка тогда?

Разве ж она сможет,

звеня,

славу о себе

пронести?..

Ты прости его,

речушка Иня!

Несмышленый он еще.

Ты прости.

Ожидание

Так

любимых не ждут у порога.

Так

к больному не ждут врача…

Пыль

на рыжих

степных дорогах —

хоть картошку пеки – горяча.

Люди мнут фуражки в руках,

от полей глаза отводя…

Я впервые увидел,

как

ждут дождя.

Ждут,

выдумывая всевозможные сроки,

ждут,

надеясь на чудо,

ждут,

матерясь:

– Пусть дороги развозит!

Плевать на дороги!

Лишь бы дождь.

Пусть тогда, хоть по горло,

грязь. —

А земля горит.

От жары —

как в броне.

А земля говорит:

– Помогите мне!

Без воды,

без дождя

больше я не могу…

Помогите!

Ведь я

не останусь в долгу! —

Как ей скажешь:

– Выдержи!

Подожди! —

Чем поможешь?

Минуты, как вечность, идут…

Люди ждут и молчат.

Люди курят и ждут…

Ты мне пишешь:

в Москве у вас

снова дожди.

Снова дождь.

По бульвару опять не пройдешь.

Снова дождь.

По обочинам мчат ручейки.

Дождь идет по Москве —

теплый,

ласковый дождь…

Там скрываются от него, —

чудаки! —

надевают плащи,

открывают зонты,

начинают погоду ругать с утра,

ходят хмурые…

Если б увидела ты,

как, негаданно

вымахнув из-за бугра,

мчит,

дороги не разбирающий,

через поле

к нам

напрямик,

так пылящий,

будто пылающий,

сельсоветовский грузовик.

Председатель выпрыгивает на ходу,

он кричит,

а глаза блестят, как от голода:

– Будет

дождь!

Мне сейчас…

звонили из города… —

Пошатнулся.

И дальше, словно в бреду: —

Туча…

мне звонили…

свернула сюда…

к нам идет…

Если мимо, то…

быть…

беде…

Ты мне пишешь,

что вам надоела вода.

Напиши,

напиши мне об этой воде!

О дождях напиши мне!

О том,

как тяжел

воздух перед грозой…

На погоду не жалуйся!

Напиши,

чтоб он был, этот дождь,

чтоб он шел!

Пожелай нам ливня,

пожалуйста.

«Любовь. Мы об этом читали в книжках…»

Любовь.

Мы об этом читали в книжках.

Любовь.

Мы такое понять не могли.

Но постепенно мужали мальчишки

и вот до нее доросли.

А помнишь —

мы с ней не хотели знаться,

и часто, пути для себя выбирая,

ее мы считали,

лет до тринадцати,

чувством,

которое все презирают.

Строгая кинжалы ножом перочинным,

ровесниц вгоняя сраженьями в трепет,

решали мы, что настоящий мужчина —

тот,

который девчонок не терпит,

а если случалось,

то знал любой,

смеясь,

читали на стенах прохожие:

Вова + Лида = любовь.

А тут – не такая!

А тут – не похожая.

А тут —

то близкая, то далекая,

пришла и выволокла на улицу.

Первая

(мне говорили: легкая),

верная

(мне говорили: забудется!).

Мне говорили:

ни в коей мере

любовь пошатнуть тебя

не должна!

Мне говорили,

а я не верил…

Мне говорили так,

а она

опять будоражила и удивляла,

то криком крича,

то дразня,

то играя.

Смеяться и плакать она заставляла,

и не было ей ни конца, ни края!

Она была в жестах,

в улыбках и взглядах,

она была в ссорах,

в словах откровенных,

она была в каждом движенье

и в клятвах,

наивных,

смешных,

но действительно верных…