Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 48

– Их больше, чем нас, – обреченно сказал какой-то пасечник. Они, когда мою пасеку разоряли, страшней зверей неразумных были. Пчелы их жалят, а им ничего!..

– И топор их не берет, – констатировал сильно исхудавший на медицинских харчах знаменитый кузнец и дока по части изготовления самогона Левон Биндюжников. Когда они пришли мою кузню рушить, я их топором, как полешки гнилые разрубал, аж упарился. Потом гляжу – а на месте разрубленных новые смуглокожие стоят!

– Колдовство это! Страшное колдовство!

– А что мы колдовству противопоставим?!

– Свой чернокнижник нам надобен…

– Да где ж его взять?

– Чьернокнижник есть полумера. Палльиатив. Эллен всегда сможет противопоставить сильному колдовству более сильное. Это бьесконечная война получится.

– Мудро говоришь, Фондей Соросович!

– Может, тогда и предложишь, что нам делать?

– Я хочью рассказать вам один история. В большом городе жил некий юноша по прозвищу Новый.

– Новичок?

– Йес, пожалуй, новьичок. Каждый день он выпьолнял своя работа, ходьил по ульицам родной город, и вот однажды за ним пришли.

– Кто?

– Они назвали себья Тройка и Сонник. Они прьедложили новьичку узнать истину. Ведь истина всьегда гдье-то ръядом, андэстэнд? И он узнал, что на самом делье не существует ни города, в котором он живьет, ни работы, которую он выполньяет. Что всье это лишь один большой обман его чувств. Что всье люди вокруг – тоже обмануты. Что на самом делье вся власть давно принадлежит неким монстрам, которые и погружают людьей в мир обмана чувств, чтобы питаться их духовной энергией.

– От гадость! – пробасил Ставр Годинович.

– Дальше, дальше рассказывай, Фондей Соросович, – загомонили примостившиеся на топчанах богатыри.

– Новьичок сначала не верьил в то, что вокруг него всье – обман. Но потом повьерил. И решил вмьесте со своими друзьями Тройка и Сонник побьедить монстров. И для этого они связались с людьми, живущими… тайно?.. тайком? Их называть партизаны. Они скрывались от монстров в заброшенных мьестах и готовили… как это будет по-кутежански…

– Переворот, – осенило Маздая Маздаевича.

– Да. Револьюция, вот как! И при помощи партизан они победили эту отвратительную матрикс.

– Кого?

Фондей Соросович помялся;

– Сложно сказать по-кутежански… Даже мистер Промт Дикшинари не сможет правьильно пьеревести. Можно сказать: они побьедили своих чудовищ…

– Партизаны, говоришь, – задумался Микула Селянинович. – Никогда не слышал о таких. Подрезаны – были, уркаганы – тоже были, а вот партизаны… Есть ли они у нас?

– Они есть вездье, где нет демократия и толерантность! – со знанием дела заявил Фондей Соросович. Партизаны есть альтернатива любой диктатура!

– Мудрено говоришь, Фондей Соросович, – заметил Ставр Годинович, – но понять тебя можно. Значит, и у нас есть партизаны, раз есть Аленка-узурпаторша. Только где их искать? Нет в Тридевятом царстве заброшенных городов…

– Зато лесов у нас – навалом! – воскликнул осененный идеей Маздай Маздаевич. Да и где еще народу прятаться, как не в лесах?!

– Верно говоришь!

– Наши леса – гордость и краса!

– Наши леса птица за неделю не облетит, резвый олень за два месяца не обскачет!

– В наших лесах – крики «Вперед!», в наших лесах – окрики «Стой!», в наших лесах – рождение дня и смерть огня!

– Ты это про что, Маздай Маздаевич? Про какие такие крики?

– Да так, к слову пришлось. А вообще, и в самом деле нет в Тридевятом царстве лучшего места для того, чтобы спрятаться от злодеев власть имущих и оттуда им сопротивляться.

– Органьизовать Сопротивление, – поправил мудрый Фондей Соросович.

– Точно говоришь! Значит, надобно нам бежать в ближайший лес и искать там партизан…

– А какой у нас ближайший лес будет?..

– Да вроде как… Чертоногий.

Все на минуту затихли.

Чертоногий лес потому так некрасиво и назывался, что не один черт уже ломала нем свои лохматые худые ноги. Не говоря о людях и всяком зверье. И хотя роскошные красавицы ели и скромные плаксивые березы в этом лесу росли выше облака стоячего, посещать сей ландшафтный заповедник считалось делом глупым и гибельным. В Кутеже даже поговорка была сложена про людей, идущих на заведомый риск: «Пошел в Чертоногий лес грибы собирать».

– Что ж вы, братцы, приутихли? Что приуныли? – опираясь на палочку, зашаркал вокруг богатырей ушастый Иван Таранов, – А ты, царевич, почему молчишь, храбрых речей не говоришь? Неужто вы во всякие страшные байки про энтот Чертоногий лес верите?

– Не верили, кабы от нелживых людей страшных историй не слыхали. Микула Селянинович незаметно поежился. Хоть и слыл он бесстрашным витязем, а и у него были свои недостатки. К примеру, боялся он в темноте спать да верил всяким страшным историям, особливо тем, которые наигрывали на гуслях заезжие бояны да вещали потусторонними голосами перехожие калики про неустрашимых друзей Скалдерада Малдера. Такие ужасы были в тех историях, что у Микулы Селяниновича даже волосья на ногах дыбом становились.

– Так какие байки ты, Микула Селянинович, про Чертоногий лес слыхал? Поведай нам… В голосе Ивана Таранова сквозила явная насмешка, но тут вмешался его побратим по несчастью Солодов.

– Я отвечаю, – сурово сказал Солодов, – что в Чертоногом лесу живет страшный человек; Звать его Степан, Король ужаса. Говорят, выстроил он себе в лесу времянку и сидит в ней, ждет, когда какой-нибудь заплутавший путник забредет к нему на огонек. Тогда Степан того путника поит, кормит и ведет на свой чердак. И там, на энтом чердаке, принимается Степан человека пужать. До ужаса доводить.

– Это как?

– А рассказывает ему легенды да былины страшные, им же самим на чердаке сочиненные. То расскажет про девочку, которая все кругом могла взглядом воспламенять, то про мальчиков, за которыми жуткие червяки охотились, то просто про бегущего человека… Ежели путник до утра от тех легенд не окочурится – честь ему и слава. Награждает его тогда Король ужаса и из лесу выпроваживает. А коль помрет, Степан его в сундук на чердаке кладет и новую историю сочиняет…

– Б-брехня это, – неуверенно пробормотал заробевший Микула Селянинович.

– Брехня?! – возмутился Солодов. Да я отвечаю! А еще живет в том лесу труп ходячий, слегка обгорелый. Носит он на голове шапку странную – с широкими полями, а на руках у него вместо пальцев – лезвия вострые. Многих этот паразит загубил! Сколько витязей пытались его одолеть: в болоте топили, в костре жгли, на мелкие куски рубили – ему все нипочем. Опять восстает в прежней силе, только еще уродливей. А еще живет в том лесу Чужой…

Тут уж на словоохотливого Солодова замахали руками; и без того тошно, а он еще страху своими рассказами нагоняет! Солодов пожал плечами и пробормотал:

– Мое дело вас предупредить, а там поступайте как знаете.

– Каких бы страстей ни говорили про Чертоногий лес, – подытожил разговор Иван Таранов, – а не миновать нам туда идтить. Потому как отседа до первой лесной опушки рукой подать. И туда за нами никто в погоню не сунется.

– Никто из местных, – поправил Ставр Годинович. А вот пришлецы смуглокожие нашего страху не имут, посему и в лес, и в топь, и в самое адово пекло за нами погоню снарядят.

– Это верно…

– А как же тогда быть?

Иван-царевич в продолжение всего приведенного выше разговора чувствовал себя незаслуженно забытым и обиженным. Сами, дескать, стратегию обсуждают, про партизан, да про лес Чертоногий разговаривают, а его, царевичего, мнения никто и спросить не удосуживается! Разве это порядок?!

Поэтому царевич нашел нужным встрять в беседу с ценным советом:

– А ежели мы побег устроим как раз в то время, когда вашнапупцы на свое очередное кумарничанье соберутся?

Слова царевича произвели должный эффект. Все уставились на него и ждали продолжения. Царевич смутился.

– Ну, что… Я же, когда недолго во дворце-то был, видал, что у них на стенке грамотка висит. А на энтой грамотке расписано, в какие часы смуглокожим полагается идти на поклон к махатме и просветляться…