Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 44

— А ты что?

— Нечестно! Я первая спросила!

— Я тебе отвечу, только скажи для начала: какое отношение ты имеешь к хозяину этого дома?

— Я просто его гостья, — ответила Юйлин. Хмель уже выветрился из ее головы, и она с интересом рассматривала Сюя. Он был высок, плечист, красив, хотя в чертах его лица осталось что-то неуловимо детское. И вот еще что удивило девушку: волосы Сюя были не черного, а медно-красного оттенка. И глаза — желтые, как у совы…

— Сюй, — тихо сказала Юйлин и коснулась волос юноши. Под пальцами тонко зазвенела медь. — Ты Медноволосый Тжонг?!

— Смотри-ка, догадалась, — засмеялся парень. — Да, я Медноволосый Тжонг, и ты первый человек, который видит меня вот так, лицом к лицу.

Юйлин перепугалась:

— Сюй, не убивай меня! Я никому не скажу, что ты был здесь! Бери все, что задумал, и уходи!

— Юйлин! — рассердился юноша. — Я вор, но никакой не убийца. На счету моем нет ни одной загубленной души, я не прогневляю душегубством небес! Я краду у богатых и знатных, и краду такие вещи, без которых эти люди могли бы вполне обойтись!

— Говорят, ты украл двести восемнадцать золотых щитов с крыши Зала Возвышенной Мудрости, а еще украл жемчуг с венца императора…

— О, это не самые славные мои подвиги! Идем-ка в беседку, выпьем вина, потом чаю и поведаем друг другу о своих судьбах!

— Я боюсь, вдруг вернется господин каллиграф или домоправительница.

— Насчет этого не беспокойся. Небеса мне благоволят, никто и никогда не появляется в доме тогда, когда в нем орудует Медноволосый Тжонг. Ты — единственное исключение. Но это уж, видно, судьба! И в детстве мы были вместе, и в молодости нас угораздило встретиться. Ты еще не замужем, Юйлин? Ну, рассказывай, рассказывай мне все!

Сюй налил девушке вина и уважительно подал ей чарку на уровне бровей. Юйлин сделала то же. Они обменялись чарками и выпили. И Юйлин начала свой незатейливый рассказ. Рассказала, как они сиротствовали, как сестра стала женой жестокого и жадного писаки по имени Леньшао… Как она, Юйлин, решила, переодевшись мужчиной, сдавать экзамены на степень цзиньши и как провалилась на экзамене… Подумала-подумала да и поведала Сюю о заговорщиках, о том, что во дворце государя измена и она со своим знакомцем является свидетельницей, может опознать злоумышленников, потому и спрятали ее в этом поместье до времени…

Сюй слушал очень внимательно, лишь подкладывал на тарелку Юйлин сыру да сластей…

— Интересна твоя судьба, — сказал он, когда Юйлин замолчала. — Интересна и грустна. Как жаль мне твою сестру! А то, что ты поведала мне о заговоре, совершенно изумило меня. Но об этом мы поговорим позднее. Сейчас я расскажу историю своей жизни, наверняка тебе она покажется занимательной.

— Конечно! Как ты покинул свою славную семью и стал Медноволосым Тжонгом, перед которым трепещут все богачи?

— О, все началось с того, что я в тринадцать лет, решил, что пора мне подыскать для себя какое-нибудь дело. Продолжать дело отца мне не хотелось, и я отпросился у родителей в паломничество по горным монастырям. Я уже тогда был непоседа и сорвиголова, так что родители думали, что паломничество по святым местам меня образумит. Знали бы они!…

— И я отправился один в горы Шицинь, — продолжил Сюй, — ты же знаешь, в горах этих монастырей — что ласточкиных гнезд. Побывал я у почитающих Гаиньинь, у поклонников милостивого Китешры, у тех, кто молится луне и возносит хвалы солнцу. Но чего-то особенного хотелось душе, не только молитвословий и постов… И так я зашел глубоко в горы. Здесь растительность была скудная, все время дул пронзительный ветер, и я подумал: кто может поселиться в таком ужасном месте? Разве что истинный подвижник! И только я об этом помыслил, как увидел перед собой крошечную тропку. Она вела к пещере, поначалу совсем незаметной среди нагромождения камней. Когда я подошел к пещере, из нее вышел старец с белоснежной бородой до самой земли, в камышовой шапке и в накидке из птичьих перьев. Я сразу понял, что это монах, почитающий Путь Лотоса, и преклонился перед ним. Монах-лотос спросил меня: «Чего ты ищешь в горах Святой Славы?» — «Я ищу дело всей своей жизни», — ответил я монаху. Ответ понравился ему, и он сказал: «Никто не приходил к моей пещере уже триста лет. Ты первый, кому открылась эта тропа. Значит, судьба тебе быть моим учеником и познать тайное искусство лотосов». Монаха, который стал моим наставником, звали Черное Облако. Он был непревзойденным в искусстве быть везде и нигде, летать, управлять ветрами, дождем и всеми стихиями, земными и небесными. Он мог в мгновение ока улететь за снегом с далеких вершин Западных гор, потому что ему захотелось чаю из талой воды. Когда прошло пять лет, и я знал все, что знал Черное Облако, он сказал мне: «С таким искусством тебе нечего делать в мире порядочных людей. Кем ты будешь? Как станешь добывать себе пропитание?» И я ответил: «Наставник, я стану великим вором, которого никто никогда не сможет поймать». Монах засмеялся и сказал: «Да будет так! Иди в мир и воруй то, что обречено быть украденным. Даю тебе только три заповеди: не воруй у бедняка, не воруй у молодоженов, не воруй у ребенка. Если исполнишь это, никто не поймает тебя. Я переночевал последнюю ночь у своего наставника, а наутро встал, чтобы проститься. И вдруг понял, что за ночь наставник изменил меня: мои глаза были зоркими, как у сокола, тело гибким, как у змеи, а волосы на голове выросли из чистой меди. И наставник Черное Облако сказал мне: «Пусть за все твои грехи судят меня. Ступай, Медноволосый Тжонг, и радуйся тому, что искусство твое непревзойденно!»

С тех пор как я покинул Черное Облако, прошлой немало времени. Я крал у богачей, крал то, что было лишним у них, — все роскошное и вычурное. Я стакнулся с одной шайкой, это тоже разбойники, но ребята верные и честные…

— Честные разбойники! Ха-ха-ха! -рассмеялась Юйлин.

— Но они и впрямь честные, — немного обиженно заявил Сюй. — Во всяком случае, со мной. Из того, что я награбил, они берут себе десятую часть, остальное распродают, а деньги отдают мне, чтобы я распоряжался ими по своему усмотрению. А я подкидываю эти деньги беднякам в городах и селах, хотя бедняков порой столько, что никаких денег не хватает… Ну и себе оставляю на жизнь немного… Вот тебе и вся моя судьба.

Девушка и юноша помолчали. Затем Юйлин спросила:

— Послушай, Сюй… неужели ты ни разу не попадался?

— Ни разу! — рассмеялся парень. — Только вот сегодня. Уж и не знаю, как сказать: то ли ты пленила меня, то ли я тебя спас…

Юйлин потупилась.

— Скажи, Сюй, а что ты хотел украсть в доме господина первого императорского каллиграфа? -не сдержала она любопытства.

— Драгоценную рукопись поэмы «Плач над Осенней рекой». За этот свиток заплатят столько золота, сколько он весит, а весит он немало. Зачем каллиграфу такая роскошь? Он без этой поэмы вполне обойдется, а я вырученные деньги кому-нибудь раздам. Да вот, послушай! Я тебе дам эти деньги, чтобы ты поскорее выкупила свою сестру у ее ужасного мужа. Хочешь?

— Наверное, — несмело произнесла Юйлин. — Но я гостья господина каллиграфа, нехорошо, если я стану соучастницей в краже…

— А ты и не будешь соучастницей, — улыбнулся Тжонг. — Я могу тебя связать для вида, и когда придет домоправительница, ты все ей расскажешь. Ну не все, конечно, а что придумаешь…

— Ах, и это мне не по сердцу!

— А что же тебе по сердцу? — спросил Сюй и, придвинувшись к девушке вплотную, поглядел в ее зрачки своими янтарными глазами. И к тому же словно невзначай коснулся ногой ее прелестной ножки, выглядывавшей из-под края одежды.

Юйлин совсем смешалась:

— В детстве мы крепко дружили с тобой, Сюй, играли вместе… И сейчас, встретив тебя, я ощущаю непонятное волнение. Ох, кружится голова! Это, верно, оттого, что я слишком много выпила.

И тут произошло невообразимое. Сюй крепко обнял Юйлин и прошептал, касаясь губами ее нежного ушка:

— Милая Юйлин, неужели ты не видишь, что само Небо свело нас вместе? Мы предназначены друг другу, как два феникса! Никогда еще мое сердце не пылало оттого, что я сижу и пью вино с прекрасной девушкой! Как только я увидел тебя, душа моя словно расплавилась от любви. С детства я был неравнодушен к тебе, Юйлин. Не отвергай же меня, скажи, что и я тебя волную! Я же чувствую!