Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 32

— Похоже, вам нездоровится, принцесса, — и трижды хлопнула в ладоши.

В павильон немедленно вошел евнух и поклонился.

— Подайте паланкин принцессы. Ее высочеству нездоровится. Передайте лекарю Тейху, чтобы он немедленно явился в покои ее высочества.

— Не нужно лекаря, — запротестовала принцесса, но, разумеется, Ют-Карахон-Отэ не услышала этого протеста.

Фэйянь в паланкине отнесли в ее покои. Не успела она присесть в кресло, как немедленно явились служанки и заявили:

— Ваше высочество, прибыл почтенный целитель Тэйху.

— Просите, — обреченно бросила Фэйянь.

Тейху вошел, отвесил положенный поклон и сказал:

— Позвольте проверить ваш пульс, принцесса.

— Я вполне здорова, лишь расстроена…

— Позвольте ваш пульс…

— Меня как будто не слышат! — возмутилась Фэйянь, но протянула лекарю руку.

Тот трижды слушал пульс, затем сказал:

— Все эманации вашего тела находятся в подвижном состоянии, ваше высочество. Это создает опасность для вас и для плода, который вы носите.

Фэйянь побледнела:

— Что мне делать?

— Вам следует пить укрепляющие отвары. Я немедленно изготовлю их. Также постарайтесь не тревожиться, не слушайте печальных песен, не рассматривайте некрасивых картин. Посвятите время молитвам и беседам с вашим будущим ребенком.

— Похоже, мне больше ничего не остается, — пробормотала Фэйянь.

— Я также распоряжусь, чтобы на стол вам подавались только особые блюда, — сказал Тейху. — Воздержитесь от сладкого, жирного, острого и соленого. Также вредна фазанья печень и заячьи потроха…

— Хорошо, я буду следовать вашим советам. А теперь ступайте. Я устала и хочу прилечь.

Фэйянь бесцеремонно выставила лекаря и служанок, прилегла на постель и задумалась. «Похоже, я попала в силки, которые для чего-то расставила Ют-Карахон-Отэ. Но чего она добивается, задерживая меня? Ведь если Баосюй узнает о сегодняшнем разговоре, война Лунтана и Жемчужного Завета будет неизбежна. Да драконы камня на камне от этой страны не оставят! Нет, не война нужна императрице… Я? Но у меня давно нет былого могущества, я лишь ношу звание принцессы и владычицы… Что же тогда?»

От этих бесплодных размышлений у принцессы разболелась голова, и она решила немного подремать, чтобы сном освежить измученную душу. Однако принцессе не дали проспать долго. В комнату тихо постучали.

— Что такое? — пробормотала принцесса, стряхивая липкую дрему.

— Ваше высочество, капитан бригавеллы «Халцедон» просит вашей аудиенции.

— Капитан? Погодите, я выйду в приемную комнату.

Фэйянь встала, немедленно привела себя в порядок, мельком глянула в зеркало (ах, бледна, слишком бледна!) и вышла в небольшую комнату для приема посетителей разных рангов.

Едва увидев ее, капитан Жун пал на колени.

— Мне нет пощады, принцесса! — воскликнул он.1

— Капитан-сянь, встаньте и расскажите, что случилось, — потребовала принцесса, уже предчувствуя нехорошие вести.

Но капитан не встал с колен. Он стоял, и по лицу его текли слезы, слезы потери и злобы.

— Никто не знает, как это могло произойти, ваше высочество.

— Что, что стряслось?!

— Бригавелла, ваше высочество. Она сгорела дотла. Пожар начался в доках два часа назад, там почему-то никого не оказалось, и когда зеваки заметили зарево, было поздно что-либо делать. Вместе с бригавеллой сгорели три больших корабля Жемчужного Завета, и теперь я не знаю, как мы вернемся обратно!

Принцесса походила по комнате. Веер в ее руках трепетал, как крыло бабочки.

— Боюсь, капитан, — наконец произнесла принцесса, — что обратно нам вернуться не позволят.

Цзюань 10

ХУАТУН

Поместье первого императорского каллиграфа было обширно, но запущено. Чувствовалось, что хозяин приезжал сюда редко и ненадолго. Большой дом на каменном фундаменте, с бревенчатыми стенами, с красной черепичной крышей выглядел обветшалым, такими же заброшенными казались чайные павильоны, беседки, бамбуковые террасы и рукотворные садики. На всем лежала печать запустения, в комнатах на полу и на мебели образовался толстый слой пыли…

— Здесь никогда не ждут гостей. — Чувствовалось, что господин Лу Синь ощущает себя виноватым перед Ши Мином и Юйлин Шэнь за запущенность собственного жилища. — А я почти сюда не приезжаю, как, впрочем, и мой брат. Но вы, господа, можете быть здесь полноправными хозяевами.

— Ваша милость не знает границ, — поклонилась каллиграфу Юйлин. За время, проведенное в дороге до Хуатуна, она, как ей казалось, безнадежно влюбилась в господина Лу Синя и к тому же успела безнадежно влюбить в себя Ши Мина, до сих пор не верящего в то, что она девушка. Старая домоправительница господина Лу Синя суетилась и охала, беспрестанно повторяя, что ее, как всегда, не предупредили о приезде.

— Успокойся, матушка Бинь, — ласково сказал старухе Лу Синь. — Для этих гостей не надобно роскоши. Приготовь по комнате на мужской и женской половине и найди вот этой молодой госпоже приличный женский наряд. Если пойдешь в город за покупками, постарайся, чтобы никто ничего не знал о наших гостях.

— Дело, как видно, тайное? — спросила старушка.

— Еще какое, — улыбнулся Лу Синь. — Эта парочка сбежала от родителей — хотят против их воли принести свадебные клятвы пред алтарем предков. Родственники девушки очень разгневались и ищут их повсюду. А я прихожусь им знакомцем, вот и решил выручить влюбленных. Ты уж не выдай их, не подведи меня, матушка Бинь.

— Что вы, что вы, да пусть отсохнет мой старый язык, если я проболтаюсь кому про этих уточек-мандаринок[5]! — засмеялась домоправительница. — Все сделаю и вычищу, даже служанок со стороны звать не буду. А сейчас подам на стол. Вы, господин, останетесь трапезничать?

— Нет, — сказал Лу Синь. — Много дел в столице, я должен снова ехать туда. Так что поручаю своих друзей твоим заботам, матушка Бинь. Когда шум вокруг их поисков утихнет, я вернусь за ними, чтобы в столице провести свадебный обряд.

— Ах, — радостно заквохтала старуха. — И когда только ваши-то плечи украсятся алыми лентами[6], мой милый господин?!

— Мне не до алых лент, — отшутился Лу Синь. — Дела государства призывают. Некогда обзаводиться семьей.

С тем он распрощался с нашими друзьями, препоручив их заботам старой Бинь, и немедленно отбыл в Тэнкин.

Матушка Бинь была настоящим сокровищем во всем, что касалось уборки, готовки и прочих прелестей домашнего хозяйства. Она с невероятной поспешностью прибрала все комнаты в доме, особо украсив отдельные покои для Ши Мина и Юйлин. Затем, порывшись в огромных сундуках, старуха извлекла на свет куски самых разных тканей: шелка, атласа, крепа, батиста… Она искренне посчитала Юйлин несчастной бесприданницей и потому принялась спешно кроить и шить для девушки очаровательные, но немного старомодные наряды. Во всяком случае, уже через день после приезда в Хуатун Юйлин вышла к дневной трапезе в чудесном платье цвета перьев малиновки, подпоясанном темно-лиловым поясом. Ши Мин, увидев своего «побратима» в столь преображенном виде, онемел на некоторое время и лишь позволял себе мычать, поглощая редьку с рисом и печеных фазанов. Юйлин было забавно видеть таким своего друга, поэтому, едва они покончили с трапезой, она сказала: