Найденыш - Кулаков Олег - Страница 26

— Ожерелье, ты нас срамить-то не срами, — вызывающе сказал он. — Коли по делу что сказать решил, то говори.

Ожерелье не внял вызову, прозвучавшему в голосе Руду.

— До чего докричались? — громко спросил он. — Что магу ответим? Или на мечах окончательный ответ выяснять начнем?

Сказал, будто ушат холодной воды на распаленные лбы вылил, а сам посматривает по сторонам. Палубный не выдержал.

— Говорил я с самого начала: не надо лезть.

— Сейчас уже поздно, Руду, — сказал Три Ножа.

— Поздно… — сплюнул палубный и длинно выругался. — То-то и оно, что поздно.

— Может, мага послушаем еще, — выкрикнул Орхан. — Вон он сидит.

— Дельная мысль, — согласился Ожерелье и крикнул, оборачиваясь: — Даль, подойди-ка сюда!

Братва удивленно примолкла, я тоже удивился: с чего бы это я капитану понадобился?

— Вот вам маг, — сказал Ожерелье и выпихнул меня вперед. — Спрашивайте.

Я обомлел, а ватага заржала.

— Да ты обалдел, Ожерелье. Что Даль сказать может? — Три Ножа окинул меня насмешливым взглядом.

— Смог же он фризруга ущучить — а маг ведь был, фризруг, — ответил капитан. — И Зимородок его за своего признал. Может, у Даля ума побольше, чем у всех нас, станется, а магия у него в крови: магами не становятся, магами, сами знаете, рождаются…

Я слушал Ожерелье, и под ложечкой у меня засосало, а по спине потянуло холодком. Это как же понимать надо? Что я скажу, то ватага и примет? Вон капитан как братву настраивает, расписывая мои достоинства, а они, пораскрывав хлебальники, ловят каждое его слово. Выходит, Ожерелье растерялся и хватается за меня, как за соломинку? Не происходи все на моих глазах, я бы в жизнь такому не поверил, расскажи кто. А мне ведь отбрехиваться надо будет. Что я скажу?

— Говори, Даль, — сказал Ожерелье.

В горле у меня запершило. Я закашлял, чтобы потянуть время, а в башке пусто: ну хоть бы одна мыслишка… А ведь они ждут: вон Руду угрюмо уставился, Три Ножа одел свою всегдашнюю маску и через щели сверлит, из-за Орхана Скелет выглядывает… И стало мне понятно, что, хоть братва и пыжится, особенно те, кто за Три Ножа кричал, соблазненные кучей золота, которая и во сне-то никогда не снилась, думает братва, как палубный: провалился бы маг в тартарары, и еще лучше было бы, если бы он провалился туда раньше, на Рапа, не добравшись до «Касатки».

Я посмотрел на берег, на маленькую фигурку Зимородка, сидящего у самой воды, и отчетливо услышал бульканье и шипение волн. Подсказал бы мне кто…

— ДАЛЬ, — услышал я внутри себя негромкий голос и сразу узнал его — со мной разговаривал Зимородок. — Помоги мне, мальчик.

— Меня могут не послушать, — ответил я.

— Могут. Но все равно попытайся, — сказал Зимородок.

Страхи палубного были мне понятны и близки, но Зимородок просил меня.

Я зажмурился — ощущение такое, будто я собрался с завязанными глазами с высоты вороньего гнезда сигануть в море на авось, — и сказал:

— Надо идти с магом.

— Что ты шепчешь? — спросил Ожерелье. — Говори громче.

Я вздохнул поглубже и повторил в голос:

— Надо идти с магом!

Ватага шумно вздохнула. Я открыл глаза. Ожерелье пристально смотрел на меня, и снова лицо его было таким, как я его видел, когда змей разбил «Касатку» на щепу. Капитан медленно отвернулся.

— Слышали? — крикнул он. — Все слышали?

— Ты что, Ожерелье, смеешься над нами? — ответил ему палубный.

— Смеюсь? — переспросил Ожерелье и зябко передернул плечами. — Не до смеха мне, Руду: «Касатки» нет, ватага в раскол идет. Куда уж смеяться? Ты, палубный, мага не боялся, пока он тебе хвост не прикрутил. Наши колдуны, что прежде были, мечи в кольца сворачивать не умели — вот ты и пятишься раком и других за собой тащишь. А Три Ножа готов рискнуть своей задницей, если светлые маги заплатят больше. Как ты остановишь его, Руду? Уйти-то тебе некуда! Как решать? За ножи браться будем? Кто жив останется, тот и прав? За этим ли мы пришли на остров? Даль говорит, что надо с магом идти. Я ему верю…

— Эй, капитан! — раздался неожиданный выкрик, не давший Ожерелью докончить.

Из-за Орхана-баллистера вылез Скелет и потрусил к капитану, размахивая каким-то маленьким темным мешком.

— Погоди, капитан! Дай я скажу. — Скелет добрался до Ожерелья и тряхнул ношей в воздухе, заявив: — Вот!

Все мрачно ожидали продолжения. Скелет опять потряс мешочком, в нем забрякало.

— Я так скажу: палубный прав в одном — не в свое дело мы влезли, но ложиться на обратный курс уже поздно, да и не на чем… а ежели мы тут друг дружке кровя пускать начнем, то вообще дело гиблое… — Скелет торопился, подбадривая себя бряканьем содержимого своего мешка. — Вот кости гадальные! — И он поднял мешок над головой.

Кто-то крякнул, кто-то хмыкнул, а Скелет скороговоркой продолжал:

— Мне что на ум пришло: как ни крути конец, а получается, светлого мага на «Касатку» неспроста занесло. Судьба, значит… Мы тут собачимся, идти с магом или нет, — а судьба как повернет? Во! Никому не ведомо! Слушай, братва… Зимородок небось фризругам тоже чего-то посулил. Как без этого? И щедро — верняк! Вон Три Ножа чего загнул, а маг хоть бы торганулся. И фризружскому недоноску тоже всяк обещано было, однако запродал он нас и своих в придачу, как перданул с гороха. Так-то. А потому, хоть Зимородок и божится, что отдаст он темным магам хрень Исполинову и оставят они нас в покое, не тронувши, верится мне с трудом, что так оно и будет: заберут темные маги свое добро, успокоятся и мирно поплывут восвояси. Не верится мне, и все! — Скелет остановился передохнуть. — Кости эти мне бабка-знахарка в наследство оставила, и ни разу они меня еще не надирали: как кину, так и выходит. Я вот что предлагаю: коли судьба привела мага к нам на борт, то пусть и подсказку даст, как поступить. Вот так.

Братва, оторопевши, молчала, уставившись на темную дерюжку в пухлых пальцах Скелета. По губам Ожерелья бродила непонятная ухмылка. Три Ножа свел брови к переносице, а палубный, по-прежнему озверело-угрюмый, пялился на Скелета, поигрывая ножом на поясе. Кормчего, как и многих других, я не видел: Сова стоял у меня за спиной. А самому мне подумалось, что врет Скелет насчет бабки-знахарки и наследства. Купил он кости где-то по дешевке на шухском торжище или спер.

— Братва, будем кости тащить, судьбу спрашивать? — Скелет помахивал мешочком перед глазами.

Братва соображала.

— Давай, Скелет, тащи, — выкрикнул Римургу, что вместе с кормчим и Мачтой с «Касатки» спасся, когда змей на нее выскочил. В сваре он принял сторону палубного, а тут, видать, решил поиграть с судьбой в прятки.

Его голос и решил дело.

— Тащи кости, Скелет! — закричали за ним все остальные.

— Погоди-ка, — остановил толстяка капитан. А Скелет и не торопился. — Ватага, слушай меня. — Ожерелье сказал голосом, которым с мостика приказы отдавал. — Уговор: как кости выбросим, так и будет. Для всех. И чтоб никто потом не шел на попятную! Согласны?

Все были согласны, только палубный помалкивал. От Ожерелья это не укрылось.

— А ты, Руду, почему молчишь? — спросил он палубного. — Согласен или нет?

Руду молчал, глядя на мешок с гадальными костями, как на клубок гадючий. Когда на палубного стали с угрозой ворчать, он выдавил из себя через силу:

— Согласен.

— Тащи свои кости, Фитар, — велел Ожерелье.

Скелет, которого и девки-то в кабаках по имени не звали, вмиг стал серьезным, чего ему никогда еще не удавалось, — какая серьезность, если у него вид как у ряженого на праздничных гуляниях. Мне показалось, что он даже враз похудел малость и побледнел. Луна светила ярко, я видел свежий прыщ на Скелетовом красном носу.

— Не, — покачал головой Скелет. — Я сам тащить не буду. На себя гадать — это дело привычное, а на всех не буду. Боюсь. Вдруг обманусь — шутка ли!

Еще бы немного — и ему не сдобровать: такие финты братва не любит. Но Скелет угрем выскользнул из сети, в которую чуть себя не загнал.

— Не могу я сам кости тащить, дурьи башки! — заорал он. — Вы в гадальных костях ни уха ни рыла, а я знаю, что говорю: неспроста отказываюсь ведь, а по нужде. Далю кости гадальные тащить надо.