Конан и четыре стихии - Перри Стив - Страница 5

— Чтоб вас всех забрал Кром! — проворчал он, обращаясь к кристально прозрачным бескровным чудовищам. Потом повернулся и побежал прочь.

Спускаясь с перевала, Конан заметил вдали всадника. Несмотря на то, что с шага Конан перешел на бег и в конце концов помчался изо всех сил, он не смог приблизиться к этой фигуре. Конан прокричал нечто приветственное, но ответа не получил. Всадник не останавливался. Может быть, это тот самый купец, которого он встретил в нищей дыре, именуемой харчевней? Если это так, то зачем всаднику стараться сохранять между собой и киммерийцем все время одно и то же расстояние? Конан побежал дальше, попутно проклиная обитателей озера, утопивших его лошадь.

После дня утомительного перехода Конан добрался до города Морнстадиноса, первого коринфского города, увиденного им. Морнстадинос не украшали высокие башни, подобные тем, что высились в Шадизаре или Аренджуне, однако это поселение могло похвастаться крепкими стенами и многочисленными зданиями, хотя они и выглядели более приземистыми, чем строения тех городов, где Конан побывал прежде. Однако киммерийца этот город вполне устраивал. Если он хочет двигаться дальше, в Немедию, то ему необходима новая лошадь, а также серебро и золото. Здесь он сумеет добыть и то, и другое, и третье — нужда научит.

Но самое малое еще один день ему придется пройти пешком. Навстречу ему не попался ни один путник, что было весьма некстати. Какой-нибудь жирный купец наверняка имел бы при себе недурные закуски и ценные вещицы, — а в этом Конан испытывал сейчас большую нужду. Кроме меча, карпашийского кинжала и одежды у киммерийца оставался еще кошелек с несколькими медяками, которых, вероятно, хватит для ночлега и ужина с кувшином скверного вина. Какая гнусная перспектива! Но к такому он с годами привык. Не в первый раз ему быть голодным.

В конце концов! Перед Конаном раскинулся город, а его желудку придется довольствоваться съедобными корешками и водой из реки, пока он не доберется до городских ворот. Конан, не задумываясь, зашагал дальше.

Логанаро прикинул расстояние: рослый варвар должен отставать от него примерно на час ходьбы, поскольку сам купец несся галопом. Лошадь его была вся в пене, но это неважно. Важно только то, что у Логанаро теперь есть время связаться с одним из своих покровителей (в данном случае — с покровительницей).

Пока лошадь щипала траву и отдыхала, он начал подготовку к телепатическим переговорам, далеко не легкому чародейству, за владение которым он дорого заплатил и продолжал платить каждый раз при каждом новом обращении к своему дару. Из складок плаща Логанаро вытащил кинжал с коротким широким клинком и крепко сжал его в правой руке. Потом «закатал рукав. Всю левую руку покрывали тонкие шрамы. Некоторые из них были старыми и бледными, другие еще свежими, красными или розоватыми. Логанаро нашел место между двумя прежними надрезами и, сжав зубы, вонзил нож в мясо, как иглу.

Брызнула кровь, когда он рванул клинок вниз по руке, и на загорелой коже появилась новая тонкая линия, сочащаяся алыми каплями. Боль считалась необходимой частью колдовства, однако главным элементом чар была все-таки кровь. Кинжал сделал свое дело, и Логанаро отложил его в сторону. Он провел средним пальцем по кровоточащей ране, пока весь палец не покрылся кровью. Потом поднял к небу руки и произнес заклинание, которому его обучили:

ХЕМАТУС ЦЕПХИЛ АУГМЕНТУМ СИЦХТУСР!

Сразу же вслед за этими словами Логанаро начертил кровью три арканских символа, завершающих чародейство: знак услышанного призыва, свою личную печать и двойную кривую, которая обозначала его покровительницу. Потом стал ждать.

Пять минут протекли после этого, сливаясь с бесчисленными волнами времени, которые плыли впереди. К началу шестой минуты до Логанаро донесся голос — женский голос, звучавший шепотом, но очень пронзительный и выдающий большую силу:

— Зачем ты позвал меня?

Логанаро произнес в вечерний воздух:

— Госпожа, мне показалось, что я нашел то, что вы ищете.

— Многие вещи я ищу, Insectus Minor*. О какой из них речь?

* Insectus minor (лат.) — ничтожное насекомое.

— О той, что придаст совершенство вашему заклятию, госпожа, и вдохнет жизнь в прекрасного Принца Копья из эбенового дерева.

— Многие предлагали мне эту последнюю недостающую составную часть, раб. Но все они оказались бесполезными.

— На этот раз ошибки нет, госпожа. Я видел, как этот человек уложил трех отъявленных негодяев и при этом затратил усилий не больше, чем другому потребуется на то, чтобы вытереть испачканные вином губы. К тому же, он прошел Перевал Духов без помощи какого-либо защитного или отворотного колдовства.

— Этому человеку повезло, что духи озера спали!

— О нет, госпожа! Эти создания не спали подо льдом заколдованного озера. Они вышли многочисленной толпой и попытались затянуть этого смертного в свои подводные жилища. Он убил многих из них. Они взяли его лошадь. Одно мгновение я было думал, что он сам прыгнет под лед, чтобы забрать своего коня.

— И это он сделал без всякой помощи?

— Так оно и было. Я счел за лучшее не показываться ему на глаза.

— Никогда я не числила тебя среди тех, кто поможет мне вдохнуть жизнь в моего Принца. Но этот человек заинтересовал меня. Следи за ним и дальше! Я буду держать с тобой связь.

— А моя награда?

— Не бойся, человек! Золото, которым ты так дорожишь, будет твоим, если сердце этого человека окажется достаточно отважным. Дювула — ведьма держит слово.

— Не сомневаюсь, госпожа.

— Имеет ли этот человек имя?

— Его зовут Конан, госпожа. Варвар из Киммерии.

В своем доме в Морнстадиносе Дювула закончила магический разговор с Логанаро и вышла, держа в руках полированное металлическое зеркало — источник мистической энергии. Она посмотрела на свое отражение: тридцатилетняя женщина с огненно-рыжими волосами, а выглядит она лет на десять моложе. Тонкое одеяние из простого шелка позволяло любоваться изящными очертаниями тела, искушенного в плотских наслаждениях. В металлическом зеркале отразилась и недобрая улыбка этой грандиозной колдуньи, и казалось, что зеркало способно отражать также ее мысли и чувства. Ни один из сыновей земных женщин не мог быть парой Дювуле в искусстве любви. Это она знала. Многие пытались, но все терпели поражение.

Когда Дювуле стало известно, что никто из смертных мужчин не сможет надолго сделать ее счастливой, она решила создать себе возлюбленного искусственно, некоего вечного раба, который будет удовлетворять любой самый причудливый ее каприз. Поначалу все шло очень хорошо, поскольку колдовское мастерство чародейки как раз и было предназначено для подобных дел. Но, к сожалению, некоторые элементы идеального образа найти очень непросто. И принц Копья с кожей цвета эбенового дерева лежал в спальном покое, не будучи пока в состоянии приступить к несению своей службы, потому что отсутствовала последняя, важнейшая составная часть чародейства: живое сердце по-настоящему смелого человека. Ведьма перепробовала уже дюжину сердец. Но ни одного из них не хватило на то, чтобы оживить ее возлюбленного. Эти, казалось бы, такие мужественные сердца оказались на поверку вообще бессильными. Дювула была очень рассержена.

Несмотря на низкое положение Логанаро, его можно было считать в целом вполне надежным человеком. Возможно, он действительно нашел то, что ей требовалось. Этой мысли было достаточно, чтобы Дювула улыбнулась, эту улыбку и отразило ее зеркало. В любом случае ей необходимо приготовить волшебные растворы.

Возле обугленного ствола дерева, прислоненного к гранитной стене, стоял высокий человек. Здесь проходила граница огромного поместья, принадлежавшего сенатору Лемпариусу.

В руках этот человек бережно держал странный предмет из золота и меди, сделанный в виде шара, заключенного в кубе, но так своеобразно повернутого, что описать это почти невозможно. Из прибора доносился голос — голос Логанаро, низшего посредника, который разговаривал с ведьмой Дювулой. Беседа отнюдь не была предназначена для ушей Демпариуса, однако сенатор никогда не испытывал нравственных терзаний, подслушивая чужие разговоры. Если он считал, что в этом есть смысл, он слушал. В таких случаях использовалась Сторора, «магическое ухо»,