Правила жестоких игр. Дилогия (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 28

Ужас укутал покрывалом, демоны бешено танцевали и хохотали, от радости потирая руки. Я едва тащилась по коридору к выходу из корпуса, а перед глазами темнело. На улице от прохлады, пахнувшей опавшими листьями и осенними цветами, меня замутило. Кажется, я пошатнулась, едва не упав, когда под локоть меня придержала сильная рука.

– С тобой все в порядке? – Донесся через звон в ушах глубокий бархатный голос Филиппа.

– Нормально. – Я зло вырвалась, даже не подняв головы. От одного его прикосновения умирающие внутренности сжались в судороге, доставляя еще большую боль. Он хмыкнул и быстро спустился по лестнице, представлявшейся мне бесконечной непреодолимой преградой. Я позволила себе с тоской проследить за его удалявшейся спиной, в конце концов, скрывшейся за толпой студентов. Непрошенные слезы застили глаза и перекрыли дыхание.

– Саша! – Ниоткуда передо мной вырос Пашка с очередным букетом в руках и беспокойством на круглой физиономии. – Ты не появлялась несколько дней, я… Что с тобой? – Испуганно выдохнул он, когда я буквально упала в его объятия.

– Проводишь меня? – Шепотом попросила я.

Приятель недоуменно кивнул и, обняв за плечи, помог спуститься. Когда мы переходили дорогу, то черный спортивный Ауди, злобно взвыв, пролетел мимо нас, окатив из грязной лужи, что мы едва успели отскочить.

– Вот подлец! – В сердцах буркнул Паша, пытаясь отряхнуть испорченные брюки.

– Еще какой. – Угрюмо подтвердила я, на настоящую злость сил не осталось.

Дорога до больницы вымотала, и с взволнованными родителями я встретилась уже в предобморочном состоянии. Вместе с хирургом, закадычным приятелем отца, они с изумлением разглядывали мои синяки, ощупывали ноющие суставы, и изучали снимки. Пашка сидел в больничном коридоре, спрятав скрещенные ноги под стулом, и переживал, кажется, больше всех. В отчаянье он подарил медсестре предназначенный для меня букет, уже порядком потрепанный, надеясь узнать новости, но так и не получил ответа.

Когда меня выгнали из кабинета, то я буквально рухнула на сиденье рядом с ним, привалившись спиной к стене. В длинном широком коридоре, выкрашенном голубой краской, разносились легкие шаги нянечек, похожих на призраки в белых халатах и косынках. Пахло медицинским спиртом и дезинфицирующим средством, холодный сквозняк заставлял съеживаться.

– Ты как? – Пашка схватил меня за ледяную руку, от бессилия приятель дергался.

– Лучше. – Призналась я, тяжело вздохнув, и раскашлялась. На ладони снова остались капли крови. Как ни странно, боль почти ушла, словно законсервировавшись где?то внутри позвоночника.

Из?за неплотно закрытой двери до нас донесся голос доктора, объяснявшего моим родителям страшные вести:

– Правдивых варианта три: Александра или попала в новую аварию, о чем промолчала.

– Не возможно. – Перебила мама, опровергая; она явно старалась сдержать слезы. – Шурочка не подходит к автомобилям даже на пушечный выстрел.

– Вариант второй – ее избили. – Прозвучали скупые слова, и мама судорожно охнула. – Константин, Верочка, вы сами все видите. Три ребра треснуты, почка отбита. – Он запнулся. – Легкое. Стоит признать, что травмам не первый день. Вам надо поговорить с Сашей, если ее избил приятель, то она напрасно скрывает от вас двоих правду. – Продолжал доктор. – После подобного люди бывает и умирают.

Пашка уставился на меня округлившимися глазами, его губы сложились в кривую горестную линию. Застонав, приятель поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях.

Я неловко кашлянула и, поднявшись, прошлась по коридору.

– И последняя версия. – Продолжал доктор, выдавая варианты один глупее другого. – Саша пыталась покончить с собой. В этом случае, ей сильно повезло.

Мама сдавлено всхлипнула после его слов.

Лично у меня, проснувшейся с утра здоровой, не скажу счастливой, появилось единственное объяснение: злая фея (или кто он там?) Филипп Вестич по какой?то непонятной мне причине решил, что ему мало просто развлечься. Похоже, он хотел избавить мир от моего существования и наслал порчу, а может что?то еще магическое и без сомнения смертельное. Страшная догадка заставила волосы шевелиться на затылке, а ноющее сердце пропустить удар, чтобы неожиданно забиться ровно и холодно.

Дверь отворилась, в коридор, неловко поглядывая на меня, вышла мамаша, за ней появился и папа, быстро пожавший руку хирургу. Они встали напротив меня, и Пашка, вскочив со стула, бросился к нам, словно его подгоняли сковородкой. Все трое мы сконфуженно молчали, не в силах подобрать слова, и мои щеки заливал виноватый румянец.

– Доктор хочет положить тебя в отделение. – Наконец, вымолвил отец, глядя куда?то поверх моей рыжей макушки.

– Не надо. – В голосе прозвучала жалобная просьба. – Давайте лучше домой. У меня почти ничего не болит. Я просто, – запнувшись, я уставилась на разноцветные пластиковые квадраты на полу, – испугалась, когда синяки заметила.

– Хорошо. – Отец обнял маму, сохранявшую непроницаемое выражение на лице с тоскливыми глазами бездомной собаки. – Паша, – обратился он к приятелю, – ты проводишь ее?

– Конечно! – Пашка горячо закивал, уже хватая меня за локоть, словно в сию же минуту собирался тащить в метро. Похоже, он прочувствовал, что сейчас легко наберет очки у моих строгих на первый взгляд родителей.

Отец постоял еще секунду, собираясь с мыслями, а потом подтолкнул маму по направлению к выходу. Та, похожая на сомнамбулу, сделала нетвердый шаг.

– Мама, – остановила ее я, она оглянулась, – честное слово меня не избивали, и я не кидалась под машину.

– Да. – Отозвалась она рассеянно, и уже торопилась за удалявшимся отцом.

– Похоже, мне не поверили. – Расстроено пробормотала я себе под нос, пряча трясущиеся руки в карманы джинсов.

Пашка подхватил мой рюкзак и, покровительственно обняв за талию, повел к выходу из пахнущего хлоркой больничного корпуса.

Когда мы, не вымолив за всю дорогу ни слова, добрались до подъезда, то уже смеркалось, и город зажег огни. Суетливые прохожие торопились забежать в магазины, усталые служащие хмуро спешили по домам. На дорогах выстроились вереницы разноцветный блестящих автомобилей, ослеплявших друг друга включенными фарами. Машина родителей уже занимала свое место на стоянке, но в кухонном окне, прикрытом тюлевой занавеской, не горело света.

Пашка передал мне рюкзак, в его лице читалось ожидание.

– Зайдешь? – Я кивнула в сторону подъезда.

Тот задумчиво покачал головой, потом, покопавшись в кармане пальто, достал пачку с сигаретами и прикурил, спрятав огонек в домике ладоней.

– Я тебя завтра встречу после института. – Произнес он тоном, не терпящим возражений, и выдохнул облачко сизого дыма.

– А как же твоя работа? – Усомнилась я.

– Ничего. Разберусь. – Буркнул он. – Думаю, что будет лучше, если я стану приглядывать за тобой.

– Паш. – Резко оборвала я приятеля. – Ты перегибаешь палку. Мне не нужна нянька! Позволь, мне самой решать. Хорошо?

Мы буравили друг друга недовольными взглядами и, сдавшись, я опустила голову.

– Все совсем не так, как выглядит со стороны.

– А как выглядит со стороны? – Набросился он на меня.

– Ты говоришь со мной таким тоном, на какой не имеешь права. – Огрызнулась я и тут же устыдилась за резкость, а потому пробормотала: – Позвонишь завтра, договоримся. Если будет нужно, я дождусь тебя в институтской библиотеке.

Его облегченный вздох заставил меня поежиться.

В квартире стояла неживая тишина, родители сидели на кухне, позабыв включить свет. На столе лежали черные снимки моих белых ребер с тонкими полосками трещинок. Мама лихорадочно курила, сбрасывая пепел мимо тарелочки на белую льняную скатерть, уголек вспыхивал и затухал в потемках. Папа, скукожившись на стуле, скрестил руки на груди и хмуро буравил точку в магнитике на холодильнике.