— Эх, Колесников, Колесников… Задал ты нам задачку, — тяжело вздохнув, опять произнес за спиной тот, кого, как я уже помнил, называли «товарищем командиром».

— Ничего, Геннадий Петрович. Пока мы свое дело сделаем, он поправится. А потом высадим там, где взяли, и пускай себе гуляет…

— Но ты же знаешь, какая у нас цель. И при этом теперь — на борту оказывается посторонний. Да ещё — журналист, мать его!..

— Ничего. Он все равно лежит без сознания. Пока начнет что-нибудь соображать, мы уже все закончим.

— Хотелось бы на это надеяться… Зачем нам иметь за спиной свидетеля, который завтра раструбит о нашем рейде по всему белу свету?..

«…Капитан, в этих местах затонул „Черный Принц“

при невыясненных обстоятельствах». «Штурман Бенц!

Ступайте в свою каюту и хорошенько проспитесь».

«В этих местах затонул также русский „Витязь“.

«Штурман Бенц! Вы думаете, что я

шучу?» «При невыясненных обстоя…»

Неукоснительно двигается корвет.

За кормою — Европа, Азия, Африка, Старый и Новый Свет.

Каждый парус выглядит в профиль как знак вопроса.

И пространство хранит ответ…

Шаги за моей спиной удалились и, тихонько скрипнув, невидимая дверь закрылась.

«…Ирина!» «Я слушаю». «Взгляни-ка сюда, Ирина».

«Я ж сплю». «Все равно. Посмотри-ка, что это там?» «Да где?»

«В иллюминаторе». «Это… это, по-моему, субмарина».

«Но оно извивается!» «Ну и что из того? В воде

все извивается». «Ирина!» «Куда ты тащишь меня?! Я раздета!»

«Да ты только взгляни!» «О Боже, не напирай!

Ну, гляжу. Извивается… но ведь это… Это…

Это — гигантский спрут!.. И он лезет к нам! Николай!..»

Чувствуя, как после непривычного металлического шлема у меня немного кружится голова, я выискал глазами свободное место и опустился на диван.

Лениво смежив веки, рыжеволосый разглядывал откуда-то появившийся в его руке бокал с красным вином и, словно нехотя, продолжал:

…Море внешне безжизненно, но оно

полно чудовищной жизни, которую не дано

постичь, пока не пойдешь на дно.

Что порой подтверждается сетью, тралом.

Либо — пляской волн, отражающих как бы в вялом

зеркале творящееся под одеялом.

Находясь на поверхности, человек может быстро плыть.

Под водою, однако, он умеряет прыть.

Внезапно он хочет пить.

Там, под водой, с пересохшей глоткой,

жизнь представляется вдруг короткой.

Под водой человек может быть лишь подводной лодкой.

Изо рта вырываются пузыри.

В глазах возникает эквивалент зари.

В ушах раздается некий бесстрастный голос, считающий: раз, два, три…

— …Пульс в норме. Я думаю, скоро он придет в себя.

— Скорее бы, доктор… А то каперанг на меня смотрит, как на убийцу.

— Не волнуйся, все будет хорошо. У него, конечно, есть небольшой пролом в верху левой лобной кости черепа, но непосредственной опасности для жизни это не представляет. Еще немного полежит, и очнется. Так что иди, занимайся делами.

— Ладно, я потом ещё загляну…

«…Дорогая Бланш, пишу тебе, сидя внутри гигантского осьминога.

Чудо, но письменные принадлежности и твоя фотокарточка уцелели.

Сыро и душно. Тем не менее, не одиноко:

рядом два дикаря, и оба играют на укалеле.

Главное, что темно. Когда напрягаю зрение,

различаю какие-то арки и своды. Сильно звенит в ушах.

Постараюсь исследовать систему пищеварения.

Это — единственный путь к свободе. Целую. Твой Жак».

«Вероятно, так было в утробе… Но спасибо и за осьминога.

Ибо мог бы просто пойти на дно, либо — попасть к акуле.

Все ещё в поисках. Дикари, увы, не подмога:

о чем я их не спрошу, слышу странное «хули-хули».

Вокруг бесконечные, скользкие, вьющиеся туннели.

Какая-то загадочная, переплетающаяся система.

Вероятно, я брежу, но вчера на панели

мне попался некто, назвавшийся капитаном Немо».

«Снова Немо. Пригласил меня в гости. Я

пошел. Говорит, что он вырастил этого осьминога

как протест против общества. Раньше была семья,

но жена и т. д. И ему ничего иного

не осталось. Говорит, что мир потонул во зле.

Осьминог (сокращенно — Ося) карает жестокосердье

и гордыню, воцарившиеся на земле.

Обещал, что если останусь, то обрету бессмертье».

«Вторник. Ужинали у Немо. Были вино, икра

(с «Принца» и с «Витязя»). Дикари подавали, скаля

зубы. Обсуждали начатую вчера

тему бессмертья, «Мысли» Паскаля, последнюю вещь в «Ля Скала».

Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон — осьминог.

Немо с его бородой и с глазами голубыми, как у младенца.

Сердце сжимается, как подумаешь, как он тут одинок…»

(Здесь обрываются письма к Бланш Деларю от лейтенанта Бенца.)

…Я осторожно повертел головой из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть убранство каюты и её обитателей. Но очертания почему-то двоились в глазах, картины на стенах казались неясными цветовыми кляксами, фигуры присутствующих сливались в причудливые гибриды, и только обрамленное с боков огненно рыжими волосами лицо поэта Уродского продолжало шевелить четко прорисованными, саркастически кривящимися губами:

…Когда корабль не приходит в определенный порт

ни в назначенный срок, ни позже,

Директор Компании произносит: «Черт»,

Адмиралтейство: «Боже».

Оба не правы. Но откуда им знать о том,

что приключилось. Ведь не допросишь чайку,

ни акулу с её набитым ртом,

не направишь овчарку

по следу. И какие вообще следы

в океане? Все это — сущий

бред. Еще одно торжество воды

в состязании с сушей.

В океане всё происходит вдруг.

Но потом ещё долго волна теребит скитальцев:

доски, обломки мачты, спасательный круг;

всё — без отпечатков пальцев.

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Тень «Курска» или Правды не узнает никто - Переяслов Николай Владимирович - Страница 33