Старая немецкая сказка, или Игра в войну (сборник) - Иванов Альберт Анатольевич - Страница 30

Встречали ребята Никифора не только на элеваторе, но и случайно в других местах. Как-то столкнулись с ним утром на пляже за Чернавским мостом. Он загорал на песочке в одиночестве – странно, в будний день, – а у них-то были каникулы. Они, как всегда, постеснялись спросить, почему он не на работе. А кстати, на какой? И где?.. А может, он в отпуске. Или сутки где-то отдежурил, теперь двое суток отдыхает. Нет, неудобно спрашивать, да и не к чему. Они не старые бабки и не детский киножурнал «Хочу все знать».

Ребята с Никифором наблюдали, как пожилой рыболов, заякорившись на плоскодонке на быстряке, таскал в проводку увесистых подлещиков, которых местные называли «лупачами». На быстряке, по-местному – «собачке», закручивалась воронками вода и бойко несла их длинной чередой по течению. Когда Витька вырастет и поседеет, он узнает, что тогдашний «лупач» не что иное как редкий сейчас знаменитый «рыбец». И их запросто ловили раньше штук по двадцать за утро, когда они заходили в их речку с Дона.

–?Вон тот пенсионер, – показал Никифор на рыболова, – особенный, выдающийся человек. Недавно был санитарным врачом Ворошиловского района. – Он усмехнулся и восхищенно покрутил головой: – Ну, давал хапугам прикурить!..

И рассказал им примечательную историю. Однажды начальник рыбной базы попросил этого санврача списать две бочки якобы испорченной паюсной икры. Тот проверил: и правда пахнет – брр! Но на самом-то деле икра была гнилой только сверху. Санврач – мужик дошлый, сразу догадался, проверять не стал. И знаете, что учудил? Подмахнул акт списания и приказал прямо при нем сжечь обе бочки на пустыре. Представляете, какая была рожа у начальника базы, когда их облили керосином и подожгли!

Никифор захохотал, и ребята тоже засмеялись.

–?А почему врач того начальника не разоблачил? – придирчиво сказал Юрка. – Тогда бы ворюга в тюрьму сел и хорошая икра сохранилась.

–?Во-во! – вконец развеселился Никифор. – Другого бы жулика назначили, а икру все равно бы увели. Много способов!

–?Ну и чего ж тогда врач добился? – усмехнулся Витька, поддержав Юрку.

–?А того. Пусть знают, что не все вокруг говнюки. Глядишь, и впредь меньше мухлевать будут, поймут вдруг, что не перевелись еще честные люди! – Тут Никифор уныло вздохнул. – Но… недолго музыка играла. Вскоре и турнули санврача на пенсию. Неспроста. Думаете, у такого жулья покровителей нет?

–?А врач что, не знал о покровителях?

–?Наверняка знал. Зато хоть покуражился, полюбовался на огонь под икорными бочками. Красиво, – мечтательно произнес Никифор.

–?Красиво, – согласились ребята.

–?Икра под водку хороша, – неожиданно причмокнул Никифор. – А вы знаете, какая любимая песня у немецких военнопленных? Они здесь на каменоломне за городом работают и хором поют: «Водка, водка! Сэренький козлик!»

И смеющимся ребятам приятно было почувствовать свое превосходство над глупыми немцами, безалаберно переиначившими простое русское: «Вот как, вот как!»

Здесь же, на берегу, на Витьку с Юркой вскоре напала береговая недозрелая шпана. Местным не понравилось, что те заметили, как они обчищают одежду купавшихся. К счастью, вездесущий Никифор возник вовремя. Безошибочно определив курившего в сторонке взрослого вожака, он так саданул его в челюсть, что тот неделю по пляжу зубы собирал. «Песочек просеивал», – как говорил остряк Юрка. Шпана с тех пор их не трогала и уважительено любопытничала, кто этот неожиданный защитник. «Старший братан», – небрежно бросил Витька. «Ведомо, не младший», – подхихикнули ему.

Друзья многое узнавали от Никифора. Почему вот в магазинах тогда полно было осетрины, икры и надоевших крабов? Да попросту Запад временно отказался закупать у нас после войны любые продукты, потому что в стране голодно. Ну и пришлось кинуть всю экспортную снедь на свой рынок.

Мало того, что Никифор был загадкой для Витьки с Юркой. Он отличался от других взрослых и тем, что никогда не ныл и ни на что не жаловался.

С того дня он нередко попадался им на пляже. И они заметили раз, что на руке у него нет следов от прививки оспы. У всех, кого они знали, были такие метки. А то и глубокие отметины – особенно у толстых женщин.

Спросили невзначай. Он ответил:

–?Только у нас это завелось: руки людям портить. Некрасиво же. В Европе так не принято. Прививку от оспы делают с внутренней стороны бедра. И понимаешь, – он помолчал, – в войну немало разведчиков наших на такой ерунде сгорело. Быстро их немцы разоблачили. Пришлось у нас срочно в разведку прибалтов набирать. У них с такими прививками было как на Западе.

Тогда-то Витька и Юрка увидели у него те самые метки на внутренней стороне бедра. Ишь ты, как европеец. Возможно, в Прибалтике в детстве жил, но акцента нет. Может, бывший разведчик? Совсем не похож. Те, известно, молчаливы. И, конечно, не бездомные…

–?А немецкие шпионы на чем-нибудь засыпались сразу? – спросил Витька, обидно ему стало за наших растяп.

–?В начале войны – с ходу, – последовал насмешливый ответ. – Немцы делали наши документы – не отличишь, высший пилотаж!.. Да только скрепки у нас в паспортах и в военных билетах были ржавые, а они ставили – из нержавейки.

Ах, как снова весело торжествовали они втроем, потешаясь над тупыми фрицами. Надо же, горели на своем немецком качестве!..

Они так никогда и не решились спросить Никифора, чем он занимается. А вот о его детской мечте спросили. Оказалось, мечтал он поступить в Московское цирковое училище. А затем вернуться в свой поселок в изумительном цирковом наряде, с золотыми блестками и пройтись на руках по главной улице под восхищенными взглядами всех жителей. И еще при этом непрерывно играть на скрипке!

–?Ништяк, – одобрили друзья давнюю его мечту, что означало: годится.

–?Постой, – спохватился Юрка, – ходить на руках и играть на скрипке невозможно!

–?Поэтому у меня и не вышло, – невинно заметил Никифор.

Вот смеху-то!

Они еще уважали Никифора за то, что он никогда не расспрашивал их, как они учатся и кем хотят стать.

Потом-то, через много лет, Виктор поймет, почему их с Юрием тянуло к нему. У них обоих не было отцов.

С ними никто так не разговаривал, как Никифор. Помнится, Юрка набрался храбрости и спросил:

–?А в чем смысл жизни?

Никифор помедлил с ответом.

–?Если я тебе скажу: смысл жизни в том, чтобы заслужить право жить вечно не телом, а духом, – ты ведь не поверишь. Образование наше слабовато, чтобы просечь главное. Да и вы пока настолько молодые, что и без того, наверно, считаете, что будете жить вечно. Никакой смысл жизни вам еще не нужен…

–?А что же нам нужно? – Юрка не любил, когда его поучают. А кто любит?

–?А нужно вам пока лишь одно – не высовываться. Умными быть и начитанными, ребята, опасно. Умный должен себя беречь, не выделяться и скрывать свои мысли. Вы читали Уэллса?

Еще бы, они не читали!

–?У него есть рассказ о том, как один зрячий оказался среди всех слепых. Тяжко ему пришлось в их племени. Так и вы приспособьтесь жить. Многие и не виноваты, что от рождения глупые. Вы-то сможете притвориться ими, а они никак не могут такими, как вы, стать, – примерно так говорил он друзьям. – Вы вроде бы зрячие среди слепых. Может, и доживете до времени, когда без опаски глаза откроете. Быть тайно самими собой и сохранить себя для лучшего – вполне достойный смысл жизни. А насчет вечности… Помирать соберетесь – все мигом в голове прояснится, если она и впрямь умная.

Друзья, конечно, не всё поняли, но им понравилось, что их посчитали особенными. Они и сами так втайне думали. А о том, что не нужно высовываться, и без того знали. Выделишься, упаси Бог, назначат старостой класса или к отстающим в учебе прикрепят: тащи их на буксире. И высказываться надо осторожно, о том же футболе хотя бы, на котором все «бабуины» помешаны. А жить настороже, как Никифор советует, вдвойне приятно.

Да уж, какие только проблемы они не решали с Никифором!.. Однажды опять заговорили о кротких, смирных и добрых, вроде того самого нищего, что сиднем сидел у строительного склада.