Старая немецкая сказка, или Игра в войну (сборник) - Иванов Альберт Анатольевич - Страница 29

Что и было сделано. Привел он собаку к элеватору, вскарабкался с ней в пещеру Гранитного дворца и там привязал ее к пруту арматуры.

Витька надеялся, что Юрка ни с того ни с сего, без уговора с ним, сюда не сунется. Такого за ними не водилось, чтобы приходить поодиночке.

Так сложилось, что днем они с Юркой не увиделись. Мать отослала его в пригородную деревню с лекарством для больной тетки. Удачно вышло.

Вечером Витька вновь полез на верхотуру элеватора. И только он пробрался в пещеру, как навстречу ему вспыхнул красным светом фонарик, следом заскулила собака. Бывали такие трофейные карманные фонари с набором светофильтров: красный, зеленый, желтый, синий. Сдвигаешь шпенек, и цвет меняется. У них с Юркой такого фонаря не было.

–?Это ты, что ли, мне кабысдоха подсунул? – раздался в темноте чей-то взрослый мужской голос.

Витька обомлел, затем опустился наземь. В жизни он так не пугался. Вновь заскулила собака. Незнакомец легкими щелчками сменил на фонаре все цвета, выключил его и рассмеялся.

–?Я видел утром, как ты сюда лез. Меня Никифором кличут, а тебя?

–?Витя… Виктор, – пробормотал Витька, приходя в себя.

Так они познакомились.

–?Собаками промышляешь? – поинтересовался невидимый Никифор.

–?Вы что? – возмутился Витька. – Наоборот!

–?Собаки – тобою? – вновь рассмеялся тот.

–?Да ну вас. Просто я взял ее на время…

–?Напрокат? – не унимался Никифор.

И так, под его шутки, слово за словом, Витька доверчиво рассказал историю с собакой. Тогда-то и услышал он от Никифора хорошенькое мнение о директоре хлебозавода.

У Витьки так и вертелось на языке спросить: «А вы что, здесь теперь поселились?» Люди в то время где только ни жили. В развалинах, в подвалах, в землянках… Но вместо этого он, осмелев, сказал:

–?Что-то я вас раньше здесь не видел. Мы первые это местечко откопали.

–?Откопали… – хмыкнул он, уйдя от ответа. – Вырыли, что ли?

–?«Откопали» значит «нашли», – пояснил Витька.

–?Грамотный, – похвалил Никифор.

–?Угу, – в тон ему ответил Витька, – грамотный, умный, но еще не в шляпе.

–?Вот и думай теперь, умный, как нам твоего хвостатого домой доставить?

–?Запросто…

–?Разбежался! Ты-то, где понадобится, можешь и задом наперед слезть. А собака все ноги поломает. Об этом ты подумал? Или она у тебя цирковая?

–?Обычная, – смутился Витька, понимая, что Никифор прав.

–?Ладно. Я ее в свой рюкзак засуну.

Витька услышал, как Никифор встал.

–?А она не задохнется?

–?Голову ей снаружи, на свободе, оставим. Мы уже с ней подружились, думаю, за шею она меня из рюкзака не тяпнет.

–?Нет-нет, – поспешно сказал Витька, – она спокойная.

Короче, они благополучно спустились на улицу. Лишь собака иногда боязливо взлаивала. И только теперь под фонарем Витька рассмотрел Никифора. Он был коренастый, старый, лет сорока, лицо простое, русское. Одет в застиранное солдатское, но сапоги – хромовые, офицерские. Так многие тогда одевались, разве что обувка чаще всего была кирзовая.

Никифор вынул собаку из рюкзака, поставил на землю и дал Витьке конец веревки:

–?Я тебя провожу. Мало ли что.

«Что я, маленький?» – подумал Витька, но промолчал. Шпаны везде хватало, да его как-то Бог пока миловал. А Никифор и впрямь пригодился, когда они еще не дошли до Юркиных владений.

За керосиновой лавкой, освещенной лампочкой под железной сеткой, они неожиданно столкнулись с самим Юркой. Собака стала прыгать вокруг него и ласкаться.

–?Во! – неимоверно удивился он, глядя то на собаку, то на них с Никифором. – Приехал из Рогачевки, нигде ее нет. Обыскался! Где нашлась?

Тут-то и выступил красноречивый Никифор. Он с ходу поведал, что ее куда-то тащили зверобои, но они, мол, ее отстояли.

–?Куда тащили? Зачем? – оторопел Юрка.

–?На мыловаренный завод, – не моргнув глазом, ответил Никифор. – На мыло.

–?И что же? – не сводил с него глаз Юрка.

–?Откуда ни возьмись, – Никифор указал на Витьку, – появляется этот следопыт и кидается на них. «Верните! Верните, это Юркина!» – кричит он на всю улицу. Люди с перепугу разбежались, а одна бабка выпала из окна – с первого этажа – из любопытства. Затем появляюсь я и вступаюсь за него, иначе бы его разукрасили, как к Первому мая!

–?Да ну вас! – рассмеялся Юрка и перехватил у Витьки веревку. – Большое спасибо, что помогли. Она вообще-то не только моя, – признался он. – Она общая. Все во дворе переживают, никогда раньше не убегала.

–?А зовут как? Друг твой говорит: Жулька. Но что-то не верится. Не похожа.

–?Милка, – стесняясь, вымолвил Юрка. Даже Витька точно не знал, а теперь вспомнил. – Милкой ее зовут.

–?Славное имя, – одобрил Никифор, – как у буренки. А больше, чем корову, у нас никого не любят.

Может, они и не совсем так говорили, но близко к тому. Пожалуй, еще добродушнее. Столько времени утекло, – вспоминает Виктор Иванович. С того вечера они зачастили к Никифору в гости на элеватор, безропотно отдав ему свою пещеру. Постепенно он стал как бы их советчиком в сложном взрослом мире, просто и знающе отвечая на любые вопросы. Жаль, они его ни разу не спросили: есть ли жизнь на Марсе? Без шуток. Интересно, что бы он ответил. Он знал обо всем и обо всех, причем как-то прозорливо, словно жил здесь когда-то давно и был вновь переброшен сюда из будущего Уэллсовой машиной времени. Ну это, конечно, преувеличение. Уменьшите затем, и будет что надо. Иногда необходимо прибавить, чтобы потом отнять лишнее.

Кого только не знал Никифор в городе!.. Ребятам с ним было интересно. Вероятно, и ему с ними было нескучно. А то и веселее, хотя бы потому, что он одинокий.

О себе он не рассказывал. Они порой даже полагали, что он сбежавший уголовник. Но какой из него уголовник, если он довольно образованный? Вообще-то в нем проскальзывали: и армия, и тюрьма, но слишком уж расплывчато. Сейчас, в свои семьдесят лет, Виктор Иванович думает – но не уверен, нет, – что Никифор, возможно, был на фронте штрафником. Кто тогда только не сидел: и учителя, и врачи, и инженеры – теперь в газетах повсюду об этом. В военное время могли взять из заключения в штрафные части запросто. А кто проявит отвагу, а заодно уцелеет, с того судимость снимали. Но это лишь домыслы о Никифоре. Домыслы…

Странно, он вроде бы никогда не говорил о политике. Один только раз вскользь упомянул маршала Жукова.

–?Не люблю его, – сказал. – Ему людей не жаль.

При Никифоре пещера Гранитного дворца приобрела вполне обжитой вид. Появились: топчанчик, накрытый разноцветным лоскутным одеялом, фанерный столик с керосиновой лампой, примус, пара табуреток. Не сразу, понятно, а за месяц, наверно. И что еще интересно: большая фотография пароходного иллюминатора – вид на море изнутри каюты. Никифор приклеил ее к стене у входа. Казалось, это и правда круглое окно в неведомый чудесный мир, с далеким парусником. А портрет Сталина, вырезанный из «Огонька», остался на противоположной стене.

Да-а, неплохо устроился Никифор, они ему завидовали.

Когда скрепя сердце они пойдут и скажут о том, что? обнаружили в той пещере на элеваторе, – в милиции сразу всполошатся и срочно отправят с ними двух оперативников. Молодцы в погонах резво заспешат, словно на пожар. А так ведь никого не дозовешься: недавно в соседнем бараке шпана избила до смерти инвалида, позарилась на его перламутровый аккордеон. Напрасно всполошенные женщины бегали в отделение. От них лишь отмахивались: «У вас там вечно черт-те что творится!» А тут по волшебному слову бегом понеслись. Ребята еле поспевали за ними, будто не они мильтонов вели, а наоборот. У элеватора друзья только укажут путь дальше и спрячутся в соседнем переулке.

…Никифор не всегда бывал разговорчивым. Умолкал иногда, не отвечал. Впадал в задумчивость, и там среди своих мыслей изредка улыбался чему-то и тихо курил свой «Беломор».

–?На «Герцеговину Флор» не хватает, – подмигивал он.

Ребята – да и вся страна – знали эту, любимую Сталиным, марку табака.