Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела" - Страница 58

— Зачем?

— Последний дар умирающему. Удавка облегчает боль.

— И убивает?

— Нет. Просто дает умереть спокойно. Арно не умирает, не надо делать такие страшные глаза, просто… ему больно. Вряд ли меньше, чем тебе. И это, конечно, идеальный выход в нашей ситуации, почувствовав недомогание, отсечь себя от боли и шагать налегке.

— Я понял. — Глухо сказал Рамират и, повернувшись лицом к своему масочнику, бросил им через плечо, — Уходите.

Когда за спинами Ставраса и Шельма перестали шуршать кусты, дракон снова сосредоточил все свое внимание на масочнике. Тот устало привалился спиной к очередному дереву и прикрыл глаза.

— Если это сделал я, то не специально, — произнес он негромко, словно ему было трудно говорить.

Рамират подобрался ближе. Встал напротив.

— Как это ощущается? У меня, например, адски ноют зубы.

— А у меня… — начал Арно и вдруг, отстранившись от дерева, стал раздеваться. Рамират следил за его действиями с любопытством, но шутить на эту тему не стал. Не дело это, когда человеку больно. Точнее, масочнику, но это уж, как срослось.

Гибискумилш снял с себя куртку и, не глядя, протянул Томассо, тот удивился — тоже мне, вешалку нашел! — но принял. А потом Арно стянул с себя расшитую фиолетовыми птицами рубаху и, наконец, открыл глаза, держа скомканную рубаху в левой руке, а правую отведя в сторону, чтобы дракону было лучше видно. Весь правый бок представлял собой один сплошной синяк. От пупка до подмышки. Жуткое зрелище. Томассо не представлял, чтобы такое увечье можно было приобрести посредствам какого-нибудь очень сильного удара. Тут было нечто другое.

— Почему именно на боку? И почему именно так?

— Я не знаю, — ответил Шлим и опустил руку. А потом снова натянул через голову рубашку. Но продеть руки в рукава ему не дал вопрос дракона:

— И зачем ты это делаешь? Мы с места не сдвинемся, пока тебя не вылечим, — очень спокойно и сдержанно произнес Томассо.

— Судя по всему, ты тоже не знаешь, почему мой организм именно так на тебя реагирует. Поэтому не можешь предложить какое-либо лекарственное средство, или я не прав?

— Не прав, — дракон небрежно бросил его куртку на траву и толкнул масочника ладонью в грудь, заставляя прислониться к дереву. Теперь они стояли совсем вплотную. Растопыренная пятерня Томассо все еще была прижата к обнаженному телу масочника. Уродливым, смятым шарфом на шее Арно повисла рубаха. Они смотрели друг на друга. Потом масочник спросил:

— И что все это значит?

— Имей терпение, — фыркнул дракон и с нажимом провел ладонью по изувеченному боку. Шлим поморщился. Томассо обнажил зубы в ухмылке. А потом…

— Ох! Стой! Не надо! — воскликнул Арно, вцепившись в плечо Рамирата одеревеневшими пальцами. Было непонятно, что он собирался сделать, оттолкнуть или, напротив, не дать отстраниться. Дракон больше не ухмылялся, просто смотрел блестящими, нечеловеческими глазами. А потом прикрыл их веками и скрипнул зубами, когда почувствовал, как на шее словно сжалось что-то. Ошейник? Удавка? По ощущениям и не скажешь. Но больно. Чертовски больно. Вся шея горит.

Через несколько минут они оба сидели на траве. Рамират заботливо — ну, просто наседка! — помогал масочнику продеть руки в рукава.

— Больше так не делай, — сказал Шлим, когда Рамират привалился спиной к тому же дереву, возле которого уже сидел масочник.

— Ты прямо со мной как с дитятей малым. Не стыдно?

— А ты со мной, как с мальчишкой неразумным, не совестно?

— Слушай, — Рамират повернул в его сторону голову, — Но ведь ты и ведешь себя соответственно. Почему сразу не сказал, что бо-бо?

— А ты почему? — прозвучал встречный вопрос. На что Рамират открыл рот, потом его закрыл и снова отвернулся, глядя на виднеющееся за кронами деревьев небо. Масочник продолжил: — Вот и я поэтому же. Думал, ты меня так наказать решил. Раз на словах не получилось вразумить, то боль может оказаться действеннее.

— Я бы не стал. Обида обидой, но чтобы так… Ты разве вчера меня плохо слушал? — возмутился Рамират.

— Я вчера тебя вообще не слушал, — тихо и непреклонно сказал масочник и с трудом поднялся на ноги. Отошел в сторону и подобрал с земли свою куртку. Надел ее, и только после этого снова повернулся к дракону. Тот был хмур и смотрел на него очень пристально, неприятным, тяжелым взглядом.

— Хочешь сказать, что вчера единение было односторонним?

— Я старался не видеть и не слышать, — подтвердил его догадку Арно Шлим. И тут же снова оказался нос к носу со своим драконом, стремительным и злым, как никогда.

— Что мне сделать, чтобы ты перестал быть таким… — Рамират не стал озвучивать последнее слово, и сразу же задал другой вопрос: — Как мне вообще с тобой говорить?

— Тебе было бы приятно, что тебя читает масочник? Не думаю, — сам ответил на свой вопрос Арно.

— А меня ты спросил? Хочешь сказать, что это только из повышенного драконолюбия ты сам довел себя до этого, — взгляд Томассо на миг метнулся к правому боку Шлима и тут же снова вернулся к лицу масочника.

— Я спрашиваю сейчас, — не захотел сдаваться Арно.

— А я отвечаю, — отступив от него на полшага, слегка торжественно произнес Рамират, не отпуская взгляда масочника, а потом сам тон его неуловимо изменился, — Мне… было бы приятно. Потому что ты на самом деле не мальчишка, и тут не приручать надо… тут должно быть что-то другое. Но мои люди… те, что были до тебя, всегда принимали эту игру — старый, мудрый и порой брюзжащий дракон и молодой, иногда излишне горячий отрок. Ты для меня как верлиньская шкатулка с двойным дном. Мне тяжело с тобой, поймы ты!

— А мне легко? — отозвался Гибисквсмилш, словно пропустил мимо ушей все, что сказал его дракон. А потом вдруг вскинул руку и с силой сжал горло Рамирата, который даже попятиться не успел. Так растерялся. А потом была вспышка света, ослепившая обоих, и бездна неба над головой, когда они очнулись и обнаружили, что лежат на траве и смотрят вверх, на качающиеся и словно бы перешептывающиеся под дланью ветра верхушки деревьев. И за этим зеленым пологом виднеется с детства знакомая каждому мальчишке голубизна.

Рамират медленно повернул голову, точно зная, что рядом с ним ногами в другую сторону лежит масочник. Их взгляды встретились. Арно тоже почувствовал, что его дракон, так же, как и он сам, очнулся и жаждет высказаться.

— Ну и зачем ты это сделал? — ворчливо протянул Рамират, по всей видимости решивший закрыться маской "брюзжащего, пожилого дракона", о котором недавно вспоминал.

— А ты не догадываешься? — в голосе масочника не было ни капли благодарности. В этом все их племя. Нет бы спасибо сказать, что дракон с ним боль пополам решил разделить, а этот все чем-то недоволен. Неблагодарный! Но, по всей видимости, что-то из этих мыслей отразилось на лице Рамирата, когда он снова отвернулся и уставился в небесную синь. Или же масочнику сказал о многом тяжелый вздох, сорвавшийся с губ Томассо. Как бы там ни было, Арно тоже смотрел теперь только в небо и объяснял: — Ты же не боль он той гематомы со мной разделил, ты мою удавку пополам разорвал. А ведь она моя, и была сплетена как раз для того, чтобы боль уменьшить.

Дракон долго молчал. Масочник тоже больше не пытался развить мысль, но все и так было понятно. Понятнее просто некуда.

— Не могу я с тобой, — с голосе Томаса прорезалась горечь, — Я ведь как лучше… а у вас все не так, как у людей. Не могу… — выдохнул он прочти беспомощно и умолк.

— Я тоже виноват. — Вдруг тихо произнес Арно. — Теперь не знаю, как все исправить. — Он снова повернул голову к Рамирату, и они встретились с драконом взглядами, — Ты прости меня. Я слишком долго был один.

— Полетаешь… — Томассо осекся, когда понял, что чуть не слетело с его губ под впечатлением от извинений масочника, а потом понял, что правильно начал, потому и продолжил: — Полетаешь со мной, как только представиться возможность.

— Почту за честь.

— Не полетает, — вдруг раздался откуда-то слева голос Шельма. Рамират дернулся и резко сел. Арно остался лежать. Похоже, ему было не под силу сейчас встать самостоятельно. А шут печально улыбнулся его дракону и тихо сказал, — Пока все обрывки и узлы из него не вытянем, он даже на ноги не сможет подняться.