Драконьи грезы радужного цвета (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела" - Страница 54

Ставрас не собирался этого говорить, совсем не собирался. Он даже сам давно уже считал, что забыл об этом. Быльем поросло, съедено годами и одиночеством. Но нет, Шельм пробудил в нем не только воспоминания, но и застарелые, загнанные в непроходимые глубины, чувства. Сейчас это было чувство вины. Память о вечном одиночестве. О чем еще ему предстоит вспомнить с ним и сможет ли столь юное создание, как Шельм понять его и… принять? Ведь ему так хотелось, чтобы все же смог. Почему? Кто знает.

— Они тоже там, да? Твои дети…

— Да.

— А ты помнишь… какая кладка?

— Даже, если бы и помнил, не нашел бы.

— Почему?

— Я начал собирать все мертвые кладки в одном месте далеко не сразу и никогда не соблюдал их единство.

— В смысле?

— Сваливал, как придется. Мертвые драконьи яйца застывают и внешне становятся неотличимы от камней, правда, конечно, остаются яйцеобразной формы. Но такими могут быть и просто камни, без угасшей жизни внутри. То место, о котором говорили Гиня и Мур, больше всего похоже на сад камней, знаешь, те, которые устраивают на востоке?

— Угу, — отозвался Шельм отстраненно и провел раскрытой ладонью по его животу. Ставрас непроизвольно втянул его в себя. — Тебя это напрягает?

— Что?

— Это? — теплая ладонь шута сделало еще одно, на этот раз более настойчивое движение на его животе.

— Немного.

— Почему?

— Драконьи инстинкты.

— Ты вспомнил их, потому что сегодня во сне был драконом?

— Возможно.

— Не доверяешь мне?

— Нет. По-моему, даже слишком доверяю.

— Ты не рассказывал ему об этом?

— Кому и о чем?

— Августу о своих детях.

— Я ему вообще не рассказывал о курганах, потому что он никогда не был в моем мире. В других со мной да, был. Но не в этом.

— А почему меня ты привел туда почти сразу же?

— Я привел? Да ты сам пришел, я и опомниться не успел!

— Хм? Поэтому ты меня вчера отослал девок портить?

Да, Шельм всегда отличался проницательностью. Ставрас пристыжено вздохнул и коротко кивнул. Шут придвинулся еще ближе и на этот раз положил голову ему на плечо. Лекарю ничего не оставалось, как обнять его той рукой, на плече которой он теперь лежал.

— Мне нужно было посетить несколько новорожденных, а после хотелось побыть одному.

— Жаль. Я бы посмотрел, как ты даешь им имена.

— Тебе было мало одного раза?

— Ну, я же не знал тогда, что это ты. И вообще, был настроен скептически.

— А сейчас ты как настроен?

— Романтически.

— Мне можно начинать боятся?

— Чего тебе боятся? Не съем же я тебя. Хотя-я-я-я… нервничать, так и быть, можешь, не все же мне одному переживать! — Шельм поднял голову и улыбнулся ему.

Ставрас медленно провел ладонью по его боку к плечам, потом положил на затылок и запустил пальцы в голубые волосы. Зрачки в глазах шута странно расширились, он хотел что-то сказать, даже губы приоткрыл, но не смог. Взгляд желтых глаз с вертикальными зрачками завораживал. "Такие тоненькие, и как он только ими видит", мелькнуло в голове у шута до того, как он сам начал склоняться к ниже. Но, что он собирался сделать, Шельм так и не понял.

— Ну, и как ты это сделал?! — раздалось от порога.

Шельм моргнул, Ставрас вздрогнул и оба повернулись к вошедшему.

В дверях, нисколько не смутившись, застав их за чем-то непонятным, стоял дед Михей собственной персоной и смотрел при этом лишь на Шельма. Тот стушевался. Сел на пятки и провел рукой по лицу, прогоняя наваждение.

— Шельм? — позвал Ставрас, недоумевая, что еще вчера мог натворить мальчишка, чтобы в очередной раз вывести Михея из равновесия.

— Я привязал к ней нитку просто для того, чтобы точно знать, что с ней все в порядке. Вот и все. Я ничего в ней не менял, честно, — покаялся шут, решительно встречая взгляд драконоборца и меньше всего ожидая, что тот хмыкнет и довольно огладит усы.

— Я не про нитку, которую я на ней, кстати, так и не нашел…

— Конечно, не нашел. Как домой вернулись, я её снял, — пробурчал Шельм, чувствуя себя под его взглядом неуютно.

Ставрас сел, свесив босые ноги с постели и загородив шута широкой спиной, и вопросительно посмотрел на кардинала. Тот прошел в комнату, сел на один из сундуков у противоположной от кровати стены, и пояснил:

— У них в роду всегда силачи рождались, каких поискать, но всегда парни. А она вот, единственная, девкой уродилась. Но силы в ней немерено, даже у батьки её, почитай, поменьше будет. Я ему ребеночка-то в ученики взять обещал, когда она еще в утробе материнской почивала, а как родилась девчонка, растерялся. Ну, думаю, если дар в ней проснется, тогда и её учить буду. Чем она мужиков-то хуже? А она, как подросла, все девчонкой прикидываться стала. Нет, то есть, она и так…

— Такой как все, — кивнул шут.

— Да, именно. Но она-то не такая. Я сам не сразу заметил, она от меня все время скрывала, да и ото всех, даже от мамки с папкой. Вот узнал незадолго до вашего приезда, предложил ей в ученицы ко мне пойти, а она в слезы. Упросила, чтобы родителям не говорил. Ну, а я, старый дурак, согласился. Видел же, что мучается девка, вот и не смог отказать. Так вот, объясни мне, что ты без своих этих нитей такого ей сказал, что она с утра пораньше ко мне пришла уже в штанах, а не в сарафане, и заявила, что все решила и учиться будет, а?

— Просто поддержал, когда один хам её обидел. Кстати, я его еще отловлю, будет знать, как наших обижать, — признался шут, отведя глаза.

Драконоборец хмыкнул, поднялся:

— Ладно, вы тут умывайтесь и к столу. Хороший у тебя мальчик, Ставрасейригултирвиль, — и вышел.

— Это он сейчас что сказал? — протянул Шельм с диким подозрением в голосе.

— Полным именем назвал, — с неохотой признался Ставрас.

— А, — протянул шут. — Знаешь, твой предшественник был еще большим извращенцем, чем ты.

— С чего вдруг? — нахмурился Ригулти.

— Это же надо так ребенка обозвать, даром что драконьего!

— Ну, спасибо. Чем тебе мои-то имена не угодили?

— Тем, что просто не представляю, сколько надо выпить или какой травы накуриться, чтобы малышку-дракончика Элинильбисталь назвать или Дирлинлильтс, а?

— Вот полетишь в следующий раз со мной, сам называть будешь!

— Правда?!

— Посмотрим на твое поведение. Вставай уже, завтрак стынет.

— Да иду я, иду!

16

В горнице, служившей общей столовой, они обнаружили и Михея, и Маришку. Та, действительно, изменилась. Все же, как сильно меняет человека одежда. Девушка была одета в узкие брюки из темной замши, полусапожки, наподобие тех, какие носил сам Шельм, и светлую рубашку с широкими рукавами и узкими манжетами.

— Красавица! — прямо с порога объявил шут, шагнул к ней и дружески чмокнул в щечку. Маришка зарделась и весело, совершенно естественным жестом, щелкнула его по носу. Шут сначала опешил, изумленно выгнув брови, потом расхохотался: — Ты просто прелесть, Мариш!

— А в сарафане, значит, прелестью не была?

— Ну, почему же, — оглядывая её с ног до головы, протянул шут. — И в сарафане тоже, но в штанах просто, оля-ля!

— Скажешь тоже, — окончательно смутилась та.

— Так, кончай девку смущать! — беззлобно прикрикнул на него восседавший во главе стола Михей. — К столу давайте.

— Ага, — широко улыбнулся ему Шельм и привычно плюхнулся на лавку рядом со Ставрасом.

Тот покосился на него. Шут собирался ответить насмешливым взглядом, но неестественно замер.

— Шельм?

— Я сейчас! — выпалил тот, очнувшись, и попытался сорваться с места.

Но Ставрас вовремя успел схватить его за локоть и не отпустил.

— В чем дело?

— Веровека бьют. Да пусти же! — И дернулся еще сильней.

— Сядь! — неожиданно рявкнул на него Ставрас и шут, словно попав под действие какого-то заклятия, с размаху осел на скамью. Драконий лекарь перестал хмуриться и, не отпуская его руки, уже куда спокойнее произнес: — Ты что же, всю жизнь собираешься решать за него все проблемы?