Дочь последнего дуэлянта - Бенцони Жюльетта - Страница 61

– Должно быть, он поговорил с мадемуазель де Скюдери, Бенсерадом или Бог знает с кем еще в салоне мадам де Рамбуйе, – заметила Изабель Агате, своей единственной наперснице. – Мне вовсе не нужно, чтобы он умирал! Наоборот, я хочу видеть его живым и здоровым! А главное, действующим! На что он будет, спрашивается, способен, лежа в могиле?

Итак, в Париже все было по-старому, и никаких обнадеживающих новостей не предвиделось. А вот из Монтрона пришли неожиданные вести. Лэне написал, что не может быть и речи, чтобы Клер-Клеманс с сыном отправились в Шатильон. Если они покинут свое убежище, то только для того, чтобы отправиться в Бордо. Туда из Испании должен прибыть дон Хосе в сопровождении трех фрегатов и привезти с собой полмиллиона ливров. Испанцы намерены укрепить стены Монтрона на тот случай, если вдруг королевское войско осмелится на них напасть.

Письмо было адресовано вдовствующей принцессе, и Изабель пришлось вручить его Шарлотте. Она поначалу опасалась слез отчаяния, но, увидев, как разгневалась принцесса, поспешила исполнить ее требование, когда Шарлотта приказала подать ей перо. Свекровь жестко напомнила своей невестке, что Монтрон принадлежит ей, и только ей, а она запрещает с его территории производить любые действия против королевских сил, и точно так же ее покойный супруг наотрез отказался бы вступать в сговор с испанцами – врагами королевства, и уж тем более получать от них деньги.

Одновременно принцесса жестко напомнила Лэне, что он находится на службе у принцев Конде, а не служит безответственной девчонке, чья мать была безумна.

Оставалось узнать, что творится в Стэне. Путь туда был несравненно более долгий, и трудно было предполагать, когда вернется Бастий.

Он появился на рассвете в тот самый миг, когда открыли ворота Шатильона. Принцесса еще спала, но Бастий хотел видеть не ее, а госпожу герцогиню.

Изабель просыпалась рано и приняла его у себя в комнате уже совершенно одетая. Мрачное выражение лица Бастия ее не обрадовало, но она постаралась не подать вида.

– Итак… – начала она.

– Новости невеселые, – ответил он.

– Невеселые или скверные?

– Вам судить. Госпожа де Лонгвиль передала письмо, адресованное своей матери, и я должен ей его передать.

– Ты знаешь, что в этом письме?

– Да, я знаю, но сначала я должен сказать, что маршал де Тюренн обезумел от любви к госпоже де Лонгвиль, преданно исполняет все ее приказания и готов вступить в сражение с армией короля. Но есть кое-что еще. Они оба отныне связали себя с Испанией, которая обещала им войско и золото. Герцог Буйонский, брат маршала, тоже находится там и с ними заодно…

– Продаться испанцам?! Худшего позора невозможно представить! Это все новости? Нет! Судя по твоему смущенному лицу, есть и другие? Говори! Промедление не сделает их приятнее.

Бастий отвел глаза в сторону и только потом проговорил:

– Господин граф де Бутвиль, он тоже…

– Молчи! Теперь оставь меня и иди отдыхать!

Бастий встревоженно посмотрел на побелевшую, как мел, Изабель и тихо спросил:

– Позвать кого-нибудь? Я причинил вам такую боль…

– Нет, не надо никого звать. Благодарю тебя за твою преданность.

Бастий вышел, потрясенный переменой, какую вызвали его последние слова. Молодая герцогиня стала похожа на лань, получившую смертельную рану. Так оно и было. В сердце Изабель мгновенно воскресло залитое кровью прошлое и простерло грозную длань к настоящему. Франсуа! Ее Франсуа, милый, любимый брат, изменил своему королю, как когда-то брат принцессы Шарлотты, Анри де Монморанси, последний в роду герцог, казненный на эшафоте в Тулузе – так же, как был казнен их родной отец! Казнен всего лишь за неповиновение королевскому указу! В каком городе, на каком черном помосте оставит свою голову Франсуа? Он – последний мужчина с кровью Монморанси, последний герцог, имевший надежду воскресить их герцогское величие! Ее дорогой Франсуа, живой и веселый, с характером, похожим на ее… И с золотым сердцем!

Внезапное подозрение закралось в голову Изабель, и она приказала немедленно позвать Бастия.

– Я хочу спросить тебя еще кое о чем. Мой брат тоже пленен красотой госпожи де Лонгвиль, как маршал де Тюренн?

– Вот этого нет. Он слишком хорошо знает ее с детства!

– Но, возможно, из подражания маршалу, которым всегда восхищался?

– Куда меньше, чем принцем де Конде! Если он согласен принять испанское золото, а главное, солдат, то только чтобы спасти принца, вырвать его из тюрьмы и с триумфом вернуть во главу войска, чтобы окончательно и навсегда изгнать Мазарини! Ваш брат считает его заклятым врагом королевства. Испанское золото нужно для того, чтобы изгнать итальянца.

– Испанское золото?! Но принц де Конде не согласился бы на это ни за что на свете! Для него Испания – извечный враг, которого он побеждал, начиная от Рокруа и дальше сражение за сражением… А Мазарини? Пройдет немного времени, и он исчезнет как дурной сон!

– Но пока он здесь, во Франции, и в его руках власть! – с горечью воскликнула принцесса, когда Изабель пересказала ей все, что узнала от Бастия. – Наши узники тоже в его власти. Никто не поручится, что завтра или в любой другой день их не найдут мертвыми в этой ужасной тюрьме, которая стала гробницей для стольких известных людей? Но я тоже уверена, что все трое с отвращением отвергли бы свободу, купленную на испанские деньги! Боже мой, что же нам делать?

Беспокойство принцессы стало граничить с безумием, когда из письма, присланного Виоле, они узнали, что юный принц Конти – младший сын Шарлотты, чье здоровье всегда отличалось хрупкостью, – тяжело заболел. Принцесса не стала обращаться к королеве, не будучи уверенной в ее благосклонности, и попросила Виоле передать ее письмо министру Ле Телье, по чьему приказу были арестованы ее сыновья. В своем письме принцесса умоляла его разрешить двадцатилетнему юноше, который с детства не отличался крепким здоровьем, отправиться на воды в Бурбон – разумеется, под надежной охраной, – куда его возили каждый год с младенчества. Для принца де Конде и своего зятя она столь же настойчиво просила позволения дышать каждый день свежим воздухом на площадке замковой башни. Никакого ответа она не получила. У Ле Телье и без ее просьбы хватало забот.

В Шатильоне вскоре узнали, что Тюренн во главе франко-испанских войск вторгся в Шампань, а Бордо в это время принимает со всеми положенными почестями Клер-Клеманс, приехавшую туда в сопровождении Лэне и небольшой свиты, с тем чтобы встретиться с доном Хуаном Осорио и получить от него груз, привезенный на трех фрегатах. При одной только мысли о бордоской встрече Шарлотта сгорала от стыда и гнева!

Вести, приходившие из восточной части королевства, были столь же тревожными: Франсуа де Бутвиль во главе кавалерийского авангарда прискакал во Фьерте-Милон в десяти лье от Парижа и объявил, что готов мчаться в Венсенский замок, чтобы освободить принцев. Было это двадцать седьмого августа…

Своей лихостью он добился только того, что Ле Телье вывез узников из Венсенского замка и под надежной охраной отправил в крепость Маркусси, где никакой мятеж не помог бы им обрести свободу.

Успех сторонников принца де Конде оказался непрочным. Тюренн не получил обещанного подкрепления от испанцев и не решился двинуться дальше Реймса. Бутвиль, оставшийся без поддержки, вернулся на позиции, занятые его командующим.

В Бордо успехов оказалось не больше. Испанцы прислали всего сорок тысяч экю, деньги разошлись быстро, и разворачивать серьезную кампанию оказалось не на что. Лэне вынужден был вступить в тайные переговоры с Мазарини. К середине сентября договори-лись о том, что город будет возвращен королю, а мятежники сложат оружие, за что получат королевское прощение.

Первого января прощение было объявлено младшей принцессе де Конде, герцогам и их сторонникам, которые в ответ должны были принести клятву никогда не вступать в союз с испанцами и верно служить королю Франции.

Однако с легкой руки Лэне мятежники сочли, что клятва верности королю не распространяется на кардинала. И третьего октября маркиз де Лузиньян тайно отправился в путь, чтобы отвезти послание Клер-Клеманс королю испанскому, в котором выражалась надежда вновь вступить с ним в переговоры о новой кампании. Но, поскольку крепостные стены форта Монтрон должны были быть разобраны, а сам форт передан королевским войскам, Лэне поспешил в Шатильон, чтобы убедить законную владелицу не вмешиваться в то, что будет там происходить.