В полушаге от любви (СИ) - Куно Ольга - Страница 57

Я шла всё дальше. И уже была готова ускорить шаг, как вдруг услышала мужской голос.

— Кто здесь?

Вздрогнув, я остановилась. Сердце снова подскочило к горлу. Теперь я услышала шорох и негромкое звяканье, будто кто-то тряхнул решётку. И тут же раздался возглас:

— Пожалуйста, не уходите! Помогите! Умоляю вас, помогите!

Я замерла в нерешительности. Голос звучал хрипло, устало и одновременно отчаянно. Я позволила себе пару осторожных шагов и наконец увидела взывавшего к помощи. В одной из камер, вцепившись обеими руками в решётку, стоял мужчина. Высокий и очень худой, что подчёркивала откровенно висевшая на нём одежда. Молодой, но с сединой в волосах. Осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами.

— Кто вы? — спросила я, на всякий случай продолжая держаться от камеры подальше.

— Меня зовут Норрей Грондеж.

От удивления я бы, наверное, села, если бы только было на что.

— Но вы же умерли! — воскликнула я, и сразу же сообразила, что сморозила что-то не то.

— Как видите, не совсем, — невесело усмехнулся узник.

— И давно вы здесь оказались?

Если судить по внешнему виду, то давненько. Хотя одежда кажется вполне новой, пусть она ему и велика. Язык не повернётся назвать эти брюки и рубашку обносками. К тому же, немного успокоившись, я стала замечать сквозь прутья решётки различные предметы, как правило не размещаемые в тюремных камерах. К примеру, свет факела позволил мне разглядеть стул, несколько книг, гусиное перо с чернильницей и даже деревянный сундук приличных размеров. Похоже, кто-то постарался сделать заключение Норрея максимально комфортным.

— Пять лет назад, — послышался ответ.

Значит, с того самого момента, когда он якобы погиб, спасаясь от преследования.

— Кто же так с вами обошёлся?

Я всё никак не могла понять, что же произошло пять лет назад.

Снова горькая усмешка.

— Мой отец.

— Барон Грондеж? — изумилась я. Довольно странный поступок по отношению к собственному сыну.

— Он самый. Вы были с ним знакомы?

— Не совсем, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в детали. — Я только недавно впервые приехала в этот дом. Вы знаете, что ваш отец скончался?

— Знаю, — с грустью кивнул Норрей. — Наверное, в это трудно поверить, но мне действительно жаль. Он был хорошим человеком, хотя и не без странностей.

Последнее слово было произнесено с особой горечью. Молодой человек давал понять, что странности отца стоили ему чрезвычайно дорого.

— Может быть, вы расскажете мне, что случилось? — предложила я.

— Конечно, — согласился он. — Мне так мало приходилось с кем бы то ни было разговаривать за последние годы. Странно даже, что я не разучился говорить… Простите, не могу предложить вам сесть. — Он смущённо развёл руками.

— Ничего страшного, я вполне в состоянии постоять, — заверила я и для удобства прислонилась спиной к стене. Подходить ближе к камере я на всякий случай по-прежнему не торопилась.

— Насколько я понимаю, вы не в первый раз услышали моё имя, — заметил Норрей. — Стало быть, что-то слышали о моей истории?

— Да, — осторожно подтвердила я, — однако, признаться, мне было очень сложно определить, где в этих рассказах правда, а где вымысел.

— О, готов отдать руку на отсечение, что вымысла там значительно больше! — рассмеялся он. — Вы знаете, что меня обвинили в поклонении Орэнду?

— Да, я об этом слышала.

— Это самое нелепое обвинение, какое только возможно придумать. — Лицо юноши исказила гримаса, будто он испытал приступ боли. — Только сумасшедший может поклоняться Орэнду, да и таких безумцев наверняка давно не осталось. А священнослужители всё продолжают упорно их ловить. Не все, конечно. Есть среди них вполне адекватные люди. Но здешний священник оказался просто-напросто одержим этой идеей. Не знаю, по какой причине он выбрал в качестве своей цели именно меня. Возможно, меня оклеветали, а может быть, на него просто нашла какая-то блажь. Так или иначе, это обвинение оказалось для меня полной неожиданностью и, конечно же, шоком. Я очень испугался. Я ведь был совсем ещё мальчишкой. И первым делом, не раздумывая, бросился за помощью к отцу.

— И что же отец?

Даже сейчас по прошествии стольких лет, во взгляде Норрея читалась растерянность.

— Отец? Он поверил обвинениям храмовников. Самый близкий мне человек, знавший меня всю жизнь. Взял — и поверил. И пришёл в ужас. Как же так? В такой порядочной семье, у отца, который придерживается таких строгих правил — и такой ребёнок. — Норрей опустил глаза и тяжело вздохнул. — Он всё-таки не забыл, что я — его сын, и сдавать меня храмовникам на растерзание не стал. И на том спасибо. Не знаю подробностей, каким-то образом ему удалось обставить всё так, будто я разбился насмерть, пытаясь уйти через горы. Выдал за меня изуродованный труп какого-то бедняги, с которым у нас было схожее телосложение.

— А вас он запер здесь?

— Да. Не мог же он оставить на свободе кровожадного убийцу! — с грустной иронией заметил Норрей. — Он приказал замуровать проход на этот этаж, якобы за ненадобностью. Оставил только один потайной вход. Обо мне знал только он и одна преданная служанка.

— Кухарка? — вдруг озарило меня.

— Да, — удивлённо кивнул Норрей. — Кухарка. Она была очень преданная моему отцу. Старалась готовить для меня всевозможные вкусные блюда. Отец вообще позаботился о том, чтобы у меня было всё необходимое. — Норрей печально искривил губы. — Не считая солнечного света, свежего воздуха и общества себе подобных. Отец и кухарка — единственные люди, с которыми я имел возможность общаться всё это время.

— Но кухарка тоже умерла, — заметила я. — Кто же приносил вам еду с тех пор?

— Её дочка, — безразличным тоном ответил Норрей. — Перед смертью кухарка рассказала ей обо мне. Иначе я бы просто умер здесь с голоду. Пожалуйста, — он снова сжал обеими руками железные прутья, — помогите мне. Освободите меня. Ключ лежит совсем недалеко от вас.

Он указал рукой нужное место, и я действительно очень быстро нашла связку из двух ключей, спрятанную в небольшой нише. Взяв в руки большое кольцо, на котором висели громоздкие старомодные ключи, повернулась к узнику.

— Ну же, скорее! — в нетерпении воскликнул он.

— А знаете, — проговорила я, задумчиво вертя ключи в руках, — по-моему, вы держите меня за чрезвычайно глупую особу. Никогда не поверю, что ваш отец запер бы вас здесь только из-за пустых слухов и подозрений обезумевшего храмовника. Он был не настолько бездушен и не настолько глуп. Да и дочке кухарки вы наверняка рассказали ту же историю, что и сейчас мне. Почему же она вам не поверила? Не только не освободила вас, но даже не рассказала обо всём вашим брату и сестре? Не спросила у них, как быть? Похоже на то, что у неё была совсем другая информация на ваш счёт.

В пляшущем свете факела усмешка Норрея показалась мне хищной.

— Вы проницательны, — заметил он, с удовольствием растягивая слова. — И всё-таки глупы. А знаете, почему?

За долю секунды дверь камеры распахнулась, и узник выскочил наружу, а в его руке сверкнул извлечённый из рукава нож. Я, вскрикнув, метнулась в сторону. Всё это время он просто играл со мной, как кошка с мышкой. Никакой ключ Норрею нужен не был.

— Вы неплохо умеете делать выводы, — с самодовольным видом заметил Норрей, неспешно приближаясь. — Ошиблись в одном. Дочка кухарки поверила моей истории. И, в отличие от вас, с ходу отперла дверь.

— Тем не менее вы её не тронули, — напомнила я, торопливо отступая и не сводя взгляда с лезвия ножа.

— Конечно, нет, — осклабился Норрей. — Зачем же? Я ведь уже не так несдержан, как пять лет назад. Годы, проведённые за решёткой сделали меня умней. Зачем прежде времени убивать человека, который может принести мне пользу? Совсем наоборот. Я приручил её, приласкал. Это было несложно. Она не слишком красива, обделена мужским вниманием, к тому же совсем недавно лишилась матери. Таких женщин стоит только поманить, и за нагромождение красивых слов они готовы сделать для вас что угодно.