Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Художник механических дел (Сборник) - Ивич Александр - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

Но те неудовольствия шли мимо Кулибина — ссора была меж сановниками, и академический мастер о ней, может статься, и вовсе не знал.

А прибавка жалованья в первый год ухнула. Чрез павлина.

Часы, что по указу велено Кулибину чинить, были сугубо затейливы, с трудным секретом. Бронзовое дерево, на нем павлин сидит. На ветви пониже — сова в клетке, на другой — петух. Колокольчики развешаны. По бронзовой земле — бронзовые грибы. И в срединном грибе — циферблат.

Хранились часы в дворцовой кладовой. Хорошо, кабы часы, а то одна видимость. Механизмы разобраны, и части их свалены в великом беспорядке. Шутка ли — часовых механизмов четыре, а для фигур особые устройства: чтобы павлин хвост распускал, петух кукарекал и сова глазами хлопала. Колеса, пружины, цепочки — одни в ящике, другие в корзинах, большой и малой. Прежде починки огромный был труд — описать устройство часов, составить предлинный перечень частей. Многие поломаны, иные утеряны. Их Кулибин вычерчивал и отдавал в работу чеканным мастерам.

День за днем сидит Кулибин над часами, неделю за неделей. Денег на изготовление частей издержал более тысячи рублей. А счет оплатить забыли, и вышло, что прибавки жалованья как бы и не было. Впрочем, деньги вернули. Через четыре года. А время потраченное — кто ж его может воротить...

Игрушка была в исправности. Павлин распускал хвост и напоминал Кулибину молодых франтов на придворном балу. Колокольчики звонили, петух кукарекал, сова хлопала глазами. Пользы же обществу от сего труда было не более, нежели от франтов на балу.

ИВЫ ПЛАКУЧИЕ

Модель моста загромождала двор Волкова дома. Сторожа Кулибин нанимал за свой счет. Часто ходил смотреть, не повреждена ли. Берег модель, ждал случая похлопотать о постройке моста. Напоминать не пришлось: внезапно во дворце вспомнили о мосте. Приказано было модель разобрать и перевезти для украшения новоустроенного сада при Таврическом дворце. Перекинуть там мостик через пруд для услаждения взоров и развлечения гуляющих,

Вот и конец, вот и смерть большого замысла, дерзкой мечты. Удивлялся гениальный Бернулли, хвалил великий Эйлер, кланялся сам Суворов. Да что хвалы! Людей спасал бы мост от гибели, для пользы общественной свершен был труд. Сердце отдано строению, еще в свете не виданному, бессонные ночи, жар ума ему отданы.

Веселые люди во дворце, легкие люди. В гордой вещи сумели увидеть игрушку. Для развлечения гуляющих...

Разбирать модель Кулибин, отказался — не соберешь потом. Взялся перевезти как есть, целиком, с Васильевского острова через весь город в Таврический сад.

Ночью чертил приспособления для перевозки.

Несколько раз спускался во двор, будто бы за делом, что-то мерить, подсчитать. А по правде, прощаться ходил, будто с покойником.

Через два дня поставили модель на катки и потащили волоком.

Похороны вышли торжественны, при огромном стечении народа и длились шесть дней.

Медленно двигалась модель через Неву по наплавному мосту. Жалобно скрипели доски, и глубже уходили в воду плашкоуты. Наплавной мост оседал, словно понимая ничтожество свое перед соперником.

По улицам города тридцать работных людей медленно, тяжким трудом тянули трехсотпудовую модель. Лямки на плечах, вперед наклоненное тело, глаза смотрят в землю. Вспоминал Кулибин бурлаков на Волге.

С утра дотемна провожала шествие толпа, дивясь и модели и хитрой механике, измышленной для ее перевозки.

На седьмой день игрушечный мост украсил пруд дворцового сада. И над мостом склонились прибрежные ивы.

Кулибин в сад больше не ходил. Счет же за шествие модели в Таврический сад — пятьсот три рубля — оплатить строителю моста забыли.

Императрица постарела, стала грузна непомерно, ноги не служат. По дворцовой лестнице носят ее слуги в креслах. Для облегчения их труда и для удобства царицы придумал Кулибин подъемное кресло — с этажа на этаж поднимать его по двум столбам в образе винтов. Подъем покойный — сидящей в кресле особе не может быть никакого опасного воображения (Это проект первого лифта).

Однако кресло подъемное построить не успел — императрица умерла.

На престол вступил нелюбимый сын ее, Павел. Новый император не терпел порядков, заведенных матерью, и людей, ей угодных, не жаловал. Переменчивый и злой, он тратил ум, временами острый, на фантазии несбыточные, на вздоры. Подозрительный, без меры боязливый, Павел запер себя в Михайловском замке, подобном крепости либо тюрьме, и держал в трепете двор, столицу, страну.

Переменились и обстоятельства Кулибина. От сочинения забав он был избавлен. Уже не надо скакать вслед за Потемкиным на курьерских в Тавриду для устройства там фейерверков. Уже не надо сочинять игрушки для малолетних принцев и праздничные иллюминации. Но и большого дела нет. О Кулибине во дворце не вспоминали.

РАЗМЫШЛЕНИЯ В КУНСТКАМЕРЕ

Бродит Кулибин по залам кунсткамеры. Ныне и она в загоне. Прежде посетителей угащивали напитками и сластями, чтобы тем привлечь полезное внимание к произведениям естества и художества. Потом угощение отменили, и билеты для входа в кунсткамеру давались из академической канцелярии. А ныне вход и вовсе затруднен: потребно иметь для осматривания собственное директора академии позволение. У нового императора не было нужды в расположении умов к просвещению.

Ходит с Кулибиным по залам унтер-библиотекарь Академии наук, хранитель кунсткамеры Осип Беляев. Маленький, сухонький, остроглазый. С Кулибиным почтителен. Показывает, как изделия его в кунсткамере размещены. Вот часы яичной фигуры, вот часы планетные. Подальше — модель телеграфической машины.

А рядом с часами яичной фигуры — не полюбопытствует ли Иван Петрович? — бюро работы немецкого мастера.

Устройство весьма хитрое. Крышку открыть — там бронзовая доска, изображен на ней храм художеств. Действием потаенной пружины доска опускается, за ней — секретные ящички для поклажи бумаг. Другую пружину нажмешь — ящички отходят назад, а изнутри поднимается красиво убранный кабинетец с другими ящичками — особо секретными. И притом слух услаждается приятнейшей музыкой. Между тем зритель поражается новым явлением. Из-под бронзовой фигуры Аполлона, коей украшено бюро, выдвигается лодка и с великим громом раскрывается, превращаясь в палой для писания, с чернильницей и прочими принадлежностями.

— Высокого искусства вещь, знатным артистом строена! — похвалил Кулибин.

— Восхищаюсь каждодневно,— согласился Беляев.— Однако полагаю, часы яичной фигуры — произведение искусства более высокого, ибо несравненная трудность — поместить механизмы часовой, музыкальный и театрального действа в столь мизерном корпусе... — И прибавил шепотом: — А ведомо ли вам, почтеннейший Иван Петрович, сколь щедро покойная императрица наградила немецкого мастера? За бюро пожаловано мастеру двадцать четыре тысячи рублей.

Кулибин невесело улыбнулся. Ему-то за часы жалована тысяча. Промолвил:

— Директор академии господин Домашнев исчислил, что образование одного профессора стоит казне сорок тысяч. Мои успехи хоть невелики, да я ими казне и малого убытка не сделал. И тем весьма утешен.

Вспомнил, сколько сил положено — деньги доставать на опыты,— и рассердился:

— О трудах моих три раза в Европе публиковано. А об успехах в изобретениях господ профессоров сорокатысячных, к несчастию моему, слышать не случалось. А должны быть велики! — язвительно прибавил он.

Думал: Потемкин перед ним, Кулибиным, не кичился. Сам великий Суворов поклонился низко, встретив на балу. Трижды поклонился и громко, на всю залу, проговорил: «Помилуй бог, много ума! Он нам изобретет ковер-самолет!» Знаменитейший Бернулли назвал великим артистом. А вот господа профессоры свысока поглядывают, за ровню не считают...

ПРОЩАЙ, НЕВА!

Обстоятельства стали тесны. За опыты, изобретения, прежде сделанные, долгов накопилось много, и не видно было, чем их покрыть.