«Джоконда» Мценского уезда - Павская Ирина - Страница 6

Скорбной толпой мы вошли в галерею. Нам приказали пока для верности ничего не трогать руками, а только все осмотреть. В главном зале «картинки» на полу под окном валялся увесистый булыжник. Было понятно, что именно он и произвел ужасное стекольное разрушение. Бедный Си-Си кинулся к экспонатам.

— Слава богу, слава богу, — бормотал он и, забыв про запрет, стал хвататься за рамы картин. Все наши ценности были на местах.

Пока директор оглаживал шедевры, я пошла в глубь зала. И тут меня словно толкнули в грудь. На стене, где располагались экспонаты моей выставки, в ряду картин зияла брешь. Вместо портрета дамы в черном — пугающее пустое место. Полотно исчезло, испарилось, не оставив ни малейшего следа. Вместе с ним испарилась и надежда, что окно разбили невинные хулиганы. Я стояла потрясенная, растерянно переводя взгляд со стены на дырку в окне. Моя необузданная фантазия тут же принялась рисовать жуткую картину: злодей со зверским лицом, пугливо озираясь, стягивает «Даму в черном» со стены и тащит ее к разбитому окну. Вот он занес ногу, перехватил половчее портрет… Видение было таким ясным, что я, словно зачарованная, подошла к окну поближе, дабы разглядеть все как следует. И в этот самый момент резкий порыв холодного весеннего ветра тряхнул старую оконную раму. Она жалобно скрипнула, и огромный кусок стекла, нависавший сверху, вдруг стремительно полетел вниз. В то же мгновение чьи-то сильные руки довольно бесцеремонно схватили меня за плечи и толкнули в глубь зала. Это было весьма кстати. Стекло рухнуло с устрашающим звоном, осыпав все вокруг блестящими осколками и мелкой серебристой пылью.

— Какая вы неосторожная! — сердито произнес незнакомый мужской голос.

— Спасибо, — пробормотала я сердитому баритону, не оборачиваясь, поскольку вся заледенела от ужаса. Хорошенький был бы у меня сейчас видок, задержись я у окна на секунду дольше. Бр-р!

Через час подвели последние итоги. Выяснилось, что, кроме «моей» дамы, ничего больше не пропало. И это было странно. Получается, что вор с риском для себя пробрался в зал только для того, чтобы пробежать мимо Репина и Айвазовского, мимо «голландцев», схватить картину весьма посредственного и практически неизвестного художника Старицкого и вместе с ней исчезнуть в мгновение ока. Да он ненормальный!

— Просто дилетант, — будто угадав мои мысли, подытожил Си-Си и покачал головой.

— Или наркоман, — раздался за спиной спокойный, чуть глуховатый голос, уже слышанный мной сегодня. Я обернулась — так вот он, спаситель беспечной Симы! Незнакомый крепкий мужчина с интересом взглянул на меня и продолжил:

— Схватил, что под руку попалось. Сейчас многие наши скоробогатенькие картины коллекционируют. Мода такая. Мол, мы уже не в малиновых пиджаках и с цепями. Мы, в натуре, высокое искусство понимаем. А где же на всех раритетов набраться? Вот и не брезгуют краденым, не привыкать. А наркомана когда припрет, ему не до размышлений. Хватает все, что продать можно.

— Да ведь с этой картины сильно не разбогатеешь, — директор пожал плечами.

— Им лишь бы на дозу хватило.

Жанна Афанасьевна, которая с интересом прислушивалась к разговору, вдруг встрепенулась.

— Нет, вы мне объясните, как же вор так быстро смог картину уволочь, — обратилась она к говорившему.

Охранник, а я догадалась, что это был один из них, улыбнулся:

— Это как раз несложно. За двенадцать минут можно не только картину утащить — до канадской границы добежать.

О. Генри цитирует! Я взглянула на мужчину внимательней. Ничего, симпатичный. Волосы седые, даже не седые, а скорее соль с перцем. Взгляд спокойный, немного ироничный. А кроме того, охранник чем-то неуловимо напоминал моего любимого французского киноактера Трентиньяна, только был покрупнее.

— Ну и как вы теперь собираетесь воров искать? — не унималась Жанна.

— А никак. Сейчас следователь придет, вот он и будет искать. А мы только охраняем. — Мужчина снова улыбнулся. В ответ на его улыбку Жанна Афанасьевна кокетливо поправила прическу, и меня неожиданно кольнуло что-то вроде ревности.

— Не очень-то вы хорошо охраняете, — съязвила Вера Николаевна.

Улыбка на лице охранника погасла, он развернулся и вышел на улицу.

И только тут до меня дошло! Следователь, о боже! Ведь галерею должна была вчера закрывать я. Дежурным на пульте все равно, кто сдает объект на сигнализацию, они только фамилии сдающих сверяют по спискам. А у нас нарушение графика не приветствуется. Сима, Сима! Теперь понятно, какой вздох ты слышала вчера ночью. Это судьба твоя вздыхала по утраченной репутации. И что же мне теперь будет?

Весь день прошел как в тумане. Сначала приехала следственная группа, пытались снять отпечатки пальцев с булыжника, осматривали дом и сад. Потом следователь, усталый и недовольный, опрашивал всех сотрудников «по поводу произошедшего». Когда наш директор услышал, что галерею закрывала Лена, он дернулся, но промолчал. На сослуживице не было лица. Думаю, на мне тоже. Я чувствовала себя если не преступницей, то по крайней мере соучастницей. Наконец следователь уехал, и Си-Си вызвал меня в кабинет. На ватных ногах я ползла на второй этаж, проклиная себя, Зойку и весь сетевой маркетинг мира.

— Садись, Серафима. — Директор смотрел в угол и барабанил пальцами по столу. Начало не предвещало ничего хорошего. — Ты, наверное, догадываешься, зачем я тебя вызвал?

— Догадываюсь, Сергей Сергеевич, — пролепетала я, не поднимая глаз.

— Обсуждать твой поступок я не буду и читать тебе нотации не собираюсь. Ты не школьница. И даже более того — этот вопрос закроем, особенно для посторонних. Но не мечтай, не ради твоих прекрасных глаз. Подумать только, такой скандал — и когда? В последний день выставки! — Директор застонал и обхватил голову руками. — Не хватало, чтобы руководство узнало, что у нас графики нарушаются, а директор ничего об этом не знает. Бардак, безобразие! — От велеречивости Си-Си не осталось и следа. — И как ты могла! Такая опытная сотрудница, на прекрасном счету. Позор! — не удержался он от нотаций. — Пошла вон с глаз моих долой! О премии забудь!

Серенькой мышкой выскочила я из кабинета. Фу-у, пронесло! Премию, конечно, жалко. Но все по справедливости. Спасибо, что еще с работы не вылетела. А то пришлось бы железными рюмками торговать.

Я спустилась на первый этаж и снова уперлась глазами в злополучный пробел на стене. Почему вор схватил именно эту картину? Память услужливо нарисовала облик дамы, изображенной на полотне. Смуглолицая сухощавая женщина, не старая, но и не очень молодая, одетая в черное тугое платье (очевидно, на корсете) с глухим высоким воротником, внимательно и сурово смотрит на зрителя темными глазами. Губы крепко сжаты, никакого намека на улыбку. И только немного смягчают впечатление пышные вьющиеся волосы, уложенные в затейливую прическу. Работа не датирована, но по облику дамы, по художественному стилю можно предположить, что это конец XIX — начало XX века. О живописце, кроме фамилии, четко выведенной на обратной стороне холста, ничего не известно. Во всяком случае, я ничего не смогла найти в доступной мне литературе. Уровень мастерства средний. Не шедевр. Типичная работа, написанная явно на заказ и за небольшие деньги. Висел небось когда-то на стене особняка средней руки или небогатой квартиры. Сейчас представляет интерес только как образец жанровой живописи того периода — не более. По правде говоря, для картинной галереи потеря небольшая. Хотя все равно очень обидно.

Вася уже привез из мастерской новое стекло и счищал стамеской старую замазку, чтобы вытащить разбитое. Уборщица тетя Маша осторожно подметала осколки. Я стояла посреди зала, не зная, что предпринять дальше. Взгляд бесцельно блуждал по стенам. И вдруг внутри меня возникло легкое беспокойство. Какая-то неопределенная мысль, даже не мысль, а смутное ощущение засвербело в мозгу. Но в это время плотник чертыхнулся. Он порезался о большой осколок, алые бусинки крови закапали на пол. Мысль улетела, а я побежала за йодом.