КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Мальцева Валентина - Страница 39

…Походные часы-будильник со светящимся циферблатом показывали 18.24, когда телефон ожил. На невыразительном лице Колесникова не дрогнул ни один мускул. Он медленно снял трубку и включил клавишу на одном из портативных магнитофонов:

— Бакстон слушает…

— Доброе утро, мистер Бакстон… — Колесников, прижимавший плечом к уху трубку спаренного телефона, узнал голос Мишина сразу же и потому даже не стал переключать магнитофоны. Вторая «заготовка» пока подходила идеально. Буквально через долю секунды последовал ответ Волкова:

— Доброе утро, сэр! Как самочувствие?

— Все нормально… — В трубке помолчали. — Так как, я могу посмотреть свой дом?

Колесников подключил к работе третий магнитофон:

— Конечно, сэр! Когда бы вы хотели встретиться?

— Я только что прилетел в Лондон… — голос Мишина звучал буднично, без выражения. — Еще даже распаковаться не успел. Давайте сделаем так, мистер Бакстон: часика через полтора-два, как только приду в себя после дороги, я вам позвоню и мы договоримся уже окончательно. Согласны?

Колесников уже знал конец фразы Мишина, а потому еще в середине фразы Мишина уже положил палец на клавишу второго магнитофона. Как только прозвучал вопрос, он тут же ее вдавил:

— Как вам будет угодно, сэр…

Выждав долю секунды, Колесников положил трубку на рычаги и с шумом выдохнул воздух. Только сейчас Колесников почувствовал, что весь взмок от напряжения.

— Вот сволочь! — прошипел специальный курьер ГРУ, сбрасывая с себя всю одежду и голышом направляясь в ванну. — Играется. Ладно, гаденыш, играйся, пока на воле. Все равно гулять тебе, друг, осталось недолго…

11. МОСКВА. ЗДАНИЕ КГБ СССР

Апрель 1978 года

Генерал Никифоров еще раз взглянул на время отправления шифровки из Амстердама, взглянул на настенные часы, которые показывали 21.15, убедился, что время передачи важного донесения в Центр составило традиционные четыре с половиной часа, удовлетворенно хмыкнул и откинулся в кресле.

Он понимал, что операция «Бомж» вступает в завершающую фазу: все фигуры были расставлены по своим местам, основные вопросы прояснились, вся подготовительная работа выполнена…

Теперь наступил самый неприятный период — время окончательного РЕШЕНИЯ, приняв которое, уже ничего нельзя будет изменить. Никифоров не любил бросаться в атаку очертя голову, всей сути его сложного, многопланового характера был абсолютно неприемлем бой без резерва, без разумной альтернативы отхода на заранее подготовленные позиции. Никифоров очень не хотел брать на себя все бремя возможной неудачи, но, как и раньше, видел только одного человека, с которым можно было поделиться этим тяжким бременем. И после минутного колебания генерал потянулся к аппарату городского телефона:

— Алло! — прожурчал в трубке молодой женский голос. — Я вас слушаю!..

— Добрый вечер… — Никифоров откашлялся. — Простите за поздний звонок, но мне очень нужен Семен Кузьмич. Он уже вернулся с работы?

— А кто его спрашивает?

— Передайте, что его старый приятель по академии Генштаба.

— Минуточку…

В трубке послышался треск, потом кто-то крикнул: «Сеня, это тебя!..», а еще через несколько секунд прорезался хриплый бас:

— Цвигун у телефона!..

— Добрый вечер, Семен Кузьмич. Генерал Никифоров беспокоит. Я не слишком поздно?

— В самый раз, — буркнул Цвигун. — Что-то случилось?

— Чай с малиной любите? — дружелюбно поинтересовался Никифоров.

— Только при высокой температуре.

— А если профилактически? — усмехнулся в трубку Никифоров. — Так сказать, чтобы не допустить возникновение оной?

— Где? — коротко бросил Цвигун.

— До Барвихи без своего водителя добраться сможете?

— Адрес?

— Да я вас сам встречу на шестнадцатом километре. Скажем, через час. Успеете?

— Добро! — пробасил Цвигун и, не прощаясь, положил трубку.

…Домик Никифорова в Барвихе разительно отличался от его «казенной» дачи: шаткая, покосившаяся от времени изба, бревенчатые стены которой, казалось бы, навечно сохранили запах ладана и сырости. В домике этом, который достался Никифорову от родителей покойной жены, он бывал исключительно редко. Старший сын Никифорова, доктор наук, работавший на «оборонку» и имевший собственный дом на Истринском водохранилище, не раз предлагал отцу избавиться от этого убожества, однако в память о жене генерал никак не мог заставить себя продать убогое строеньице. Да и кому, собственно, он мешал?..

…После того как Никифоров под чай с малиной обрисовал Цвигуну ситуацию, первый зампред КГБ СССР надолго умолк. Его насупленные брови выдавали напряженную работу мысли, и Никифоров, верный корпоративным традициям своей службы, в соответствии с которыми желтый дом на Лубянке воспринимался как некая синекура, облагодетельствованная могущественным Политбюро, сытная кормушка для детей партийных бонз, впервые подумал, что перед ним, наверное, сидит профессионал ничуть не хуже, чем он сам. Мысль была неожиданной, по-своему неприятной, и Никифоров даже устыдился ее…

— Какие шансы на то, что они с нами играют? — голос Цвигуна, прорезавший ночную тишину, звучал глухо, напоминая ворчание старого филина.

— Пятьдесят на пятьдесят, как обычно, — пожал плечами Никифоров и подлил гостю чай в высокую фаянсовую кружку. — Я привык доверять своему резиденту… Человек он опытный, умный, битый… Так вот, он чувствует здесь какой-то подвох. Что скажете, Семен Кузьмич?

— Когда возьмут Мишина?

— Может быть, завтра. Возможно, позже… Гадать не люблю, да и вам не рекомендую. Пока он на встречу не вышел…

— Допустим, Мишина берут, — упрямо мотнул крупной головой Цвигун. — Берут живым…

— Допустим, — кивнул Никифоров. — Тем более, что задача так и формулируется.

— Стало быть, человек, который так стремился со мной встретиться, будет иметь такую возможность. Уж с ним-то я как-нибудь разберусь…

— А если нет, что тогда нам делать? Если его убьют при задержании? Или он сумеет ускользнуть, как уже не раз это делал? — Никифоров поскреб ногтем высокий лоб. — Меня интересуют наши ДАЛЬНЕЙШИЕ действия, Семен Кузьмич.

— Вероятность того, что Мишин действительно хранит компромат на Андропова в этом самом банке в Амстердаме… Это высокая вероятность?

— Достаточно высокая. Во всяком случае, пока она полностью подтверждается и прямыми, и косвенными источниками. В оперативном плане выглядит все довольно-таки обнадеживающе.

— Мы можем подстраховаться и каким-то образом заполучить эти документы?

— В принципе можем, — кивнул Никифоров. — Но опять-таки возникает то, что шахматисты называют потерей темпа: надо находить нужных людей, искать способы нажима, договариваться, подкупать, планировать… Все это — время, которого у вас, Семен Кузьмич, нет. Ведь так?

— Так, — хмуро кивнул первый зампред КГБ.

— И потом: если допустить, что против вас лично действительно ведется какая-то игра — причем ведется профессионалами, располагающими реальными возможностями и полномочиями, — то я не могу исключить вариант, при котором документы с компроматом на вашего большого шефа, якобы хранящиеся в этом амстердамском банке — не что иное, как ловушка, в которую должны угодить мои люди, а затем и вы.

— Значит, разработку операции по банку вы считаете бесперспективной?

— Скажем так — нежелательной! — Никифоров выдавил на своем лошадином лице улыбку и откинул назад редеющие волосы. — Я бы не хотел испытывать эту версию на прочность — как говорится, себе дороже.

— Что же делать?

— Не знаю, Семен Кузьмич, — негромко признался Никифоров. — Кабы знал, так не стал бы вас беспокоить почем зря. Остается только одно: уповать на удачу и ждать, пока не объявится Мишин. Насколько мне известно, ваш бравый подполковник где-то на подходе. Во всяком случае, в поле зрения моих людей он должен вот-вот появиться. К его встрече все приготовлено.

— Мне не нравится ваш план, генерал.