КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Мальцева Валентина - Страница 17

К идее создания такой сети руководство ГРУ пришло в середине шестидесятых годов. Именно тогда, в шестьдесят четвертом, все руководство Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии было буквально убито тем, что произошло в стане их «заклятых друзей», на площади Дзержинского. А произошло по тем временам совершенно непоправимое — из Женевы на родину после выполнения серьезного оперативного задания не вернулся заместитель начальника Первого главного управления (контрразведка) КГБ СССР Юрий Носенко.

Событие это наделало много шума. И не только на площади Дзержинского.

С одной стороны, высшее руководство ГРУ не могло не радовать то бесспорное обстоятельство, что Лубянка предстала перед Старой площадью в весьма непривлекательном свете. С другой же, руководители советской военной разведки были очень крепкими, многоопытными профессионалами, многие из них имели бесценный опыт работы времен Второй мировой войны и не могли не понимать, что от подобного кошмара не застрахована ни одна спецслужба в мире. Последовавшая за невозвращением Носенко серия провалов весьма ценных агентов КГБ, глубоко внедренных в ряд ключевых стран Западной Европы, подтолкнула руководство советской военной разведки к ужесточению и без того сурового режима секретности и созданию небольших, но невероятно мобильных групп, предназначенных для выполнения оперативных заданий Центра. В эти группы входили, как правило, по четыре-пять прекрасно обученных агентов, никак не связанных между собой. Таким образом, провал одного из них — а панацеи от этой профессиональной неприятности так никто и не придумал! — никак не отражался на остальных.

Кроме того, в самом Главном разведывательном управлении была произведена внутренняя перестройка, в основу которой шефы ГРУ положили довольно нехитрый принцип: «Чем меньше знает ответственный работник, который по характеру службы связан с выездами за рубеж, тем стабильнее будут функционировать иностранные резидентуры».

Пятерка, в которую входили незнакомые друг с другом агенты, имела кодовое название «Дым». Периодически возникала неизбежная потребность в ротации — кто-то сходил с изнурительной, выматывающей дистанции, кто-то достигал критического возраста и утрачивал способность функционировать в максимально полную силу, кто-то нарушал священный внутренний кодекс спецслужбы, после чего обезображенные мужские или женские тела, которые было невозможно идентифицировать, случайные прохожие обнаруживали на обочине дорог или в каком-нибудь заброшенном кювете… На освободившееся место заступал следующий агент, наиболее подготовленный. Однако численность группы «Дым» никогда не превышала пяти агентов. Почему, собственно, пять, а не шесть или четыре, в ГРУ толком никто не знал. Генерал-лейтенант Никифоров считал, что здесь, скорее всего, имеет место обычная пролетарская символика, нехитрая фантазия одного из его предшественников на посту начальника Управления внешней разведки, представлявшего себе пять растопыренных лучей агентурной звезды, монолитность и связанность которых способен обеспечить только мобильный и глубоко законспирированный Центр…

Впрочем, в ту позднюю апрельскую ночь, когда Никифоров, приказавший адъютанту не соединять его ни с кем, кроме начальника ГРУ, склонился над своим рабочим столом и рассматривал под ярким пучком мощного рефлектора пять извлеченных из личного сейфа фотографий, меньше всего его занимали мысли о не имевших никакого практического значения символах. По мере того как, начавшаяся с шифровки Волкова операция «Бомж» буквально на глазах приобретала стратегическую направленность, настроение Никифорова последовательно ухудшалось. Как и всякий сильный человек, наделенный к тому же неограниченной, КОНКРЕТНОЙ властью, генерал не любил признаваться себе в том, что жалеет об уже сделанном. Эта стойкая нелюбовь опиралась на жесткую систему профессиональных приоритетов генерала Никифорова, превыше всего ставившего в любой работе НАДЕЖНОСТЬ задуманного. Теперь же, После того, как в его кабинет стеклась практически вся информация по «Бомжу», перед генералом отчетливо выстроилась вся схема операция, и Никифоров, то и дело морщась, даже не понимал, а чувствовал, что эта схема ему определенно не нравится. Чем реальнее представлял себе генерал Никифоров характер операции, тем больше склонялся к мысли, что использование в ней сотрудников иностранных резидентур ГРУ вряд ли принесет стопроцентный успех. После двухчасовых раздумий генерал принял наконец решение и направился к сейфу…

Группа «Дым» являлась особо секретным, стратегическим резервом Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии, использовать который разрешалось исключительно с письменной санкции начальника Управления и только в экстраординарных ситуациях. Секретная инструкция для высшего руководства ГРУ жестко и лаконично формулировала принцип подключения агентов «Дыма» к операциям: «…использовать только в том случае, когда не использовать невозможно». Генерал Никифоров понимал, что, не объяснив своему большому шефу ИСТИННУЮ причину задействования в намеченной операции кого-то из нелегалов «Дыма», он никогда не получит разрешения — несоответствие между характером спланированной операции и методами ее осуществления было совершенно очевидным. А объяснить своему шефу он уже ничего не мог: об этом надо было говорить в самом начале, когда Никифоров получил санкцию на проведение операции, сообщив начальнику при этом только ЧАСТЬ правды…

В этот момент генерал Никифоров испытывал к самому себе очень неприятное чувство брезгливости, словно только что побывал в загаженном общественном сортире. «Неужели тщеславие и зависть, которые я всегда презирал в других людях, свойственны в такой же степени и мне? — думал начальник Главного управления разведки ГРУ, перелистывая страницы досье. — Господи, до чего все глупо: на склоне лет, когда жизнь, можно сказать, уже прожита, бросаться очертя голову в откровенную авантюру и, главное, ради чего? Чтобы втиснуть свою задницу в еще более высокое кресло? Приблизиться к сильным мира сего? Получить неоценимую поддержку одного из редких брежневских фаворитов? Неужели жажда власти перманентна и не знает утоления? Неужели все мы, мечущиеся русские души, от рождения, с пеленок, обречены рисковать всем на свете, включая собственную голову, в слепой надежде заполучить безграничную власть над себе подобными?..»

Перед шефом Управления внешней разведки ГРУ болезненно, как только что ошпаренная крутым кипятком рука, разбухала, покрываясь волдырями недобрых предчувствий, очень неприятная дилемма: либо, используя собственную власть, подключить к операции людей из «Дыма» без санкции начальника ГРУ (что, учитывая должность и положение Никифорова в центральном аппарате ГРУ, было возможно), либо сейчас же, как можно быстрее, встретиться с Семеном Цвигуном, извиниться и заявить ему, что он вынужден отказаться от этой авантюрной затеи, в силу ее практической невыполнимости, а также непредсказуемости грядущих последствий? То есть признать, что он — заурядный дилетант и трепач в генеральском мундире, не сумевший соотнести сложность поставленной задачи и возможности ее выполнения…

Почти час Никифоров перекладывал содержание пяти нестандартных, размером в обычный тетрадный листок, папок с личными делами агентов группы «Дым». Делал он это сугубо автоматически, поскольку прекрасно помнил биографию, индивидуальные особенности и послужной оперативный список каждого из этой страшной пятерки. Но чтение секретных документов всегда позволяло ему лучше и полнее сосредоточиться на наиболее принципиальных вопросах ПЕРСПЕКТИВЫ. В данную минуту, взвесив все резоны, генерал-лейтенант Никифоров пытался решить для себя главное: какое же из двух зол для него лично может оказаться в итоге меньшим — должностное преступление в по-военному суровом аппарате ГРУ или могущественный враг в лице генерал-лейтенанта Семена Кузьмича Цвигуна, первого зампреда КГБ и ближайшего друга всесильного Леонида Ильича Брежнева?..