Круиз - Азерников Валентин Захарович - Страница 2

Они загораживали проход, и Капустину пришлось остановиться.

– Я уже говорила, – горячилась девушка, – у нас два билета в одну каюту.

– Ну и правильно, – сказал Гобели, – эти каюты двухместные.

– Но он мужчина!

Гобели поглядел на молодого человека.

– Не спорю. Скорее всего.

– И совершенно мне чужой.

– Как чужой?

– Ну как бывают чужие?!

– По-разному бывают. Да, – философски заметил Гобели.

– А по-моему, все одинаково, – девушка сердилась.

– Вы молоды, – отечески сказал Гобели. – Бывают чужие вначале, бывают в конце. Надеюсь, это вам не грозит.

– Я не понимаю, о чем вы. Я вам, по-моему, совершенно ясно говорю: нам дали два места в одну каюту. Чужим людям.

– Помиритесь. Круиз всех мирит, – сказал Гобели и искоса взглянул на Капустина.

– Но мы и не ссорились, – с отчаянием сказала девушка и повернулась к молодому человеку. – Ну скажите вы ему!

– Мы вообще не знакомы, – сказал молодой человек.

– Как не знакомы? – Гобели поглядел в свою тетрадь. – Супруги Голубенке

– Голубенко, – сказала девушка. – Голубенке! Но только не супруги. Однофамильцы!

– Не супруги?… – Гобели был обескуражен. – А вы уверены, что не ошибаетесь? Нет?

– Абсолютно, – резко сказала девушка.

Гобели посмотрел на молодого человека. Тот, усмехаясь, пожал плечами.

– Да… – Гобели поцокал языком. – Накладка. Надо ее поправить.

– Наконец! – сказала девушка. – Дошло.

– Поскольку вы не хотите ее исправить… – Гобели лукаво поглядел на девушку. – Нет?

– Ну знаете!… – она даже покраснела.

Молодой человек засмеялся.

– …Поэтому придется исправлять нам. Я приношу вам наши извинения, – сказал Гобели девушке. – А вам, – обернулся он к молодому человеку, – наверное, не надо? Нет? – И он хитро прищурился.

Тот снова засмеялся.

Засмеялся и Капустин.

– Очень смешно, – обиженно сказала девушка. – Все уже отдыхают, а я…

– И вы отдыхаете. Да, – сказал Гобели. – Что такое отдых? Новые впечатления. Вы уже были замужем? – спросил он у девушки.

– Нет, слава богу, – в сердцах ответила она.

– Ну, значит, вы уже отдыхаете…

Гобели постучал в дверь каюты Капустиных.

– Можешь войти, – услыхал он женский голос и толкнул дверь.

На диване, укрывшись пледом, лежала Светлана Николаевна. Увидев Гобели, она приподнялась.

– Извините, – сказала она и прикрыла голову платком. – Я, кажется, не очень причесана. Я думала, это…

Гобели смотрел на нее, грустно усмехаясь.

– Не узнала? Не узнала…

– Простите?…

– Неужели я так изменился?

– А вы разве?… Мы знакомы?

– Изменился, значит. Ты тоже, конечно. Я сначала не узнал даже. Не сразу. Но потом… Эти глаза… И голос… А я поседел.

Капустина смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Он гуляет, – успокоил ее Гобели. – Не волнуйся. И потом, в чем дело? Моя обязанность справляться у пассажиров, сцене одна. Она присела к роялю и повторила, аккомпанируя себе, последний куплет.

Капустин тихо поаплодировал. Неля вздрогнула, посмотрела в темный зал:

– Ой, кто это?

– Я, – сказал Капустин.

– Кто, не вижу?

Капустин подошел к ней.

– А вы кто, товарищ?

– Я? – усмехнулся Капустин. – Я товарищ, как вы справедливо заметили.

– Вы что, пассажир?

– В вашем вопросе слышно пренебрежение работающего человека по отношению к бездельнику.

– Товарищ пассажир, завтра вечером мы будем рады видеть вас здесь, а сегодня… сегодня, извините, у нас репетиция, и вы нам мешаете.

– Ну вот, и вам тоже. Всем я мешаю. Скажите, а вы скоро кончите?

– А что?

– Вы не могли бы… – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Для начала не могли бы вы снизойти, что ли. В таком положении я вынужден робко просить, и тут уж никакой надежды.

Она спустилась.

– А на что вы надеетесь?

– Остаться здесь. Когда вы уйдете.

– Зачем?

– Мне негде ночевать. Нет, у меня есть каюта, билет, все в порядке, не пугайтесь, я не заяц. Но понимаете, тут такая дурацкая история… Ко мне по ошибке поселили женщину.

– Какую женщину?

– Хорошую. Красивую даже. Но как бы это сказать поточнее?… Чужую.

– Не понимаю, вы что, шутите?

– Я – нет. Судьба шутит. Мы оказались с ней однофамильцы. Не с судьбой, с женщиной. Они подумали, наверное, что это двое мужчин или две женщины, словом, двое однополых. Поэтому вы бы меня очень выручили, если бы разрешили остаться тут до утра.

– Это невозможно. И не во мне даже дело. Пожарник не разрешит.

– Кто?

– Пожарник.

– Вы извините, но по-русски правильно – пожарный, а не пожарник.

– Какая разница?!

– Вам, может, никакой, а им, пожарным, неприятно, когда их так называют.

– Ну хорошо, пожарный. Так вот он проверяет все салоны, и все равно вас… И мне еще достанется. Так что, если не хотите сами идти к капитану, пусть ваша однофамилица сходит. Вернее, даже не к капитану, а к пассажирскому помощнику.

– Этого-то я и не хочу, – сказал Капустин и, кивнув ей на прощание, пошел к выходу.

Гобели проходил по верхней палубе. Около бассейна он остановился. На надувном матраце мирно покачивался на воде Капустин. Кажется, он спал. Гобели покашлял деликатно, Капустин не реагировал. Тогда он позвал:

– Товарищ Капустин…

– Что? – Капустин сел, моргая.

– Множество извинений, но… но вы спали, кажется.

Капустин потер глаза.

– Да. И вы, кажется, меня разбудили. Если только мне это все не снится.

– Но, простите, здесь не положено спать. У вас есть каюта.

– Я люблю спать на свежем воздухе.

– А вдруг вы со сна перевернетесь? И захлебнетесь? Отвечаем за вашу жизнь мы. Если уж вам так хочется спать на воздухе, положите матрац на палубу.

– Тут меньше качает. Даже если будет шторм, матрац все равно останется неподвижным, не так ли?

– В это время года штормов не бывает.

– Ах, погода переменчива, как женщина. Сейчас тихо, а через минуту… Мы же с вами это знаем…

Гобели помолчал, а потом спросил:

– А кого из полководцев звали Николаем, вы помните?

– Нет. Но я вспомню, если мне не будут мешать…

Гобели покачал головой и пошел…

Светлана Николаевна подошла к краю бассейна, оглянулась. Никого не было.

– Олег! – негромко позвала она.

Капустин приподнялся.

– А, ты… Настучал уже… ябеда. Правильно ты его бросила.

– Прекрати глупить. Идем. Я найду себе место.

– К чему такие жертвы? Мне здесь очень нравится. Как в колыбели. И в противопожарном отношении…

– Тебе что, посмешищем хочется стать? Чтоб все на нас пальцами показывали? Идем. – Она попробовала дотянуться до матраца, но Капустин стал грести руками и матрац отъехал на середину бассейна.

– Что за мальчишество?! Вылезай давай! Тебе мало, что тебя этот видел, ты хочешь перед всей группой покрасоваться? Идем, я прошу тебя…

– О… Это что-то новое… Вернее, старое. Меня снова просят. О, дорогая, конечно, твоя просьба… – он шумно погреб к борту.

Она протянула ему руку. Он взял ее за руку, стал подниматься. Но тут матрац перевернулся, и он упал в воду, увлекая за собой Капустину.

– Ой! – закричала она. – Я же утону, здесь глубоко!…

Он, отфыркиваясь, подплыл к ней.

– Не бойся, держись за меня. Здесь мелко. Видишь, я стою. Да подожди, не дергайся… Вытянись на воде… – он подвел под нее руки и пошел с ней к борту.

Он помог ей вылезти. Мокрый халат облепил ее тело.

– Ты простудишься, – сказал Олег Григорьевич, не глядя на нее.

– И хорошо, – сказала она, тоже отвернувшись. – Поболею всласть.

– Пойдем. – Он помог ей подняться, и они пошли на некотором расстоянии друг от друга, словно боясь прикоснуться.

Утром уборщица обнаружила в холле спящего на двух сдвинутых креслах Капустина.