Архипелаг Блуждающих Огней - Кругосветов Саша - Страница 15

Кто-то из детей появляется из темноты с фонарем в руках, накрытый белой простыней, страшно завывая. С визгом бросается детвора в дом.

Малыши засыпают, утомленные и счастливые. Проходит ночной мрак и наступает рассвет. Взрослые, захмелев от вина, умиротворенно беседуют до утренней зари. Прокричал петух, и красное солнце неуверенно выглянуло из тумана.

Хозяева с гостями выходят в сад. Вместе со свежим воздухом вдыхают аромат утренних роз. Сегодня Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом. Так говорят. Правильно ли это? Утренние ощущения – просто божественные.

Узнавая Харбертон, безмятежные виды моря, играющего с берегом волнами, неяркое спокойствие окрестностей, непритязательный быт этих мужественных людей, живущих на краю света, можно шаг за шагом учиться любить эту неприметную красоту, как источник душевного покоя.

Путешественники провели в Харбертоне несколько счастливых недель. Сам Улисс[14], без сомнения, задержался бы здесь более чем на десять лет.

Еще немного об индейцах

Эстансия Харбертон была первым практическим результатом работы английских миссионеров среди Яманов.

В миссии жили, учились и работали более сорока новообращенных христиан из индейцев и семь супружеских пар, также из индейцев, заключивших брачный союз в христианской церкви. Посещая миссию, преподобный Стерлинг отмечал, как благотворно влияет на туземцев работа, которую неустанно провопили Бриджес, Ресийк и Льюис. Общины забиты до отказа. Индейцы молятся не только в церкви, но часто собираются, чтобы помолиться, и в собственных домах.

Преподобный Стерлинг, как вы заблуждались. Не знали вы, какова истинная цена восторгов ваших, возможно, искренних. Индейцев нельзя с корнем вырвать из земли, которая единственная дает им счастье. В новых ли европейских домах, в вигвамах ли, установленных на территории поселка, индейцы везде сохраняли привычный для себя уклад жизни. Или погибали.

Ранним утром, внимая подолгу песням дрозда в лесу, в какой-то момент неожиданно понимаешь, что в песнях лесного певца звучит голос твоей души. Почему так? Может, душе малой птахи близко то же, что нам с тобой? Встав поутру, проходя мимо домов индейцев, капитан Александр останавливался, чтобы послушать низкие, прекрасные голоса яманских женщин, которые разговаривали и смеялись, выполняя домашнюю работу.

Капитан Александр, в отличие от Стерлинга, заметил, конечно, в первую очередь не то, что индейцы молятся, а то, с каким уважением и теплом обращаются они к Томасу. Как эти взрослые, иногда уже немолодые люди, отважные охотники, которые в одиночку боролись и с моржом, и с ягуаром, как эти смелые, закаленные бойцы становились доверчивыми, словно дети, когда к ним подходил со своим тихим словом диакон Томас.

– Как же тебе удается изъясняться с ними? – спросил Александр Томаса.

– Просто, я знаю их языки. Отношения миссионеров и Фуэгинов резко улучшились, когда в миссии появился человек, понимающий их речь. Лучше всего я изучил самый красивый из этих языков – язык Яманов. Хочу, чтобы язык Яманов, или Яганов, как называем их мы, европейцы, не умер. Составляю словарь этого языка. И потом, я дружен с ними. А они дружат со мной. Поверяют мне тайны и обычаи своего народа. А я учу их культуре и ремеслам европейских народов. Вместе мы ходим в дальние походы, на охоту и рыбную ловлю.

– Объясни, почему они всегда такие грязные, засаленные и почти всегда раздеты?

– Знаешь, Александр, чтобы понять индейцев, надо немного знать их жизнь. В этих краях обитаемы только прибрежные скалы. Фуэгины – охотники ли на гуанако, охотники ли на морского зверя – живут на своих территориях и в поисках пищи непрестанно кочуют с места на место. Из-за кочевого образа жизни они не могут строить постоянные жилища, хорошо защищающие от холода, ветра, дождя и снега. Ты знаешь ужасный климат этих мест. Если бы туземцы носили тканую одежду, она была бы постоянно мокрая. На ветру в такой одежде холоднее, чем без неё. Вот почему им приходится все время обходиться почти без одежды, а голое тело для тепла натирать салом котиков. Понятно, почему у них сальная кожа? Кожа, которую нельзя сохранить в чистоте. Их устойчивость к испытаниям потрясает. Никто из цивилизованных народов не смог бы выжить в таких условиях.

Многие европейцы с презрением относятся к Фуэгинам. Англичанин Чарльз Дарвин, описывая путешествия в этих местах, называет Фуэгинов недочеловеками. В более ранние времена здесь побывал его соотечественник Гулливер. Он называл этих людей йеху, характеризовал как самых низших, грязных, злобных животных, подверженных всем мыслимым и немыслимым порокам, поедающих сырую пишу и падаль, постоянно дерущихся из-за куска пищи или из-за самки, считал отбросами животного мира. Как же напыщенны, самоуверенны и недалёки эти англичане, представители самого цивилизованного народа. Насколько лучше их туземцы чувствуют фальшь и манерность. Фальшь и манерность тех, кто пришел их «цивилизовывать».

Фуэгины обладают развитым чувством юмора. Коща Дарвин описывает необыкновенную способность туземцев к подражанию, он не понимает, что на самом деле этот веселый народ передразнивает движения, пафосную речь и неестественные манеры надутых, так верящих в свою непогрешимость англичан. Англичане готовы верить любым россказням о дикости местных племен. Фуэгины, подыгрывая им, издевательски потчуют англичан десятками поражающих воображение небылиц о немыслимой жестокости и тупости индейцев, своих соплеменников. Почему эти самоуверенные англичане не спросят себя, как случилось, что Пуговка, Корзина и Собор, плоть от плоти этих дикарей, быстро и легко осваивали несколько европейских языков, европейские манеры поведения, новые для них профессии, легко входили в непривычное им христианское общество.

Индейцы – такие же люди, как мы. Нисколько не в меньшей степени. Недаром они называют себя «люди, или Северный ветер», «живущие люди», «люди залива без конца», «храбрые люди».

Помимо очевидных свойств их натуры – выносливости, мужества, терпения, способности переносить самые тяжкие испытания – они обладают лучшими человеческими качествами, такими как любовь к семье, к детям, забота друг о друге, верность мужа и жены, способность делиться с другим нелегко добытой пищей. Фуэгины не едят сырую пищу, как йеху, тем более не едят падаль, как поведал нам Гулливер в повести о путешествии в страну Гуингмов. Пишу они жарят или запекают на горячих камнях.

А то, что у них нет вождей, предводителей, – может, и неплохо. Фуэгины ни от кого не зависят. Живут семьями. Собираются по несколько семей вместе только для пира – если удалось добыть много пищи. Или для ритуальных целей: инициации (посвящения в мужчины) юношей, прощания с родными, покинувшими этот мир (обряда погребения), лечения больных. Их ритуалы могут продолжаться несколько недель и завершаются обычно повальным застольем в крытых листвой хижинах. Ритуалами руководят Шаманы (Хо’он). Шаманы же руководят племенами в случае войны. Уважением и влиянием пользуются не только Шаманы, но также и Мудрецы (Лаплуки), пророки без власти, и Воины (К’мал), которых уважают за старость и опытность. Никто из них – ни Шаманы, ни Мудрецы, ни Воины – не имеет реальной власти. Настоящий рай, к которому стремятся анархисты. Индейцы живут счастливо. Правда, никогда не имеют более трёх детей. Объясняется это тем, что индейские женщины регулируют численность семьи – семья, в которой более пяти человек, в каноэ не поместится.

В миссиях жизнь для индейцев непривычна, в миссиях они умирают от тоски. Только у нас, в Харбертоне, они чувствуют себя неплохо, потому что мы часто даем им возможность снова побыть охотниками и рыболовами и участвуем в этих походах вместе с ними.