Призрак Мими - Паркс Тим - Страница 8

В тот же миг Моррис, повинуясь внезапному импульсу, снял с панели телефонную трубку – и нажал на кнопку. Аппарат выбрал нужный номер из памяти.

– Извините, я сейчас, – бросил Моррис Форбсу и тут же испугался, что задел собеседника, чьи познания и культура так нужны для успокоения томящейся души. Но ведь невыносимо все время держать в голове одно и то же!

Телефон тихо затренькал. Они приближались к развязке на Флоренцию и Рим со скоростью сто тридцать километров в час, не нарушая правил. Дисциплинированный водитель Моррис Дакворт слегка придерживал руль левой рукой, правой прижимая к уху плоскую коробочку дизайна Валентино. В трубке послышалось «Pronto», – уж очень невнятно; похоже, Паола пыталась что-то наспех прожевать.

– Это я, – сообщил Моррис. И уточнил, чего ни разу не делал раньше: – Твой муж.

– А что стряслось-то? У тебя что-нибудь не ладится?

Выдержав секундную паузу, он произнес заботливым тоном:

– Я только хотел узнать, как там Mamma.

– С утра никаких новостей.

– Ты навестишь ее?

– Не вижу смысла, раз там позволяют только смотреть через стекло.

– Да, конечно…

Пока Моррис обгонял по средней полосе парочку медлительных «фиатов», сзади на крейсерской скорости вывернулся «сааб» и заехал за разделительную линию, злобно мигая фарами. Моррис немедленно сбросил газ, чтобы идти вровень с машиной, которую как раз объезжал.

– Значит, ты могла бы сходить на экзамен, cara. Во сколько он у тебя? В два?

«Сааб» засигналил. Моррис легонько прихлопнул тормоз. Как славно, что ум позволяет делать два дела одновременно. Вернее, даже целых три: за кулисами был еще Форбс, которому предстояло усвоить его блестящий проект.

– Mo, per l'amore di Dio! Господи, ну какой экзамен, когда мама при смерти? Как вообще я могу думать о каких-то посторонних вещах?

К посторонним, судя по всему, не относился телевизор, отчетливо слышный на заднем плане. Наверное, один из тех местных каналов, что круглые сутки крутят рекламу с распродажи шубок, дамского белья, снегоходов и ароматов любви.

Гудки за спиной слились в непрерывный вой, а Моррис все забавлялся с педалями тормоза и газа. Наглец-водила, небось, еще и кулаками размахивает от злости. Впереди показались первые знаки поворота.

– Ладно, cara, поступай как знаешь. – Моррис давно понял: трудней всего заставить человека делать то, что необходимо ради его же пользы.

Но Паола неожиданно спросила:

– Ты очень расстроился, Мо? – да так нежно, что Моррис на секунду отвлекся от дороги. – Собравшись с немалым трудом, он выдавил:

– Ты же знаешь, cara, я тебе желаю добра, только и всего.

Разъяренный «сааб» в заднем зеркале только что не лопался от злости. Моррис отпустил тормоз, резко вывернул на среднюю полосу, пристроившись между «фиатом» и большим фургоном, потом ушел на правую, где тащилась вереница скотовозок, и четко вписался в «улитку». На лице Форбса промелькнула болезненная гримаса, но, как показалось Моррису, с оттенком восхищения. Он ведь даже не нарушил правила, не так ли? Просто проучил болвана как следует. И тут Паола доверительно промурлыкала ему в ухо:

– На самом деле, Мо, я просто нюхом чую, что мне сейчас никак нельзя срываться с места. Я бы совсем не хотела, чтоб мамино завещание испарилось загадочным образом, или вдруг оказалось, что она вскочила с постели и все переписала заново. Соображаешь, о чем я? Мне очень не понравилось, как Бобо вчера смотрел на нас.

Вот об этом Моррис не догадался подумать. Он еще сбросил скорость и сосредоточился на знаках. Считал себя самым умным, думал, что видит всех насквозь, а тут какая-то трясогузка повертела хвостом, почирикала, и тут же выясняется, что гениальный Моррис – просто жалкий дилетант. Но ведь невозможно постоянно держать в голове все мерзости, на какие способны эти извращенцы, иначе самому свихнуться недолго. Надо же, заставлять старушку, которая одной ногой в могиле, изменить последнюю волю!

– Я тебе после перезвоню, – сказал он сухо.

Но Паола вовсе не собиралась давать отбой. Она вновь изменила тон, в голосе зазвучала манящая хрипотца:

– Ты сейчас один, Мо?

– Разумеется. А с кем я могу быть?

– М-р-р… – секунда тишины; Форбс вновь откинулся на сиденье с легкой улыбкой на породистом лице.

– Ты бы мог кое-что сделать для меня? – вульгарные нотки так резанули слух, что сконфуженный Моррис поспешил плотней прижать трубку к уху.

– Что?

– Мне так… м-м… Так грустно. Я совсем, совсем одна…

Тут до него дошло окончательно.

– И если кто-нибудь очень-очень попросит, чтоб я сняла штанишки и занялась кое-чем, что ему тоже нравится делать, думаю, мне придется послушаться.

Моррис отчаянно зажмурился, но тут же спохватился и открыл глаза: они как раз выезжали на скоростное шоссе во Флоренцию. По телу заплясали теплые колючие мурашки. Но мерзкий привкус одолевал возбуждение. Стоит расслабиться и потерять бдительность, как Паола превратит его в свою сексуальную игрушку.

– Если малышка Мо остановится на минуточку, он тоже может делать, что я ему скажу. В конце концов, для чего еще телефон в машине?

– У меня назначена встреча с клиентом на пол-одиннадцатого, и я уже опаздываю.

– Ну давай же, Мо, sii dolce!..

– Но я правда не могу, veramente.

– Antipatico! – прошипела она. – Весь кайф мне поломал, засранец. Ну ничего, еще поплатишься. – Неясно было, обещание это или угроза.

– Паола?.. – Моррису сделалось совсем нехорошо. Неужто он боится?

– Dio, ты у меня допрыгаешься. Видит Бог! – Паола швырнула трубку.

Моррис вернул телефон на место и крепко стиснул руль обеими руками. Вот так, извольте радоваться: звонит человек своей жене, с которой они уже полгода как вместе. В который раз предлагает ей подойти к жизни с ответственностью, и что же? Она сперва кивает на умирающую мать, потом плачется на жлоба зятя и наконец предлагает заняться с ней на пару телефонным онанизмом. Тут поневоле расстроишься. – Некоторое время Моррис вел машину в понуром молчании.

Они въехали в оливково-бурую цветовую гамму Апеннин, волнистый пейзаж с маслинами и кипарисами. Лишь оголенные виноградники напоминали ряды корявых, перекрученных распятий на каменистых полях. Моррис старался получить удовольствие от поворотов, которые совершал с предписанной скоростью, сохраняя неизменную дистанцию между колесами и белой линией. Форбс как будто не спешил продолжить беседу, несмотря на всю важность момента, на котором она прервалась. Моррис по достоинству оценил паузу. Форбс – воспитанный, интеллигентный человек, он с пониманием относится к его минутной слабости. Как же прав был Моррис, порвав с компанией молодых бродяжек, отравлявшей ему первые годы в Вероне, уйдя от этих бездарных бывших хиппи и недоделанных художников с их показной общительностью и пустыми разглагольствованиями. Не говоря уже о том, что предводитель коммуны, янки Стэн, видел его вместе с Массиминой на римском вокзале Термини, когда Моррис забирал выкуп. Это просто опасно. Зато мудрость старшего поколения спасительна. Моррис подумал: случись встретиться с Форбсом раньше, когда он только приехал в Италию, или с самого начала водиться не с разными там Стэнами, а с такими, как Форбс, – тогда б не пришлось позапрошлым летом творить безумства. А еще лучше, если бы Форбс приходился ему отцом…

– Siste viator!

Они только что миновали знак сервиса. Возглас старика оборвал душеприятные размышления, но Моррис не обижался: непонятная латынь лестно напоминала ему о высших сферах.

– Что? – переспросил он. Моррис сроду не пытался притворяться в подобных ситуациях. Так ведут себя лишь люди, лишенные достоинства.

– Путник, задержись! – пояснил Форбс с просительной улыбкой. – Дух тверд, но немощна плоть.

Уже второй раз за какой-то час езды… Моррис подрулил к станции обслуживания и смотрел, как высокая худая фигура в сером удаляется в направлении «удобств». Все-таки джентльмен до мозга костей. Нет, друзья у него замечательные и планы отличные. Главное, что сердце не разбито вдребезги, а нервы придут в норму. Все будет хорошо.