Жар твоих объятий (Отвергнутая) - Паркер Лаура - Страница 14

Щеки Филаделфии пылали огнем. Злая на него и на себя за то, что опять позволила ему воспользоваться своей доверчивостью, она снова посмотрела на восточную вазу. Если бы не стук в дверь, этот предмет древней цивилизации мог бы оказаться в ее руках смертельным оружием.

Она пошла открывать дверь, но Эдуардо опередил ее, сделав знак отойти подальше и берясь за ручку. Только тогда она вспомнила, что он считается ее слугой. Хмурое выражение ее лица сменилось приветливой улыбкой.

В комнату вошел человек средних лет в форме консьержа.

— Вы звонили, мадам?

Эдуардо схватил служащего за воротник.

— Никто не смеет обращаться к мэм-саиб, пока не получит на то ее позволения!

Грозный голос Эдуардо рассмешил бы Филаделфию, не будь она так зла на него.

— Отпусти джентльмена, Акбар, — сказала она резко. Он незамедлительно повиновался.

— Как пожелает мэм-саиб, — почтительно произнес он, развернулся и встал спиной к двери.

Филаделфия с ослепительной улыбкой подошла к перепуганному служащему.

— Простите моего слугу. Он забыл, что мы уже не в Индии. — Она увидела, как Эдуардо жестикулирует из-за плеча консьержа, и поняла, что забыла о французском акценте. — Вы простите moi? Oui? (меня? Да? (фр).)

— Все нормально, мадам, — приободрился консьерж, очарованный прелестной молодой женщиной. — Вы сказали Индия? В нашем отеле «Виндзор» мы привыкли иметь дело с людьми разных национальностей. Совсем недавно у нас останавливался служащий ост-индской компании. Он наш постоянный гость.

— Это очень интересно, — ответила Филаделфия, игнорируя жестикуляцию Эдуардо, которая начинала ее нервировать. — Чем могу служить, месье?

— Вы звонили мне, мадам.

— Moi? — Филаделфия недоуменно огляделась вокруг, и тут ее взгляд остановился на Эдуардо.

— Акбар, — с упреком сказала она, — ты не должен беспокоить служащих отеля. Стыдно, стыдно! — Она посмотрела на консьержа. — Простите нас Мой слуга… как это у вас говорится? — Она покрутила пальцем у виска. — Иногда он забывает, что мы уже не в доме с сотней слуг под его началом. Здесь, в Америке, в его обязанности входит только приносить и уносить. Вы меня понимаете, n’est-се pas (не правда ли? (фр).)?

Человек кивнул, но его адамово яблоко ходило ходуном, и Филаделфия подумала, что она задохнется.

— У вас сотня слуг, мадам?

— Да, месье. Это не так уж много, если принять во внимание, какой огромный у меня дом. Здесь я могу обойтись одним Акбаром. А сейчас вы можете идти, но прежде Акбар извинится перед вами.

Консьерж посмотрел на бородатого человека в тюрбане, стоявшего со скрещенными на груди руками и грозным взглядом.

— В этом нет необходимости, мадам. Ничего страшного не произошло.

— Я настаиваю, Акбар должен научиться приличному поведению. У него поистине ужасный нрав! В Индии он носит на боку огромную саблю. Если слуга не повинуется, — она чиркнула себя пальцем по горлу, — раз и готово слуги больше нет!

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что он должен извиниться. Мы в Америке и должны вести себя как американцы, oui? Акбар?

— Как пожелает мэм-саиб. Тысячу извинений, ты, надоедливое насекомое.

Бедный консьерж от неожиданности дернулся и хотел что-то ответить, но, поймав взгляд Филаделфии и увидев, что она быстро качает головой, решил не развивать эту тему.

— Извинения приняты, — сказал он. — А сейчас мне лучше уйти. — Он протянул Филаделфии руку, но она сделала вид, что не замечает ее. Тогда он повернулся к человеку в тюрбане, но тот упер руки в бока и с угрозой посмотрел на него. Консьерж опустил руку и отвесил Филаделфии неуклюжий поклон. — Если вам что-нибудь понадобится, мадам…

— Мадемуазель, — поправила она. — Je le regrette (Мне жаль (фр).), но я не замужем.

— Не замужем, — повторил он, присовокупляя эту информацию к предыдущей, относящейся к сотне ее слуг. — Очень хорошо, мисс. Я полностью в вашем распоряжении. До свидания. — Он повернулся и увидел, что «полоумный дикарь», как он впоследствии описывал Акбара своему коллеге, распахнул перед ним дверь.

Когда дверь за консьержем наконец закрылась, Эдуардо повернулся к Филаделфии.

— Знаете, что вы сейчас сделали? — Филаделфия отступила на шаг.

— Вы заслужили это! — Он шагнул к ней, и она снова отступила. — Вы сказали, что вы мои слуга. — Он придвинулся ближе — она отодвинулась. — Как мне было не поверить, если вы начали первым. — Он сделал два шага вперед, она — два шага назад.

Она оглянулась, прикидывая расстояние между собой и дверью в спальню.

— Если вам не понравилось, что я сделала, тогда оставьте меня. Я не ожидала, что вы… Что вы делаете?

Он был от нее на расстоянии вытянутой руки Она отскочила, затем повернулась, чтобы бежать. Дверь была совсем рядом, но, как только ее рука взялась за ручку, он схватил ее сзади, развернул к себе и приподнял.

Эдуардо прижал ее к груди, описал вместе с ней два круга и снова поставил на ноги.

Филаделфия прижалась к двери, не зная, что последует дальше, но, к своему удивлению, услышала громкий смех Эдуардо.

— Вы, вы необыкновенное создание! — закричал он. — Да знаете ли, что вы сделали?

Она медленно покачала головой, понимая, что провалила свою роль.

— Вы за один прием сделали то, на что мне бы понадобились целые недели. Вы произвели такое впечатление на консьержа, что он не опомнится до конца жизни. Сегодня этот случай станет предметом обсуждения всего отеля. Все гости за обедом только и будут говорить о нем. К завтрашнему дню вся Пятая авеню будет знать, что вы в городе. Это было потрясающе! Вы поступили гениально, рассказав, что я убиваю всех непокорных слуг. Да как вы додумались до этого?

— Сама не знаю, — ответила Филаделфия, приходя в себя и понимая, что ей уже ничто не грозит. — Если вы остались довольны, то нужно было прямо сказать об этом, а не гонять меня по всей комнате.

— Но мне доставляет огромное удовольствие гоняться за вами. — Он придвинулся к ней настолько близко, что она могла рассмотреть радужную оболочку его черных глаз. Она отпрянула и вжалась в дверь спальни. — Если бы вы были бразильянкой, то я бы расцеловал вас.

Филаделфия затаила дыхание. Она смотрела в прекрасное мужественное лицо Эдуардо, обезображенное сейчас колючими бачками и гримом, который сделал его гораздо старше. Он дразнил ее, и это ей совсем не нравилось. Так почему же она надеется вопреки рассудку, что он выполнит свою угрозу и поцелует ее?

Эдуардо наблюдал за сменой чувств на лице Филаделфии и удивлялся, как она, такая волевая и находчивая, могла быть в то же самое время такой совершение беззащитной. От его внимания не укрылось, что она с нетерпением ждет, чтобы он поцеловал ее. Его взгляд упал на ее губы. Розовая помада делала их более полными и более соблазнительными, чем это было необходимо. Все так просто. Их разделял всего какой-то дюйм. Ему хотелось поцеловать ее.

Когда он наклонился к ней, она закрыла глаза и вздернула подбородок. Филаделфия ждала. Ее сердце колотилось, как пойманная птица. Но ничего не случилось.

Она в смущении открыла глаза и увидела, что Эдуардо уже посередине комнаты. Он дошел до двери, обернулся и, не глядя на нее, сказал:

— Съешьте завтрак, пока он не остыл. Я вернусь через час. Вам надо показаться на публике. С этой целью мы отправимся по магазинам. — Он вышел и тщательно закрыл за собой дверь.

Филаделфия прикусила губу. Что она сделала не так? Ее охватило чувство унижения. Он дразнил ее! Она уткнулась лицом в дверь спальни.

— Ненавижу! Ненавижу!

— Позвольте мне выразить свое мнение: этот цвет вам к лицу.

Филаделфия рассеянно щупала отрез щелка мандариново-желтого цвета на прилавке магазина «А.Т. Стюарт и компания».

— Он красивый, — довольно сдержанно ответила она продавщице. — Здесь столько красивых вещей. Возможно, когда-нибудь мне посчастливится снова носить их.

— О, мисс, простите, — сказала девушка, только сейчас заметив, что молодая француженка в платье серого цвета — знак того, что траур еще не кончился. — Примите мои соболезнования по случаю вашей утраты.