Буря страсти - Паркер Лаура - Страница 57

Он пожал плечами, и Кетлин обратила внимание на то, что он чрезвычайно элегантен. Он был одет в черный атласный халат, на запястьях и вокруг шеи пенилось кружево, черный шелковый галстук украшала бриллиантовая булавка.

— Вы очень ослабли: едва оправились от малярии, когда начались роды. Спите, набирайтесь сил и знайте, что вы и ваша очаровательная bambino, можете жить под моей крышей сколько вам угодно. — Наклонившись, он положил ладонь ей на глаза.

Словно по волшебству веки Кетлин налились свинцом, и она погрузилась в глубокий сон.

Когда она пробудилась, в комнате царил полумрак. Возле кровати стояла женщина, одетая в черное шелковое платье; на руках она держала извивающийся и вопящий сверток.

— Девочка должна поесть, графиня, — обеспокоено сказала она. — Синьор требует, чтобы ему не мешали ее крики, когда он работает.

Кетлин немного приподнялась, и ее голову пронзила такая адская боль, что она едва не потеряла сознание. Заботливые руки подхватили ее за плечи, помогли сесть и поправили подушки. Когда головокружение прошло, она взяла малышку.

Осторожно откинув угол пеленки, она взглянула в крошечное личико, сморщенное и красное от крика. Видимо, приток свежего воздуха отвлек малышку, потому что она сразу же перестала плакать и открыла глазки. Ее личико разгладилось.

При виде дочери у Кетлин перехватило дыхание и сердце сладостно заныло.

— О, она прекрасна!

— Густые черные волосики, как у синьоры, — кивнув, согласилась няня.

Кетлин промолчала. Темные волосы и голубые глаза были даром отца девочки, Эррола Петтигрю, барона Лисси.

— Ей надо поесть.

Няня быстро распеленала малышку и положила ее так, чтобы Кетлин удобнее было дать грудь. Едва она дотронулась соском до щечки новорожденной, как та, повернув головку, с жадностью вцепилась в него и принялась сосать.

— Она будет сильной и волевой девочкой, — одобрительно прокомментировала повитуха, обращаясь к одной из горничных. — А теперь иди! Прочь!

Когда все ушли, а повитуха отошла в тень, Кетлин огляделась.

Она находилась в просторной, похожей на пещеру комнате. Тонкой работы мебель сверкала позолотой даже в слабом свете двух свечей. Между роскошными коврами виднелись блестящие полосы мраморного пола. Это был дворец.

До Кетлин донесся отдаленный звук пианино. Теперь она все вспомнила. Хозяином дворца был граф Франкапелли, известный композитор, автор симфоний и опер.

Они познакомились на корабле, плывшем из Марселя в Неаполь. Она неожиданно упала в обморок. Он проявил исключительную доброту: предложил свою каюту, настоял, несмотря на ее сопротивление, чтобы она пользовалась его гостеприимством до конца путешествия.

Возможно, болезни, а может, и страшная усталость помешали ей сохранить свою тайну. Как бы то ни было, этот добросердечный человек выведал у нее историю ее жизни. А потом предложил сделку.

Он хотел, нет, ему нужно было получить наследника, не осложняя свое существование поисками невесты. Она приедет в Неаполь и поселится у него. Ее представят как английскую графиню. Если она родит сына, они официально оформят свои отношения и будут вместе растить ребенка.

Но она родила не сына. Младенец, который лежал у нее на руках и к которому так стремилось ее сердце, оказался девочкой. Кетлин прижалась губами к влажной щечке дочери и прошептала:

— Не знаю, какая судьба занесла нас так далеко, моя ненаглядная, но клянусь, что сделаю все, чтобы тебе было хорошо.

Шотландия, ноябрь 1815 года

Одетая в платье из ирландского поплина с длинными рукавами и четырьмя рядами вышивки по подолу, Кларисса Роллерсон в изящной позе сидела на ярко-синей атласной кушетке в большой гостиной деревенского особняка лорда Мейна. Ее золотистые волосы были собраны на макушке и украшены темно-синей лентой. На лоб и на щеки ниспадали локоны, выбившиеся из прически.

Чуть в стороне, возле окна с бархатными шторами, стояла Кларетта. Она была одета в простое муслиновое платье с табачного цвета спенсером. Наряд не красил Кларетту, на его фоне ее черные волосы казались блеклыми и скучными, как древесная кора. Она из окна следила за мужчинами, которые шли по высокой траве к окутанному туманом лесу. В их руках поблескивали стволы мушкетов. На поводках бежали собаки. Шествие возглавляли загонщики, готовые в любой момент вспугнуть фазанов и заставить их покинуть свои гнезда. Итак, мужчины отправлялись на утреннюю охоту.

— Ненавижу охоту! — с пренебрежением заявила Кларетта. — Надеюсь, все птицы разлетятся или погибнут от ранних заморозков!

— Какая жестокость, дорогая! — Леди Грифоне, еще одна гостья лорда Мейна, спокойно поправила лежавшие на коленях пяльцы. — Тогда мужчинам будет испорчен весь праздник.

— Более того, — вмешалась леди Стэнхоуп, — они отправятся искать развлечения в другом месте.

— Ну и хорошо, — тихо пробормотала Кларетта.

Неужели она единственная во всей компании, чьи мысли дергаются и извиваются, как форель на крючке?

Если учесть, что за последние две недели она почти не виделась с Джейми, то он вполне мог остаться в Лондоне. А она бы лучше поехала домой, в Сомерсет, где могла бы проводить время на конюшне. Однако она уже уяснила, что в аристократических кругах безраздельно правит протокол.

К примеру, она и другие дамы недавно вернулись с неторопливого завтрака на десятерых, то есть для половины гостей, приглашенных лордом Мейном. Теперь дамы были обязаны весь день просидеть кружком. Ожидалось, что они с сестрой, слишком юные, чтобы принимать участие в беседах, сдобренных городскими сплетнями и скандалами, будут рисовать, шить или писать письма менее удачливым подругам. Мучившаяся от скуки Кларетта не могла придумать, кому бы написать.

— Похоже, будет дождь. Как вы думаете, они вернутся рано? — обратилась она к присутствующим.

— Ничто не заставит лорда Грифонса вернуться прежде, чем он убьет свою куропатку, — со смехом заявила леди Грифоне.

— Моя сестра хандрит, потому что охота отняла у нее господина Хокадея, — съязвила Кларисса.

— Некоторым из нас больше повезло с поклонниками. — Кларетта отвернулась от окна. Хмурое выражение мгновенно исчезло и на ее лице появилась улыбка, когда она обнаружила, что один джентльмен снизошел до их общества. — Значит, охотники возвращаются, лорд Мейн?