Могикане Парижа - Дюма Александр - Страница 80

Я продолжал смотреть на нее совершенно бессмысленно.

– Он украл у тебя деньги, которые ты получил от нотариуса; и, чтобы украсть их, взломал замок. Но в это время в кабинет вошли дети. Чтобы избавиться от свидетелей своего преступления, он убил их.

– Да, да, убил, – повторял я…

– Да ты понимаешь меня? – спросила Орсола, и сердясь на мою тупость, и радуясь, что довела меня до такого состояния.

– Понимаю!.. Только он станет отпираться…

– Да разве же он может сюда вернуться? Или разве поедут его разыскивать в Индию? Ведь после того, что его приговорят к смерти как заговорщика, как вора и как убийцу, он сюда и носа показать не посмеет.

– Не посмеет…

– Кроме того, мы будем миллионерами, а с такой силой чего на свете не сделаешь!

– Как же это мы будем миллионерами? – спросил я заплетающимся языком.

– А так, что я разделаюсь с девчонкой, а ты с мальчишкой, – ответила Орсола.

– Да, правда…

– Ну, пойдем вниз.

Помню, что я не хотел идти, если не по разуму, то по инстинкту, но она свела-таки меня с крыльца.

Дети сидели вместе и любовались закатом.

– Как странно! – проговорил я. – Мне кажется, что все небо в крови!

Дети увидели меня и подошли, держа друг друга за руку.

– Что, домой пора, дядя? – спросили они.

Голоса их показались мне такими странными, но отвечать им я был не в силах, – я задыхался.

– Нет, еще, – сказала Орсола, – поиграйте еще, мои милые…

– О! Этого я никогда не забуду, – продолжал умирающий. – Я и теперь вижу их, вижу розовенькое, свежее личико мальчика с его белокурыми кудрями и умные черные глаза девочки, которая пристально смотрела на меня, не смея спросить, отчего я так дрожу и шатаюсь?

В это время пробило восемь часов. Где-то невдалеке хлопнула калитка. То уходил садовник. Я осмотрелся. Орсолы с нами не было. Я вздохнул свободнее. Мне хотелось взять детей на руки и убежать с ними. Вероятно, я так бы и сделал, но почувствовал, что один едва держусь на ногах. Кроме того, я еще невольно лепетал:

– Ах вы мои бедные, бедные дети!

Возле меня очутилась Орсола. В руках у нее было мое ружье.

– Вот вам ружье, сударь, – сказала она.

Она подавала его мне, но у меня не поднимались руки.

– Ах, дядя, ты на охоту идешь? – спросил Виктор.

– Да, у нас будут завтра гости, и дядя хочет убить штуки две или три кроликов, – ответила за меня Ор сола.

– Так возьми и меня с собою! – просил мальчик.

Я задрожал.

– Да бери же ружье! Трус! – прошептала Орсола.

Я покорился.

– Дядя, голубчик, я буду стоять сзади за тобой и не стану шуметь, – продолжал упрашивать мальчик.

– Слышите вы, о чем он вас просит? – спросила Орсола.

Я взглянул на племянника.

– Так ты хочешь идти со мною? – спросил я.

– Да, дядя! Ты ведь сам обещал, что, если я не буду шалить, то возьмешь меня с собою.

– Это правда! – подхватила Орсола. – А ты был умницей, Виктор.

– Да, да! Если бы Сарранти был здесь, он, наверно, сказал бы вам, что очень мною доволен! – простодушно отвечал мальчик.

Дети еще не знали, что воспитатель уехал навсегда.

– Ну, вот видите, господин Жерар, он был умницей, и вы должны взять его с собой, – сказала Орсола.

– Если пойдет Виктор, то пойду и я, – объявила Леони.

– Нет, нет, не надо! – вскричал я – И одного довольно!

– Слышите, что сказал дядя? – подхватила Орсола. – Пойдемте спать.

– Зачем же мне ложиться? – возразила девочка. – Я хочу лучше подождать, пока они вернутся, и лягу в одно время с братом.

– Да скажите же, наконец, этой девочке раз и навсегда, что она должна слушаться, а не твердить беспрестанно: «я хочу»!

– Ступай с Орсолой, Леони! – сказал я ребенку.

– А я ведь с тобою пойду, дядя? – спросил мальчик.

– Да, пойдем.

Он протянул мне ручку, но у меня не хватило духу прикоснуться к ней.

– Пойдем так, рядом, – сказал я.

– Нет, нет! Лучше идите вперед, Виктор, – посоветовала Орсола, уводя Леони, которая беспрестанно оглядывалась и кричала нам:

– Возвращайтесь скорее, дядя! Виктор, приходи скорее домой!

Я тоже оглянулся и видел, как девочка исчезла за дверью замка. С чувством какого-то глухого отупения я пошел вдоль берега пруда в парк. Виктор добросовестно исполнял приказ Ореолы и шел шагов на двенадцать впереди.

Солнце уже село. Сумерки заметно сгущались, а в чаще парка было совершенно темно. По лбу у меня текли крупные капли пота, сердце билось так сильно, что я несколько раз останавливался.

Оба ствола моего ружья были заряжены. Перед этим целых две недели стояла невыносимая жара. Поговаривали, что в окрестностях бегают бешеные собаки. И вот из опасения, что они как-нибудь проберутся и к нам в парк, я и зарядил оба ствола своего ружья. Ореола знала об этом и потому принесла мне его. Мальчик продолжал идти впереди, следовательно, мне оставалось только приложиться и выстрелить.

Боже великий и беспредельно милосердный, ты заранее возмутил мою совесть против такого злодейства! Я прицеливался три раза или четыре, но каждый раз опускал ружье, не прикоснувшись к курку.

– Нет, не могу, не могу! – лепетал я.

Один раз, хоть и быстро опустил я ружье, Виктор оглянулся и заметил мое движение.

– Ай, дядя, что ты делаешь! – вскричал он. – Ты ведь сам говорил мне, что не следует целиться в кого-нибудь, даже шутя, потому что один мальчик так убил свою сестру.

– Да, да, мой милый! – подхватил я. – Я действительно хотел пошутить, но это было с моей стороны глупо.

– Понятно, что ты шутил, – сказал мальчик. – За что же тебе убивать меня? Ты ведь так любил нашего бедного папу.

Я вскрикнул. В мозгу точно сверкнула молния. Мне показалось, что я схожу с ума.

– Да, да, голубчик, я очень любил твоего папу, – подтвердил я, закидывая ружье за плечо. – Пойдем-ка домой. Сегодня охотиться уже поздно.

– Как хочешь, дядя, – ответил Виктор, видимо, испуганный звуком моего голоса.

Я подошел к нему, взял его за руку и повел по лесу к замку. В душе я все надеялся, что приду туда вовремя и не позволю убить девочку. К несчастью, мы вышли на берег пруда и, чтобы попасть домой, нам нужно было обойти его кругом или переплыть в лодке.

– Поедем в лодке, дядя, – предложил Виктор. – Это очень весело!

Он прыгнул первый, я, шатаясь, вошел за ним.

Глубокий, как омут, пруд стоял неподвижно, точно зеркало, и светился в лучах взошедшей луны. Я схватил весла и принялся грести.

В эти минуты я думал только об одном: успеть вовремя, не допустить преступления и, что бы потом не было, твердо заявить Орсоле, что я на убийство не согласен.

Мы были уже почти на середине пруда, когда послышался ужасный крик. Я узнал голос Леони. В то же время в ночной тишине раздался лай собаки. Вероятно, Брезиль тоже услышал и узнал крик своей маленькой подруги.

Несколько минут спустя крик повторился, затем еще и еще.

Я взглянул на Виктора. Он был бледен.

– Дядя, – пролепетал он, – ведь это Леони убивают.

Он встал и громко крикнул:

– Леони! Леони!

– Замолчи, несчастный! – проговорил я.

– Леони, Леони! – упрямо кричал мальчик.

Я бросился к нему с протянутой рукой. Он так испугался выражения моего лица, что хотел было броситься в воду, но, вспомнив, что не умеет плавать, упал на колени.

– Дядя, голубчик, не убивай меня! – лепетал он. – Я тебя очень, очень люблю! Я ведь никому не делал зла.

Я держал его за ворот.

– Дядя, милый, пожалей маленького Виктора!.. Ай!.. Помогите!.. Помогите!

Голос вдруг оборвался. Рука моя, как железная петля, сжала его горло. У меня кружилась голова, я почти терял сознание.

– Нет, нет! – твердил я. – Ты должен умереть, ты умрешь!

Он услышал и понял меня, потому что сделал страшное усилие, чтобы вырваться.

В эту минуту луна скрылась за тучей, и я очутился во тьме. Я все-таки еще закрыл глаза, чтобы не видеть того, что делаю.