Могикане Парижа - Дюма Александр - Страница 66

Монах подошел к постели, приподнял простыню, поцеловал Коломбо в лоб и вышел.

Через пять минут вошел Жакаль.

Он подошел к молодым людям, постоял минуту в нерешительности, засунув руки в карман, затем обратился в отдельности к Жану Роберу:

– Вы, кажется, поэт? – спросил он молодого человека.

– Да, сударь, по крайней мере, желаю быть им. Но по какому случаю спрашиваете вы меня об этом?

– А по случаю вот этого письма.

И он вынул из кармана письмо, которое показал Жану, но не отдал ему.

– Что это за письмо?

– А это письмо, которое было получено вчера вечером, – сказал Жакаль, – на котором позаботились написать два слова «очень нужное» и которое почтальон отдал вчера вечером в конце деревни садовнице Нанетте, а она увезла его в Париж в своем кармане. Если бы это письмо было прочитано вчера вечером теми, кому оно адресовано, то сделало бы их обоих счастливыми, вместо того, чтобы сделать одного мертвым, а другую привести в отчаяние! Читайте!

И он подал письмо Жану. Тот развернул его и прочел:

– Ну, что? – спросил Жакаль, взяв обратно письмо. – Что вы скажете на это, г-н Жан Робер?

– Я говорю, что это раздирает сердце! – отвечал молодой человек.

– И вы все еще верите в провидение?

– Да, верю.

– Провидение, г-н Жан Робер, – возразил Жакаль, набивая нос табаком, – хотите, чтобы я вам сказал, что такое провидение?

– Вы мне доставите большое удовольствие, хотя я вполне верю в него.

– Ну, хорошо, мой милый господин, провидение – хорошая полиция! Отправимся в Версаль посмотреть, не найдем ли мы невесту школьного учителя.

Если бы читатели предложили нам теперь случайно вопрос, который предложил потихоньку Жан Робер Сальватору в ту минуту, когда верный своему обещанию, он остался около тела Коломбо, если бы случайно, говорим мы, спросили нас: как Жакаль мог в семь с половиной часов узнать о событиях, происшедших в Медоне между полуночью и пятью часами утра? – мы ответили бы:

В эту эпоху существовало остроумное учреждение, которое называли «Черный Кабинет». Этот Черный Кабинет был местом, в котором дюжина служащих тайно занималась распечатыванием писем, посланных по почте, и чтением этих писем ранее тех лиц, к которым они были адресованы.

Теперь этого Черного Кабинета больше нет; эти вещи делаются гораздо проще…

Жакаль – вследствие слухов о тройном заговоре республиканцев, орлеанистов и наполеонистов – не пренебрегал уже два месяца исполнением в свободное время обязанностей простого чиновника и провел всю ночь, распечатывая и читая письма.

Письмо Коломбо к Доминику попало к нему в руки почти уже в четыре с половиною часа утра. Жакаль тотчас же посадил человека на лошадь и велел ему скакать во весь опор в Нижний Медон. Этот Жакаль, который предполагал, что провидение есть хорошо устроенная полиция – он надеялся, что его человек приедет вовремя; но этот человек приехал через минуту после того, как Людовик проник во флигель Коломбо, следовательно, приехал слишком поздно.

Во время суматохи не обратили внимания на этого агента. Он видел письмо, адресованное на имя мадемуазель Регины де Ламот Гудан, мадемуазель Лидии де Маран и мадемуазель Фражолы Понтое. Он взял это письмо и передал его Жакалю; тот прочел его так же, как прочел письмо, адресованное к Доминику, потом при казал своему человеку взять свежую лошадь и отнести письмо на то место, откуда он его взял.

Это именно и сделал посланный Жакаля, когда молодые люди видели его разговаривающим с человеком, одетым в черное, лошадь которого была привязана у двери кабачка; Жакаль говорил тихо этому человеку, что он может лечь спать и что префект полиции будет знать, с какой скоростью и умением он исполнил данное ему поручение.

XI. Деревенский филантроп

Мы видели, как отправился Доминик к постели Жерара, этого достойного человека, безнадежное положение которого волновало всю деревню и ее окрестности.

Жерар был филантропом, в полном смыле этого слова. Поведаем, что рассказывали о нем.

Жерар был самым богатым среди жителей Ванвра и окрестностей; это была непреложная истина. Никто не знал размеров его доходов, так они были громадны, и, когда спрашивали об этом крестьян, они отвечали не изменно:

– Г-н Жерар имеет столько денег, что не знает им счета.

Говорили, что он жил прежде около Фонтенбло в прекрасном поместье, которое бросил вследствие несчастий, которые на него обрушились. Опекун двух прелестных детей, он пережил их внезапное исчезновение, и с тех пор о них не было никаких известий; любовник женщины, которую он обожал, он нашел ее однажды задушенной ньюфаундлендом. Эта собака, по всей вероятности, взбесилась, а хозяин этого не заметил.

Эти ужасные несчастия, которые каждого человека заставили бы с отвращением смотреть на людской род, напротив, увеличили его христианские добродетели. Более того, он доводил их до величественного самопожертвования и милосердия, что и сделало его примером для всех филантропов и идолом всего окрестного люда.

В конце 1822 года он появился в Ванвре с целью по селиться здесь. Ему понравился дом, в котором он теперь жил; но его отказывались продать. Тогда Жерар предложил за него такую выгодную цену, что владелец, наконец, согласился уступить.

С того времени г-н Жерар и жил в этом доме, как святой и как принц. Как святой по строгости жизни, которую вел; как принц в силу благодеяний, которые он оказывал окружающим. В самом деле, с его приездом Ванвр стал благоденствовать так, что скоро должен был сделаться самой богатой деревней в окрестностях Парижа. Крестьяне из бедных и нуждающихся превратились мало-помалу в зажиточных; некоторые даже считались богачами, и этим богатством – относительным, разумеется, – они всецело были обязаны г-ну Жерару.