Умру и буду жить (СИ) - "Старки" - Страница 17

Вот так, например… Провожу ласково пальцем по носу, по губам, по подбородку, хожу кружочком вокруг родинки. Блестящая полоска глаза дрогнула, расползлась, открывая сочный карий взгляд. И ещё вот так можно… Приближаюсь к его лицу близко, касаясь только дыханием и точками-верхушками кожи своего лица. Посылаю сигнал через эти точки соприкосновения: «Мазур! Любишь меня? Ну и я типа того…» Ещё можно вот так: как будто нечаянно двигаю свою руку близко к его руке. Близко, но не вплотную, так чтобы только задеть чёрные волоски, так чтобы от такой виртуозной щекотки эти волоски дыбом встали. Надо ещё не смотреть в его глаза, смотреть на губы. И вот тогда… Он электризуется, он гипнотизируется, он в трансе. Тянется мне навстречу, как жаждущий к холодной глади воды. А я тихонько от него. Я — факир, а мои губы — дудочка. А ты, Мазур, удав… большой, сильный, но ведь удав не опасен для факира?

Удав всё-таки догнал дудочку, накрыл меня своими губами и телом. Обвил, душит, затягивая кольцами. Проснулся змей? Когда воздух у него закончился, оторвался от меня и совершенно трезвым, бесстрастным голосом сказал, лёжа на мне:

— Не надо разыгрывать чувства. Да и желание не надо изображать. Я же понимаю, что ты ненавидишь меня, какое тут желание?.. И я знаю, что ты парень, желание должно проявляться по-другому. Но потерпи. Всё это временно, я уверен.

Уверен он! Я вот не уверен, что это временно. Понимает он! Понимает и не боится мне в руки бритву давать и шею подставлять. Знает он! Но устоять не может перед парнем. Мазуров разворачивается, садится ко мне спиной, потягивается, разводя в стороны сжатые в кулаки руки. По спине взбугрилась волна истомы. Андрей взлохматил волосы и резво поднялся, чтобы отправиться в ванную комнату. Он спал голым. Вот если бы у меня было такое тело, меня бы мужики не имели: брутален, волосат, тёмен, твёрд, жарок — олицетворение даосского «ян». Я про себя, конечно, не могу сказать, что воплощаю «инь». Я вполне крепок и жилист, строен и твёрд в нужных местах, но бледная кожа и отсутствие нужной мышечной массы не позволяют мне причислить себя к мачо.

Не буду сегодня провожать его, буду валяться. Вот так, например: ложусь на живот, руки вытягиваю «наверх» как продолжение тела. Главное, правильно задрапировать одеяло. Укрываюсь, оставляя длинную полосу тела голой: пальцы, рука, боковинка, талия, бедро, икра, щиколотка, пятка, пальцы. Лицо отвернуть, зарыть, спрятать, чтобы только плоть, без намёка на личность. От тёмно-синего цвета постельного белья моё тело будет выглядеть смертельно-белым, инопланетным. А неширокая линия открытого одеяльного занавеса вытянет силуэт — и рученьки у Мазура зачешутся, захочет увидеть бледный плод целиком, без кожуры простыней. Уверен он!

Вода стихла, тихие шаги из ванной комнаты. Остановился. Подошёл ближе. Сел рядом на кровати. Ну? Андрей проводит кончиками пальцев вдоль всей полосы доступности. Берёт в руку мою ступню, гладит тёплой ладонью. И говорит:

— Отличный дизайн. Сейчас буду на работе не о том думать. Сука ты!

Встаёт и уходит. Паразит. Борется с собой. Молодец! Мог бы шлюхой назвать! Ведь шлюха и есть…

И всё же долго валяться не стал. У меня есть ещё пара идей в дополнение к проекту «Японская беседка». В подвале у Мазура целый пук штакетника. Конечно, к японскому стилю подойдёт каменная дорожка, но я же не волшебник! Поэтому решаю соригинальничать: распиливаю штакетник на одинаковые планки длиной по полметра, сверлю на расстоянии двух сантиметров от края аккуратные дырки. Готово! Нарезаю капроновую верёвку на одинаковые отрезки и связываю рейки через эти отверстия одна к другой так, чтобы между ними было одинаковое расстояние. Получается деревянная дорожка, этакая растолстевшая и обрусевшая длинная циновка. Тащу на улицу, бросаю на землю так, чтобы деревянная полоса чуть изгибалась, создавая эффект естественности. Подтягиваю некоторые узлы под рейками. Теперь нужно дерево затемнить. Толстой кистью небрежно прохожусь по «ступенькам» дорожки. Оставляю сохнуть. Для частного двора, по которому передвигаются в лучшем случае три человека, такая искусственная тропинка сгодится. Здесь же не будут устраивать шумные пати с полсотней гостей!

Осталось тонкой кистью затонировать красным внутренние грани решётки на боковинах беседки, чтобы смотрелось воздушнее, грациознее. Жаль, что на мазуровском участке не растёт вишня… Кусты, что здесь разлапились, — ирга и облепиха (я спросил у Ивана).

Время обеда. Приличной пищи нет — Аня придёт только завтра. Поэтому вновь бутерброды. Зато наделал разнообразных: с селёдкой, с сыром и колбасой, с майонезом и варёным яйцом, с маслом и сахарным песком. Пир, пир, пир! Культурную программу себе приготовил на обед: телик с музыкальным каналом и афоризмы, чтобы поедание бутеров и выпивание кофе приобрело философский смысл. Та-а-акс! Откусываю хлеб с селёдкой и загадываю: «Страница сто девяносто, второй афоризм снизу!» Та-а-акс! «Горе налегает сильнее, если заметит, что ему поддаются. Уильям Шекспир» Не-не! Только всё налаживаться начало! Меня обещали не бить, наоборот, любить! Зубы на место вставили, в туалет уже хожу без боли. Одежду прикупили, телефон зарядил вчера, надо Гале звякнуть. Разрешили проявить креативность, похвалили за работу. Вы, господин великий драматург, со своими пророчествами катитесь-ка подальше куда-нибудь!

Бутерброды остались недоедены. Вдруг шум машины во дворе, звук распахивающейся входной двери, и на пороге кухни появляется Мазуров.

— Стась, тут такое дело, — он стремительно подходит, берёт за запястье, толкает, ведёт, как-то всё сумбурно, быстро, — мне нужно уехать. Нам в Петербург, на переговоры, и там ещё дела… Три дня, Стась… Три дня… Обещай, что не уйдёшь. Обещай, что будешь здесь!

— Почему так неожиданно?

— У нас всегда так. Но мне действительно надо уехать. Ты будешь дома? — мы уже дошли до спальни. Андрей плотно закрывает за нами двери и обнимает со спины. — Ты же купил смазку?

И я даже затылком почувствовал, как он покраснел. Дурной…

— Купил, сейчас принесу, — я вырываюсь и спешу к себе в комнату, где выдавливаю из тюбика вазелиновую массу, возвращаюсь назад. Мазур стоит у двери на лоджию, опирается на подоконник. Я приближаюсь вплотную и шепчу: — Расстегнул?

Андрей кивает и сглатывает, спускаю через талию кулаки с мазью в его штаны, нахожу член и обхватываю скользкими ладонями, натираю, двигаю вверх-вниз. Чувствую, что он уже готов, что задышал тяжело, напрягся. Убираю руки, и Мазур сразу поворачивается, стягивает с меня штаны и хрипло спрашивает:

— Нужно пальцем?

— Больше и не влезет ничего…

Я смазываю остатки смазки о свой задний проход, а Андрей спускает обе руки на мои ягодицы и сразу заводит палец внутрь. А потом палец другой руки туда же, и то, что он делает, иначе как растягиванием и нельзя назвать. Оригинально! А ещё трётся об меня, целует и наступает, а я отхожу назад, к кровати. В результате валит на спину, закидывает на плечи мои ноги и опять вопрос практиканта:

— Сейчас можно?

Наверное, нужно было ответить: «Не можно!» Но я понял, что начинаю заводиться от его напора, нет-нет, не допущу никаких ответных удовольствий… Пусть начинает, будет больно — и благополучно миную стояка.

— Можно, — шепчу ему.

Но гад, вместо того чтобы тупо вставить, вдруг берётся за мой насторожившийся орган. Идиот! Обнимает всей ладонью, большим пальцем водит вдоль, а потом указательным по головке, по уздечке. Приду-у-урок! Мне так не надо! Но почему-то не могу крикнуть это! Мазур приступил к атаке, только когда увидел, что я выгнулся на голове и копчике и, наверное, закатил глаза. И даже когда вершил свои входы-выходы, он не забывал о моём члене. И блин! Я даже кончил! Гад!

— Значит, это всё же возможно… — шепчет мне Мазур после гонки на моих бёдрах и после моего неприличного крика. Он лежит на мне, наглаживая беспомощные бледные ноги. — Мне надо уезжать, там внизу меня Кротов ждёт… А ты мне не сказал, не пообещал.

— Тебе в Питер, а мне в душ. Вытаскивай! — нарочито бодрым тоном произношу я.