Изнанка - Палий Сергей Викторович - Страница 49

Подойдя к Роберту сзади, Сти приподнялась на цыпочки и впаяла ему звонкий подзатыльник, от чего тот ещё выше приподнял засипевшего Бориса.

— Отпусти дядю, — скучным голосом произнесла она.

Не сразу, но Роберт все же разжал кулачищи. Учёный отбежал, потирая ключицу и обиженно помахивая авоськой.

— Форменное свинство! — воскликнул он. — Позор! Я отказываюсь работать в подобных условиях!

— Ещё ни у кого не получалось отказаться, — хищно улыбнувшись, заметила Сти. — Увольняю только я сама. Или списываю на пенсию…

— Ты мне из башки эту хрень свою вытаскивай давай! — зарычал Роберт, снова наступая на затюканного профессоришку и тыча в тонкий послеоперационный шрам за ухом. — Я не хочу людей убивать! Слышишь, не желаю этого!

— Я что-то не совсем понимаю… — растерянно заморгал Борис. — Кого убивать? Я тебе подправил немножко кристаллики в ресивере-имплантанте, чтобы процесс пробуждения облегчить. У сшизов же блокировка функции ретикулярной формации варолиева моста срабатывает раз через двадцать… А мозги твои, Роберт, я даже не трогал… Хотел как лучше, а ты — душить…

— Он вчера убил человека в эсе, — коротко пояснила Сти. — И этот реципиент погиб в реальности.

— Не может быть, — махнул авоськой Борис. — Это исключено. Физиологические изменения, происходящие со сновидной личностью, не могут проецироваться на реальный прототип. Усталость — да, переживания и воспоминания — пожалуйста, нервное истощение и психические расстройства — не исключено. Но не физиология. Поймите: наша реальность и С-пространство — это два разных измерения, связь между которыми поддерживается через целомудренный и, заметьте, полностью электронный прибор — С-визор, который пока — слава всем ядерным силам! — не научился думать. Физически человек может пострадать от эса, только если… ну скажем, этот самый С-визор на него ночью свалится и башку разобьёт. А тут совет один: крепить надёжнее надо.

— Он умер, — уже более спокойно сказал Роберт. — Умер от того, что я его в эсе с асфальтом смешал, используя свои способности шосш… тьфу! — сшиза. Это факт.

— Совпадение. — Борис, постепенно теряя уверенность, беспомощно брыкнул авоськой. — Роберт, как ты не понимаешь, это два разных мира!..

— Значит… уже не совсем разных… — тихонько сказала Сти.

Моргнула. Правое веко на долю секунды запоздало. А когда поднялось и оно, в глазах красивой женщины впервые проскочило понимание. И… жестокий задор.

— Ты окажешься в этой лаборатории, но тут будет пусто, потому что мы не пойдём в С-пространство, — втолковывал Борис, держа ладонь на вспотевшем лбу Роберта, лежавшего на столе, под несколькими овальными излучателями. — Подойдёшь к тому столу, возьмёшь карандаш и напишешь на листке что-нибудь. Только запомни, что конкретно, хорошо? Когда проснёшься, мы посмотрим, появилась ли надпись здесь. Понятно? Вот и весь эксперимент. Если из эса действительно можно менять реальность, — с сомнением покачал головой учёный, — то вот на этой самой бумажке появятся буковки, которые ты там начеркаешь.

Сти сидела на неудобном стуле возле какого-то низко гудящего железного шкафа и, вполуха слушая наставления учёного, размышляла о будущем. Оно представлялось ей все необычней и необычней. Все сильнее она с каждой минутой убеждалась, соглашаясь со своими мысленными доводами, что мир меняется. Пока трудно точно предугадать, к чему он себя готовит, но одно ясно — власть в новой эпохе, что вот-вот наступит, должна быть централизованная. ООН и прочие органы всепланетарного контроля давно несостоятельны…

— Ну, поехали! — громко сказал Борис, отходя к экрану, покрытому интерактивной растровой плёнкой, и быстро проводя по нему пальцами, будто рисуя замысловатый узор.

Ничего не изменилось. Лишь Роберт, только что вертевший головой, обмяк и захлопнул глаза, будто по команде.

Теперь он был в другом мире.

«Хотя кто покажет границы между сном и явью?..» — с внутренней усмешкой подумала Сти, разглядывая безмятежное лицо спящего человека.

Можно смотреть на мир открытыми глазами. Он сер, подл и мерзок. Можно — с закрытыми. Тогда все становится непонятным, часто расплывчатым и неточным. Но ведь есть и третий вариант…

Может быть, попробовать взглянуть на него с полуопущенными веками?

В памяти снова всплыли тревожно-пророческие строки Мартина Ли Гора, который тогда, на рубеже 90-х, даже не мог себе представить, как близко подошёл к великой тайне следующего века в своей наркотической лирике:

— …Кристина Николаевна!

— Что? — встрепенулась она и чуть не грохнулась со стула, ухватившись за выступ гудящего шкафа. — Задремала…

Борис сиял. Авоська, будто верный пёсик, старающийся лизнуть хозяина в подбородок, подпрыгивала у него руке.

— Ну! Что я вам говорил? — Учёный потряс чистым листком бумаги. — Не-воз-мож-но повлиять на материальный мир из эса. — Он повернулся к потирающему лоб Роберту. — Ты что там написал?

— «Мама мыла раму», — огрызнулся бывший опер. — Что-что? Теорему Пифагора.

— Да ладно? Серьёзно, что ль? — остолбенел Борис.

— А что? — хрустнув кулаком, улыбнулся Роберт.

— Ничего-ничего… Ты, конечно, извини за прямоту, но я тебя до нынешнего момента считал несколько… м-м… туповатым.

— Ты ошибался лишь отчасти. Я иногда могу быть туповатым, — заверил его Роберт, зашнуровывая гигантские ботинки.

— Верю, — быстро согласил Борис, снова повернулся к Сти и качнул авоськой за спину. — Так что, Кристина Николаевна, происшествие с вашим сотрудником можете считать чистейшей воды случайностью.

— Борис… — Она приблизилась к нему, вероломно вторгаясь в зону личного пространства. — Ты провёл эксперимент над листом бумаги, верно?

— Да. — Учёный задержал дыхание, чтобы не чувствовать манящего аромата всегда желанной им женщины.

— Ведь бумага не может умереть. Она неживая, Борис.

Его близко посаженные глаза на миг помутнели и тут же заполыхали огнём буйно помешанного пациента психушки, пребывающего в состоянии острого припадка.