Гвозди (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 3

Но парнишка этот как-то слишком вежливо и серьезно сказал: «Мальчик, покажи автомат». Может быть, притворяется? Лучше бы не связываться, конечно.

Однако, пока Костик топтался, незнакомый мальчик сам подошел к нему. Снял варежку и протянул к автомату руку.

— Можно?

Ладонь была узкая, очень бледная, с розовым следом ожога. Костик молча подал свое оружие.

— Хороший, — сказал мальчик. — Ты его сам сделал? Удачно. Только банку надо прикрепить как следует.

— А как? — откликнулся Костик слегка сердито. — Ни одного гвоздика нету.

Мальчик подумал.

— Гвоздики у меня есть. Несколько штук. Только я не могу придумать, как эту банку приколотить. Надо ведь изнутри прибивать, а молоток не влезет.

Костик торопливо сказал:

— У нас пестик от ступки есть. Можно им приколачивать. Он маленький и очень тяжелый.

Неужели этот совсем незнакомый мальчишка поможет? Значит, он такой же, как те, с винтовками? Тогда все понятно.

— Я принесу гвозди, — сказал мальчик, — а ты принеси, пожалуйста, пестик. Мы здесь, на крыльце, и приколотим. Можно было бы у нас, но мама немного нездорова, ей вредно, когда шумят.

— Можно у нас, — поскорее сказал Костик. — У нас никого дома нет.

— Хорошо… Меня Володей зовут. А тебя как?

Костик слегка засмущался и назвал себя. Не привык он так быстро и просто знакомиться.

— Костик… — повторил Володя. — Значит, Константин? Моего папу Константином зовут. Он морской летчик.

— А мой отец — техник-интендант, — сказал Костик и вздохнул. — Ты не думай только, что он в тылу. Он в атаку ходил, когда в окружении были. У него ранение и контузия. И орден Красной Звезды…

С гвоздями они отправились к Костику. В коридоре Костик почуял беду. Пахло гарью. Синий дым выползал из-под двери.

Костик рванул дверь. У печки горели стружки и веник. Костик замер. Он потом никак не мог понять, почему стоял и смотрел на огонь, хотя мог броситься за водой.

— Ух ты… — негромко сказал Володя. Странно это у него прозвучало: не со страхом, не растерянно, а будто даже с одобрением.

Потом он снял пальто. Костику показалось, что двигался Володя неторопливо и аккуратно. Снятое пальто Володя бросил прямо на огонь. Пламя захлебнулось, только дым еще шел. Володя поднял пальто, бросил еще раз и похлопал по нему ладонями. Потом сказал:

— Еще немножко, и пришлось бы пожарников вызывать.

Костик заревел. Он ничего не мог с собой поделать. Слезы текли, как вода из умывальника, и нельзя было сдержать отчаянных всхлипываний.

— Ну что ты плачешь? — сказал Володя. — Боишься, попадет? Да никто и не заметит, мы сейчас все уберем.

Неужели этот незнакомый мальчишка поможет? Значит, он такой же, как те, с винтовками?

Он поднял пальто и стряхнул с него почерневшие стружки.

Костик стал всхлипывать реже. И сердито сказал:

— Я ничего не боюсь. Я сам не знаю, откуда слезы взялись. Просто чушь какая-то.

Конечно, ему было неловко.

Но Володя вел себя так, будто ничего не случилось. Спокойно замел на фанерку и выбросил в печку обгорелые стружки. Открыл форточку. Повесил свое пальто и шапку на крючок у двери. Костик молча следил за ним и моргал мокрыми ресницами.

У Володи симпатичное лицо. Только очень худое. Наверно, поэтому глаза и уши казались слишком большими. Он весь какой-то острый и тонкий. Было похоже, что колючие Володины локти и лопатки вот-вот прорвут старенький хлопчатобумажный свитер.

— Ну, принеси ваш пестик, — сказал Володя.

Костик принес.

И за две минуты Володя ловко приколотил банку к автомату. Накрепко. А потом посоветовал:

— Положи в нее какие-нибудь железки. Будешь трясти автомат, а они будут греметь, и получится как стрельба.

Это была мысль! Костик тут же кинулся искать по углам гайки и колесики от рассыпанного «конструктора». Даже про Володю забыл. А тот вдруг негромко сказал:

— Знаешь, я домой пойду.

— Почему? — растерялся Костик. И подумал: «Обиделся на меня».

— Что-то голова закружилась. Наверно, дыма надышался. Надо полежать.

«Странный какой-то, — думал Костик, начиняя банку гремучим железом. — Дымом надышался! Что такого? Не сгорел ведь».

Он построил из стульев «крепость» и открыл огонь из автомата по печке, которая была вражеским дотом. Дот не хотел сдаваться. Костик усилил стрельбу и хотел вызвать на помощь артиллерию. Но тут под сердитыми ударами загудела стенка, и голос соседа Борьки врезался в шум сражения:

— Эй, ты! Кончай тарахтеть! Я уроки делаю!

С Борькой спорить опасно и невыгодно. Костик опять оделся и выбежал на улицу.

Он пристроился в партизанском укрытии за поленницей Ивана Сергеича. Протасовская поленница была ровная и прочная, будто крепостная стена. Кое-где хозяин даже обил ее фанерой: чтобы не растаскивали дрова.

Костик дал очередь по подъезду большого дома, где скрывались фашистские пехотинцы, и поморщился. Неудобно стрелять: острое полено давило плечо. Костик ухватил полено и отбросил в сторону.

Костик почти висел на выкрученном ухе.

И тут на него напал враг. Настоящий. Прокравшийся с тыла Иван Сергеич сдернул с Костика шапку и уцепил его за ухо.

— Ясно теперь, — сказал он, шумно дыша. — Ясно, голубчик. Все ясно, кто мне поленницу разоряет. Пойдем-ка, дорогой…

Он был громадный, тяжело сопящий, в белом военном полушубке (он служил начфином в военкомате и носил форму, только без погон). Костику показалось, что над ним нависла снеговая глыба. Глыба тронулась с места и потянула Костика за собой.

Костик почти висел на выкрученном ухе, было очень больно. Костик закусил губу: один раз он уже плакал сегодня, хватит. Ни единой слезинки, ни одного жалобного слова Протасов не дождется. Только скоро ли он отпустит? Мамы дома все равно нет. А что если Протасов потащит его за ухо к маме на работу?

Протасов ногой толкнул дверь, они оказались в коридоре. Костик увидел Борьку. Борька стоял у мусорного ведра и большим кухонным ножом чинил красный карандаш. Он услышал топот и оглянулся.

— Мамаша его дома? — спросил Протасов у Борьки и тряхнул Костика за ухо. — Позови.

Костик увидел, как Борька побледнел.

Раньше Костик только в книжках читал, что люди могут быстро и сильно бледнеть.

Сейчас увидел на самом деле, хотя света в коридоре было немного. Борькино лицо сделалось вдруг почти белым, а крупные веснушки на нем будто почернели.

Сперва Костик решил, что Борька очень испугался Протасова. Но тут же понял, что ничуть.

— Руки… — сказал Борька тихим и странным голосом.

— Что руки? — не понял Протасов.

— Убрать руки! — крикнул Борька с такой силой, что Протасов дернулся и отпустил Костика.

— И держите их при себе! — зло сказал Борька. — Нечего маленьких за уши хватать.

— Хулиган! — задохнулся Протасов. — Да я…

— Кто хулиган? — спросил Борька.

— Оба!

— Я не хулиган, — сказал Борька уже спокойно. — Что я, окна у вас бил или ваши дрова воровал? Или хлебные карточки из карманов таскал? А он? — Борька посмотрел на Костика. — Он что плохого вам сделал? Жить мешает, что ли? Не смейте его трогать. У него отец на фронте, не то что некоторые…

— А-га… — сказал Протасов и задом отошел к двери. — По-нятно. Вот, значит, как…

Он старался говорить зловеще, но было видно, что он и сам не знает, при чем тут «ага» и «понятно».

— Шпана, — произнес Протасов на прощание и скрылся за дверью.

Борька всадил нож в половицу.

— У, шкура, — сказал он. — Чего он к тебе прицепился?

— Не знаю. Я в войну играл рядом с его поленницей. Он к ней никого не подпускает.