Книга теней - Уэст Жаклин - Страница 13

К тому времени, как Олив подошла к дому, Мортон принялся кататься на калитке своего забора, изо всех сил стараясь каждый раз грохнуть ею погромче. Белая ночная рубашка развевалась у него за спиной, будто воздушный змей.

«Бам!» – гремела калитка. – «Бам!»

– Привет, Мортон, – сказала Олив, стараясь, чтобы голос звучал одновременно и дружелюбно, и безразлично. – Я пришла проверить, как у тебя дела. Я же обещала.

Мортон не поднял на нее глаз, только оттолкнулся от земли ногой и снова вместе с калиткой полетел вперед. «Бам!»

– Тут скучно, – сказал он, по-прежнему не глядя на Олив. «Бам!» – Никто не хочет выходить. Все боятся. Думают, что он смотрит. – «Бам!» – Но я не боюсь! – добавил Мортон громко.

– Нет, боишься, – пробормотала Олив себе под нос.

Мальчишка наконец поднял голову.

– Что?

– Ничего.

«Бам!» – добавила калитка.

– Я тебе кое-что принесла, – сказала Олив. – Подумала, тебе захочется во что-нибудь поиграть.

Мортон, не отвечая, снова прокатился туда-сюда на калитке. Ветер трепал его светлые волосы, вихрами торчащие в разные стороны.

– Смотри. – Олив протянула ему первый подарок. – Это такая таблетка, которая превращается в губку, если положить ее в теплую воду.

Мортон бросил взгляд на упаковку в руке у Олив.

– А дальше что?

– Не знаю. Дальше у тебя будет губка.

Мальчишка снова уныло понурил голову. Калитка поехала вперед менее энергично и стукнулась с вялым «тук».

Олив бросила упаковку на землю.

– Ну, ладно, тогда вот. Еще я принесла карандаши и раскраску. Она по сказкам братьев Гримм. Я там только половину картинок раскрасила.

Мортон поднял взгляд на раскраску. Потом посмотрел на пригоршню карандашей в руке Олив.

– Карандаши? – переспросил он медленно. – И все разных цветов?

– Ага, – подтвердила Олив и порадовалась, что Мортон, кажется, не заметил – большинство карандашей было сломано.

– Ну, да, это здорово, – неуверенно признал мальчик и спустил одну ногу на землю. Калитка закачалась туда-сюда.

– А еще, – продолжала Олив, – я вот что принесла. – Она положила карандаши с раскраской и вытащила из кармана маленький фонарик.

– Это что?

Она включила фонарик. Тонкий лучик света пронзил полутьму и пощекотал несколько домов вдалеке.

Мортон ахнул, соскользнул с калитки и на цыпочках подобрался поближе к девочке, разинув рот, словно у него на глазах случилось какое-то волшебство.

– Как он работает? – прошептал мальчик.

– Там внутри батарейка.

– Какая такая рейка? Деревянная что ли?

– Нет, бата рейка. Это… это такая маленькая штучка, от которой приборы работают, – сказала Олив, надеясь, что Мортон не станет больше задавать вопросов на эту тему. – Но ее хватает не навсегда. Так что не включай очень уж часто.

– Можно мне подержать? – спросил Мортон. Олив подала ему фонарь, и он повертел его, рисуя на низко висящем тумане завитки золотого света.

– Гляди, я солдат! – воскликнул он радостно, вытянувшись в струнку и держа фонарик так, что луч света упирался в небо, будто меч. – В атаку! – Пригнув голову и выставив фонарь вперед, мальчишка понесся на Олив, а та рассмеялась и отпрыгнула с его дороги.

Мортон резко остановился.

– А теперь угадай! – Он зажал фонарь обеими руками над головой и очень-очень медленно повернулся кругом.

– Ангел на карусели?

– Не-а. Маяк. – Мортон повертел фонарик одной рукой, оставляя в дымке сияющий след. – Я могу наши имена написать. Смотри. – Мортон направил фонарик на низкие темные облака и округло вывел буквы «М-О-Р-Т-О-Н» и «О-Л-И-В», которые растворялись так же быстро, как и появлялись в небе.

– Лучше выключи. Не трать батарейку зря.

В последний раз Мортон медленно обвел лучом света улицу; дома и лужайки замерцали пастельными цветами на дальнем конце узкого, яркого туннеля. Потом Олив научила его нажимать выключатель. Свет погас – и улица снова погрузилась в тишину и темноту – казалось, даже более глубокую, чем до этого.

Мортон вздохнул и посмотрел на спящий фонарик.

– Когда мне можно будет выйти? – спросил вдруг он тихо.

– В смысле?

– Я хочу домой.

– Но ты же сказал, что это твой дом.

– Я имею в виду, ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Это не то. Я хочу в свой НАСТОЯЩИЙ дом. Я же сказал: я лежал у себя в КРОВАТИ. Проснулся, а он как раз разговаривал с ТЕМ КОТОМ, и…

– Помню я, помню, – перебила Олив. – Но, Мортон, по-настоящему в том доме живет кто-то другой. Это дом миссис Нивенс. А не твой.

– Нивенс? – переспросил Мортон, поднимая на Олив удивленный взгляд.

– И вообще, ты сам не настоящий. Ты нарисованный .

На бледном круглом лице снова сгустились тучи.

– Неправда.

– Смотри. – Олив схватила мальчишку за тощее запястье и помахала его рукой в воздухе. – Краска. А теперь на мою руку посмотри. Видишь разницу?

Мортон упрямо затряс головой.

Еще не разжав пальцы, которыми держала его за запястье, Олив вдруг заметила кое-что еще – точнее, кое-чего не заметила.

– Мортон, у тебя пульса нет!

– А вот и ЕСТЬ! – Мальчишка даже подпрыгнул на месте, чтобы сердито топнуть обеими босыми ногами сразу.

– Ты из краски сделан! – не отступилась Олив. – Откуда у тебя вообще взяться крови, или там органам? Если даже сердца нет, то и пульса быть не может.

Мортон нахмурился. Потом повернул голову и наклонил к подмышке. Повернул в другую сторону и опять наклонил.

– Ты что делаешь? – спросила Олив.

– Пытаюсь сердце услышать.

– Ухом до своей груди нельзя дотянуться. Погоди. – Девочка опустилась на колени и прижалась ухом к его ребрам. Странно – но ребра там и вправду были , под этой мешковатой белой ночной сорочкой, точно такие, какие должны быть у настоящего тощего мальчишки. Но дыхания за ними не слышалось. И сердце там уж точно не билось.

– Сказала же, – подтвердила Олив. – Ничего не слышно.

Мортон сжал руки в кулаки.

– Я тебе не верю.

– Ну и ладно, – обиделась девочка. – Я тебе докажу. Давай прыгать? Когда устаешь, сердце же громко бьется, правильно? Так что давай попробуем.

Когда дети встали подальше друг от друга на влажной от росы траве, Олив скомандовала.

– Готов? Начали!

Они прыгали очень-очень долго. Девочка считала прыжки вслух, а очки на цепочке мерно постукивали по ее животу. Постепенно Олив задышала чаще и громче. Скоро ей сделалось очень тепло, несмотря на то, что воздух в этой картине был прохладный и сырой.

– Девяносто один, девяносто два…

– Ты десяток пропустила, – пискнул Мортон.

Олив его проигнорировала.

– Сто!

Перестав прыгать, Олив плюхнулась на траву. Мортон же остался стоять, уставившись на нее.

– Ну? – тяжело выдохнула она. – Ты слышишь свое сердце? Чувствуешь, как оно бьется?

Мальчишка замер и какое-то время стоял, не шелохнувшись. Потом повернулся и поднял лицо к небу, где не было звезд и все время висели одни и те же облака. Ответа Олив так и не дождалась.

– Ты вообще хоть немножко устал? – спросила девочка. – Пить хочешь? А есть? – Она перешла на шепот: – Мортон, а тебе вообще хоть когда-нибудь надо в туалет ?

Мортон медленно повернул к ней свое круглое, бледное лицо. Новые мысли пробежали по нему, будто трещина по скорлупе яйца.

– Мне кажется, ты врешь, – всхлипнул он задушенно. – Раньше я хотел есть…

Внезапно он опустился на траву и, посидев секунду, свернулся клубком. Откуда-то из середины клубка послышались тихие рыдания.

Олив подползла поближе и мягко положила руку туда, где, кажется, у мальчишки должна была находиться спина. Тот стряхнул ее ладонь.

И тут ей вспомнилось предостережение Горацио. Сколько времени она уже провела в этой картине? Никакого понятия. Здесь ничего не менялось, так что она никак не могла определить, много ли времени прошло или нет. Быть может, уже слишком поздно. Может, к тому времени, как она доберется до рамы, та не пропустит ее назад. Может, она вообще никакой рамы не сумеет отыскать!